Глаза князя были живы; в ужасе они смотрели на Генри, метались, стараясь увидеть хоть шанс, хоть полшанса освободиться - и не находили. Прикосновение Генри его заморозило так, что видно было, как под коркой льда лопается одежда и плоть под ней, и в этом холоде проявлялась вся ярость Генри.
- Жалкий, завистливый негодяй, - произнес Генри, пальцем чертя на бледном лбу противника крест. Тот тотчас почернел, налившись мертвой кровью, и Князь Полуночи замычал, понимая, куда клонит обозленный Генри. - Хотел возвыситься за мой счет? Потешался надо мной? Говоришь, слезы боли - это смешно? Нравилось отпускать по этому поводу шуточки? Нравилось издеваться над больным и беспомощным?
В глазах Князя Полуночи они и дрожали, эти самые слезы, что смешили его когда-то, мгновенно превращаясь в мелкие ледяные капли, настывающие на ресницах.
- Но мои шутки, пожалуй, будут смешнее, - грубо оборвал свою назидательную речь Генри и что есть сил щелкнул Князя в лоб, в черный крест.
С громким треском тот раскололся на мелкие кусочки и гладкими ледышками рассыпался к нашим ногам. Карла Генри небрежно щелкнул в затылок, зло и безжалостно, расколов и его на миллион кусков. Род несчастного графа прервался окончательно. Надо же так бесславно потерять свою жизнь!
- Однако, куда же вы направились? - этот насмешливый вопрос он адресовал демону, который, пользуясь тем, что Генри занят вампирами, рванул было удирать.
Но тот каменный рыцарь, что сторожил мой вход, не зевал; и, своим каменным мечом упираясь в грудь беглеца, он принудил его вернуться к ухмыляющемуся Генри.
Демон, подняв руки в знак того, что сдается, сделал несколько шагов обратно, глухо усмехаясь.
- Ого, - с уважением произнес он, рассматривая то, что осталось от вампиров, и этим словом выражая неподдельное восхищение мощью Генри.
- Ага, - многозначительно ответил Генри. - Вот что делают несколько глотков крови и полная свобода ото всех ваших инструментов, вживленных мне в тело и призванных меня сдерживать!
- Вы все-таки вышли на охоту, добродетельный Генри? - рассмеялся демон. - А как же совесть? Как же муки раскаяния? Я в вас их не вижу. Караете нас за подлость, а сами?..
- Это был добровольный дар! - возмущенно выкрикнула я. Демон снова усмехнулся, но грустно, насмехаясь, скорее, над собственной неудачливостью и проигрышем.
- Должен быть еще один, - тяжко проговорил Генри. - Я не вижу тут главного моего обидчика. Механика, что ломал мои крылья и ставил скобы. Выдайте его мне, и я обещаю, что смилуюсь над вами, и ваша смерть будет легка.
Демон расхохотался, всплеснул руками.
- Боюсь, вы не сможете выполнить свое опрометчиво данное мне сейчас обещание. Неужто вы не узнаете меня? - произнес он, и тонкими пальцами взялся за маску.
Казалось, у всех дыхание остановилось, да что дыхание - время замедлило свой бег, когда тонкая фарфоровая маска отделялась от лица того, кто заварил всю эту кашу.
Я услышала тонкий звук, словно о край фарфора скрежещет металл, а затем из-под головной повязки, расшитой древними символами, посыпались золотые, круто завитые кудряшки, из металлической глазницы глянул алый глаз.
И грозный демон, изящный, изысканно одетый, манерный, прекрасный и страшный одновременно, вмиг превратился в искалеченную, изуродованную девушку!
…Воображаю, как верещала бы обманутая принцесса, которая готова была целовать следы, оставленные ногами харизматичного и загадочного демона, обутыми в высокие узкие сапоги, так похожие на сапоги Тристана!
Издевательски улыбаясь, чуть склонив голову к плечу, она смотрела на нас, потрясенных ее внезапным появлением, и хриплый смех вырывался из ее механического горла.
- Офелия?! - изумленный, выкрикнул Генри, и его голос слился с голосом Тристана.
- Бесстыжая обманщица! - возмутилась я. - А так плакала, так просила помощи! Говорила - он мучает тебя! А я и поверила, дура! Хотела помочь!
Офелия лишь отрицательно качнула головой.
- Глупцы! - медленно произнесла она, отступая, но не из боязни, а чтобы мы получше рассмотрели ее. - Посмотрите-ка внимательнее!
Чем дальше отходила от нас Офелия, тем сильнее менялись ее черты. Целая половина лица становилась металлической, а металлическая - наоборот, живой. Но черты лица были мужскими, тонкими и нервными, и волосы черные, вместо золотых кудряшек. Заклепки пронзали его воспаленную кожу точно так же, как у Офелии, левая рука была механической.
И с каждым шагом он все больше и больше напоминал Генри того безумного, жестокого человека, что издевался над ним и покалечил его крылья, что склонялся над ним в моменты болезненного бреда и заглядывал в страдающие глаза, залитые слезами, наслаждаясь мучениями.
- Целый чемодан амулетов! - издевательски произнес демон. - Неужто не поняли, что это амулеты Офелии против меня? Это не просто защищаться - это держать меня глубоко внутри этого изломанного тела. Офелия всегда хотела от меня избавиться. Мечтала освободиться; она непокорная и очень… строптивая. Вы можете проклинать ее, - демон насмешливо бросил взгляд на Тристана, затем перевел его на Генри, - и даже можете желать ее убить, но вы, Генри, живы сейчас только потому, что она не дала мне вас убить. Знали бы вы, сколько раз я подносил нож к вашему горлу! Одно движение - и моя цель была бы достигнута! Но моя рука вдруг становилась рукой Офелии, и она в ненависти била и царапала мое лицо, мое тело… Отнимала у меня волю и раз за разом уходила прочь, оставляя вас искалеченным и бессильным - но живым…
Его лицо вдруг нервно задергалось, словно нервный тик его одолел, словно к его лицевым нервам подвели ток, и они сократили все мышцы разом.
- Неблагодарная, негодная девчонка, - страшным и ласковым голосом произнес он. - После всего того, что я сделал для нее! После того, через что я прошел!.. Магия надо мной сжалилась; она нас слила воедино. Теперь она и я - неотделимы. А она!.. Вы знаете, каково это - когда тебя предает твоя собственная рука, и лупит молотком по твоим же собственным пальцам?!
Он протянул к Генри трясущуюся живую руку, и я увидела, что у него на искалеченных пальцах все ногти слезли, суставы многие разбиты точными и безжалостными ударами молотка.
Однако, и Тристан в своей клетке сидел что-то слишком уж беспокойно. Кто знает, что он там рассмотрел, из своего заточения - демон стоял к нему спиной, чуть согнувшись, будто неведомая тяжесть давила на его плечи, и Тристан мог видеть разве что его затылок и согнутую спину.
Но на руке демона блеснуло кольцо, обычное украшение, какие носят щеголи, и Тристан выкрикнул, захлебнувшись собственным голосом, будто некто перерезал ему горло в один взмах:
- Вард?! То есть, нечисть, желающая столкнуть с трона короля и подговорившая невесту на побег - это, небо тебя разрази, малыш Вард?!
- Вы знакомы? - удивился Генри. Тристан с остервенением встряхнул решетку:
- Да, черт его дери! Да, да, да! Младший королевский сын, умудряющийся завидовать порченному королевскому бастарду! Надо было догадаться, куда ты пропал, кусок жалкого слезливого нытья!
- Еще один родственник, - подвел итог Генри. - Похоже, это очень семейное дело. Не понимаю, зачем было впутывать в это посторонних принцесс, да и вообще весь свет!
Глава 17. Фееричный финал
- Я любил Офелию!
Эти слова демон, средоточие всех бед и зла, выкрикнул с такой мукой, что скобы в крыле казались пущей безделицей.
А того, кого Тристан непочтительно называл малышом Вардом, ломало и корежило, потому что он думал о своей непокорной любви, и эти мысли причиняли ему невыносимую муку.
- Я не завидовал тебе, проклятый уродливый ублюдок! - прокричал Де`Вард, потрясая железным кулаком перед лицом Тристана. - Я всего лишь полюбил отвергнутую тобой женщину, Офелию! Одним небесам известно, что она нашла в тебе, но она не хотела даже думать обо мне! Она ходила по лезвию, она ошибалась - я ее защищал и помогал избежать беды…
