Это был тяжелый, мутный и жестокий клубок бреда, который нельзя было разделить на какой-то связный сюжет. Олег лез по груде развалин, перебираясь через покореженные прутья арматуры, обломки блоков и груды битого стекла. Сильные порывы ветра несли клочья бумаги и пыль. То тут, то там раздавалось сдавленное вымученное собачье скуление. Слыша его, Олег бросался из стороны в сторону, пытался своротить какие-то плиты. «Где же ты, где ты?» — почти беззвучно шевелились его губы. — «Я найду тебя!»
— Не надо, Олег! Остановись!
Олег в отчаянии завертелся на месте, пытаясь разобраться, где находится источник голоса.
— Не ищи собаку, Олег. Успокойся.
Кажется, сквозь мутную завесу он разглядел меня.
— Ты кто? — пробормотал он.
— Это я, Катя. Ты не узнаешь меня?
— Узнаю, — решительно сказал он. — Где ты? Зачем ты ушла туда? Вернись, не надо нас так пугать…
— Олег, я не могу вернуться сейчас. Ты подожди. Я придумаю что-нибудь. И я вернусь.
— Катюша, ты жива? — Олег протянул ко мне руку. — Тогда иди сюда!
— Если бы я могла! Я еще вернусь. Я люблю тебя. Я вернусь…
— Катеринка!!.. — сон исчез. Олег с криком подскочил на кровати, тряхнул головой и потер лицо руками. — Боже мой, ну и приснится же…
Отворилась дверь и вошел брат. Он тоже был грязный и запыленный, руки исцарапаны.
— Что за вопли? — устало спросил он и опустился на постель, в изнеможении вытянув ноги.
— Ну что, разгребли? — вместо ответа спросил Олег.
— Куда там, там работы на полгода. Мне, конечно, не зайти было слишком далеко, но и так понятно, что это было нечто грандиозное, — вздохнул Юрий.
— Ты о главном давай, — оборвал его Олег.
— Да нет там никого, ни души. Пусто. Ни живых, ни мертвых.
— Мне сейчас приснилось… — Олег замялся.
— Ничего путного тебе не могло присниться, — отрезал Юрий. — Лучше оставь свой сон при себе. А еще лучше — забудь.
— Она сказала, что жива и вернется.
— Кто? — уточнил Юрка.
— У нее было другое лицо и длинные светлые волосы. Но это была она. Это была она, и она сказала, что вернется.
— Старик, не мотай мне нервы! — попросил Юра. — Лицо, волосы… Сон — он и есть сон.
Олег хотел еще что-то объяснить, но лицо его скривилось, и он отвернулся. Юра вздохнул:
— Надо возвращаться домой. Здесь нам больше нечего делать. Мы не можем жить на развалинах. Это никому не нужно. Дома нас ждут дела… Ты слышишь, что я тебе говорю? Свои чудесные сны ты сможешь смотреть в любом месте…
Олег медленно повернулся. На его лице играла презрительная улыбка.
Юрка опешил:
— Олежка, ты что?
— Ничего. Мой суровый серьезный босс не велит мне говорить глупости?.. Если даже с другом я не могу побыть самим собой, на кой черт мне вообще иметь с ним дело?!
— Извини, Олег. Я не прав… Но все же, — Юрка звонко шлепнул Олега по спине, — давай собираться домой.
Медленно и нехотя Олег поднялся на ноги…
— …В чем дело? Господи, что опять случилось?.. — я услышала сквозь сон чужой взволнованный голос.
Открыв глаза, я увидела Одера и Фелима. Побросав на полу сумки, они склонились над моим креслом.
— В чем дело? — удивилась я.
— Как это, в чем? — возмутился Одер. — Ты спишь и плачешь!
Я провела ладонью по своей щеке. Действительно, лицо все в слезах.
— Чья это чашка, и что это такое? — поинтересовался Фелим, указывая на браслет.
Это моя чашка и моя вещь. И я не хочу больше слышать ваших расспросов! — я повысила голос. Муж и брат переглянулись, и Одер примирительно сказал:
— Молчим.
— Вот и молчите.
Я встала и пошла наверх, на ходу вытирая слезы. Меня взбесили не столько их вполне резонные расспросы, сколько то, что из-за них мне пришлось покинуть Юру и Олега. Если бы можно было, я держала бы контакт столько, сколько оказалось возможно. Идя по коридору, я слышала сзади шаги Одера. Он, словно конвоир, не решался обогнать и шел за мной до самой спальни.
— Как прошла тренировка? — окликнула я его.
— Нормально. А как ты? — Одер пробовал быть равнодушным.
— И я нормально.
Господи, действительно, лучше убежать куда-нибудь из этого плена. Ничем не провинился передо мной этот парень. Я знала, что он хороший человек. Но мне он был совершенно не нужен, вместе с его любовью и жалостью. Не нужен и этот дом, и все, кто в нем живет. Я сама себе не нужна, если не найду выхода.
Валерий был прав: Рай разрушен. Юрка с Олегом ничего не нашли в его обломках. Хотя и непонятно, что они надеялись найти там? Они же знали, где зарыты останки рыжего спаниэля… Конечно, Олег скоро перестанет грустить по поводу своего чудесного многообещающего сна. И вообще, сколько способен человек грустить в разлуке? Как долго он будет избавляться от боли? Как скоро воспоминания о потере перейдут в разряд светлой ностальгии? Наверное, быстро. Но при условии, что потеря не восполнима и в принципе безвозвратна. Ну а если остается пусть даже теоретическая возможность вернуть того, с кем был разлучен, тоска и боль ни за что не ослабевают, а крепнут и становятся злее, делая вслед за собой злее и самого человека. Я поняла, что именно это и стало происходить со мной.
Если бы у Кати Орешиной были десятки аналогов, если бы не существовало Рая и Валерия, если бы Мариэла никогда не ощутила в себе другую женщину, то и прежняя жизнь, и Олег Середа, и Юрий Орешин стали бы подспудными, грустными и светлыми эпизодами снов. И никогда не появилось бы у Мариэлы безумной цели — вернуться.
Но я-то знаю, что вернуться назад можно! Если не хочет этого сделать Извеков, я смогу сама. Нужно только сделать все правильно. А поскольку все это возможно, нетерпение совершенно законным образом начало глодать меня. И вряд ли кому-нибудь будет под силу удержать меня.
— Мариэла, откуда у тебя этот браслет?
— Это мой браслет. Мой. И не начинай все сначала!
Одер в раздражении с размаху швырнул сумку на постель.
— В чем дело? Что это за фокусы, Мари?
— Неужели ты ревнуешь?
Лицо Одера вспыхнуло:
— Если бы могла увидеть себя со стороны, ты не спрашивала бы меня об этом!
— А что было бы, если бы я могла себя увидеть?
— Ты поняла бы, что ты стала совершенно другим человеком.
— Да, Одер, я — другой человек. И мне совершенно все равно, как ты на это посмотришь.
Стадион бурлил в предвкушении скорого начала гонки. Небо над трассой было еще затянуто тучами но дождь перестал с час назад, и покрытие осталось лишь чуть влажным. Я сидела на своем обычном месте, у открытой смотровой площадки и наблюдала, как техники возятся с жучком Одера. Что-то вышло из строя в последний момент, поэтому они очень спешили и были крайне озабочены. Одер уже скрылся в раздевалке. Времени на подготовку оставалось в обрез.
