— Не перебивай и узнаешь! — Лич оскорбленно поправил свое тряпье на плече.
— Да. Существовало специальное народное собрание, которое устраивало конкурс среди этих детей. Тот, кто побеждал, еще дополнительно проверялся этим народным собранием. Если достоин — становишься во главе, а если нет — возвращается в тот лагерь или домой. В общем-то, домой никто никогда не возвращался…
— Почему? — робко встряла.
— Потому что, какими бы они особенными ни были, простой народ никогда не принимал обретших знание за своих, — отрезал лич, продолжая разглядывать Мару. — В общем-то, я считаю, что это был самый лучший исторический период нашей страны… Такой одаренный ребенок из числа обретших знание, что получал статус Ваалаярви, мог править честно и рассудительно, мог принимать правильные решения. Почему? Да, потому что знал, что стоит за душами людей. Такой Ваалаярви видел людей насквозь. Он видел убийц и лжецов, он видел добродетелей и честных. Народ жил по совести, потому что знал, если произойдет плохое — Ваалаярви сможет добиться справедливости. — Лич вновь замолчал, отвернувшись от мужчины. Теперь он уже прошелся к лежащему на полу Турцелу и Имельде, что так и не решилась подняться на ноги. — Народ обращался к Ваалаярви за помощью в разных делах. Например, родители приводили своего дитя и задавали вопрос, чему обучать их чадо или к чему тяготеет их ребенок. Обретший знание легко мог ответить, в каком деле человек реализует себя лучше всего, в какой профессии его душа раскроется полностью, в чем человек сможет стать успешным, а значит, и счастливым. Некоторые особенно одаренные даже умели видеть будущее. Народу такое нравилось…
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Лич взрыкнул, одобряя эту мысль.
— Это был хороший период, но он быстро закончился. Все хорошее всегда недолговечно. Вскоре появились те, кто решил, что настолько могущественные существа не могут стоять во главе обычных людей. Начались восстания, бунты. Простые и пустые мешки мяса возомнили, что такие знания и возможности не могут быть у кого-то, кого можно увидеть и пощупать. Слишком много чести для смертного. Условно — такие способности от Диавола и все обретшие знания просто манипулируют массами, наживаются на незнании обычных людей. И, конечно же, в такое поверили. В государстве Ваалар произошел переворот, к власти пришел чванливый жадный ублюдок и обретших знания повсеместно начали истреблять. На них навесили ярлык врага народа и Ваалаярви в частности. Люди всегда стараются уничтожить то, что не понимают, — Ауш дотронулся своей груди. Под костлявыми пальцами на пергаментной коже можно было различить пятно, которое скорее всего являлось шрамом, но полученным не при жизни. Имельда взглянула на это существо по-другому. Его пытались убить? Он жил в уединении много лет, может даже десятилетий. И что-то девушка не слышала среди некромантов историй о личе, проживающем в долине Пагибинья. Если о самой долине ходило много слухов и сказок, то вот о таком колоритном персонаже — ни единого слова. Значит, он никак не влиял на внешний мир. Ему было плевать на живых. Единственные, с кем он контактировал и за счет чего продолжал существовать — жители местных деревень. Да и то… что-то подсказывало Имельде, что они знали о хозяине этих мест. Иначе, давно бы уже покинули долину. Но деревни жили даже в относительном спокойствии. Им не докучали ни нежить, ни нечисть. Возможно, именно этот старый лич стал своеобразным учителем для того некроманта, что погиб по не счастливому стечению обстоятельств.
Имельду озарила неожиданная мысль. Скорее всего, некромант утаил свое заражение именно потому, что торопился к своему, как он думал, спасителю. Некромант думал, что лич сумеет избавить от заразы своего протеже, но не успел совсем немного… Понимая, что не успевает добраться до своего единственного шанса, некромант пытался заточить себя в обратную печать, тем самым защитив свою деревню, но, опять же, опоздал лишь на чуть-чуть…
Эти догадки озарили девушку, и она окончательно перестала рассматривать стоящего перед ней, возможно, самого опасного представителя нежити, как страшного монстра. Он всего лишь хотел постигать новые знания и хотел покоя для себя, но заявился Турцел.
— Я вас понимаю, — произнесла девушка тихо. Лич не отреагировал, продолжив свой рассказ. Имельда, несмотря на то, что Ауш Тулгур грубо отрезал ее от своего сознания, все же уловила нотки довольствия. Полуистлевшему мертвецу было в радость иметь диалог, ведь здесь возможность поговорить случалась очень редко.
— Понимает она… — вроде как хмыкнул, — Что ты можешь понимать, маленькая сочная курочка? Барахтаешься в том потоке Знания, как неопытный головастик. Нырнула и пытаешься плыть против течения бурной горной реки. Тебя швыряет о камни, топит, захлестывает, а ты все прешь и прешь против течения, против природы, пытаешься бороться. Все равно, что разбить соломкой камень, — ворчал Ауш Тулгур и его глаза недовольно мерцали во мраке избушки. — Думаешь, жизнь кидает тебя в свои смертельные жернова, чтобы испытать? Идиотка. Ты сама туда лезешь, не желая принимать свои способности! Прекрати плыть против реки, развернись уже и поймай течение. Пойми, наконец, что от себя невозможно уйти. Ты — часть этого мира, прими это, или жернова Судьбы сотрут тебя в порошок. Чем больше ты противишься, тем сильнее швыряет. Неужели не заметила, что чем дальше, тем сильнее травмы? Чем дольше ты сопротивляешься зову природы, тем яростнее она пытается избавиться от такой вредной песчинки? Прекращай страдать попусту и прими себя уже, наконец. Даже мне тошно находиться рядом с тобой, а каково Сути? Глупая, глупая курочка… Твой второй бутон уже распустился, и время его цветения подходит к концу. Вскоре зацветет третий бутон… Помнишь, что становится с Мельдусом, когда его цветение завершается? — странно проговаривая слоги, лич вроде даже улыбался. Сложно было не уловить ту метафоричную аллегорию, что пытался донести до нее вековой пережиток истории. — Цветочек погибает.
— Это мы еще посмотрим, — хмуро пробурчала некромантка. Она поднялась на ноги, поняв, что больше лич ничего ей не поведает. Но и того, что он рассказал, было более, чем достаточно. — Как бы вы ни были обижены на Турцела, но он мне нужен.
Лич недовольно задергался, заходил вокруг бессознательного мужичка.
— Не обсуждается! Убирайся ты и твой войн! — Мару отмер и свалился на колени, жадно задышав, — А этот ходячий отстойник останется со мной! — гневно щелкали челюсти.
— Он убил мою курочку! У него не было на это прав! Жалкий смертный мешок с костями!
— Вы запросто могли остановить его, но не сделали этого. Смерть вашей курицы — ваша собственная вина, — Имельда вытащила оба кинжала из-за пояса.
— Смеешь в моем доме обнажать против меня это гадкое подобие ритуального инструмента!? — взревел лич, преображаясь. Подавшись вперед он широко разинул свою пасть, взревел на грани ультразвука. Зеленый клубок света вспыхнул с утроенной силой, а мрак вокруг, наоборот, сгустился до состояния шевелящегося тумана. Глаза Ауша Тулгура пылали праведным гневом и яростью, но как же он удивился, когда глаза девушки тоже вспыхнули яростным синим светом, и она кинулась прямо на него, не используя ничего из обширного арсенала некроманта.
Еще никто так не делал. Никто из тех глупцов, что пытались уничтожить его за всю его долгую жизнь. В него летало множество самых разных заклинаний, мистерий, сил и оружия. Он повидал столько разных склянок с разными жидкостями, которые выпивали его противники перед нападением, что впору было купаться в этих склянках. Он собрал уже обширную коллекцию самого разного оружия и даже отдельную коллекцию некромантских кинжалов, но никогда на него не кидались в обычном физическом рывке, чтобы сбить с ног. Имельда придавила опешившую нежить к полу и занесла кинжал. Зеленным бликом сверкнуло лезвие чужого ритуального оружия, и Имельда вогнала его по самую рукоять в прогнившие доски, пригвоздив лохмотья лича к полу. С другой стороны к полу девушка придавила дневник в зеленой обложке, с золотым корешком…
