– Я вижу, все уже в сборе, ждали старика комиссара?
– Кокетничаете? – неожиданно игриво спросила Николь.
– Самую малость, – засмеялся Эрик Катлер, – рассказывайте, что у вас тут приключилось? Или мы собрались отметить прибытие госпожи Нуар?
– Пока это событие – главное, – важно произнесла я, – но боюсь, что сопутствующие происшествия заставят нас серьезно подумать, да и поработать.
– Что-то вы, коллега, сегодня витиевато изъясняетесь, – усмехнулся комиссар, устраиваясь в свободном кресле у моего стола, – так что тут у вас все же происходит?
– Давайте я вам все расскажу, – предложила Николь.
Это было очень кстати. Пока Николь коротко, но точно описывала комиссару Катлеру события от момента появления рукописи и до нашего визита к пану Райновски, я продолжила размышления.
У меня, как мне казалось, несколько минут назад мелькнула какая-то дельная мысль, и я пыталась к ней вернуться.
– Послушай, а когда профессор Краузе обратился к тебе? Сегодня ведь? Так? – уточнила я у Дэвида, едва Николь закончила свой рассказ.
– Ну, да. Если бы это было вчера, ты бы уже об этом знала.
– Ты думаешь, что это как-то связано с рукописью? – высказала догадку Николь.
– Очень сложно не заметить совпадение по времени этих двух фактов. Но я не думаю, что проблема профессора связана с событиями, описанными неизвестным автором.
– Узнать, насколько справедливы твои рассуждения, ты сможешь очень просто и очень скоро. Думаю, тебе стоит позвонить доктору Краузе прямо сейчас, – заметил Дэвид.
Мы еще около часа разговаривали, шутили, вспоминали наши прошлые встречи и даже выпили по паре чашечек кофе.
Но был вечер, поэтому ничего важного, связанного с запутанной историей, о которой я тут пытаюсь рассказать, сказано больше в этот день не было.
Комиссару удалось уговорить Николь именно этот вечер провести у них с Инесс. А мы с Дэвидом отправились домой, предварительно позвонив профессору и договорившись о встрече следующим утром.
Николь. В гостях у Катлеров
Убедившись, что адрес верен, я отпустила такси. На мой звонок откликнулась собака. Ее густой бас огласил окрестности, и все вокруг были оповещены о прибытии столь важной персоны. Псу вторил тяжелый скрежет, явно исходящий от металлической цепи. Наконец послышались шаги, и тявканье сменилось повизгиванием.
– Спокойно, Боб, это свои, – донеслось из-за ограды. Боб умолк.
Калитка отворилась, и Инесс сказала:
– Проходите и не бойтесь, Боб боится больше вашего.
Она держала пса за ошейник. Боб взглянул на меня исподлобья и красноречиво облизнулся.
– Перестань! – скомандовала Инесс, и Боб сделал вид, что ничего не произошло.
Дождавшись, когда я сделала несколько шагов по тропинке, ведущей к входу в дом, Инесс отпустила собаку. Боб благодарно тявкнул и поплелся по направлению к будке, волоча за собой тяжелую цепь.
Я прошла в гостиную и уставилась на огромный стол, за которым свободно могла разместиться дюжина обедающих. Он был полностью заставлен яствами, если не брать в расчет три пустые тарелки, поджидающие едоков. Огромному ананасу, украшающему геометрический центр стола, упасть было некуда.
– Я должна извиниться. Эрик стал таким рассеянным последнее время, – сказала Инесс, заметив мое оцепенение. – Сообщил о вашем приходе лишь полчаса назад. У меня не было времени приготовить настоящий обед.
– Ну что вы, Инесс, вы явно преувеличиваете, – сказала я и чуть не добавила, что это не имеет значения, но вовремя схватила себя за язык. Большую бестактность по отношению к Инесс придумать было сложно.
– Эрик еще на работе, но будет с минуты на минуту.
В подтверждение ее слов с улицы донесся шум мотора, хлопанье дверцы и радостные взвизги Боба.
– Добрый вечер, Николь! Надеюсь, не заставил себя долго ждать, – приветствовал меня комиссар и, чмокнув Инесс, водрузил возле ананаса пузатую бутыль, которую принес с собой. – Черносмородиновый ликер, любимое пойло Эркюля Пуаро.
Утка с яблоками была превосходной, да простит меня свекровь. Я забыла про диету, зато вспомнила рекомендацию даже при самой жесткой диете устраивать себе денечки, когда можно есть все. Правда, при этом вряд ли стоит обедать у Инесс…
Комиссар Катлер развлекал меня разговором о политике.
– Ваш афроамериканский президент не чужд социалистических идей, но надеюсь, что раньше настанет конец света, чем в Америке победит социализм. За кого вы голосовали, Николь?
– Раньше я голосовала за того, за кого голосовал Генри Тамон. А теперь я прислушиваюсь к мнению Максимилиана. Я не очень разбираюсь в политике.
– А как же кризис? Вы заметили его?
– Конечно. Не успели мы купить дом, как цены на недвижимость резко поползли вниз. Впрочем, подобное происходит со мной постоянно. Поэтому я не играю на бирже.
– Боитесь, что из-за вас рухнут акции выбранной вами фирмы?
– Хуже. Ведь я бы вложилась в индекс, а значит, рухнула бы вся биржа.
– Да… Уж лучше воздержитесь.
– Увы, мой редкий финансовый дар пропадает втуне.
– Извиняюсь?
– Я бы вполне могла преуспевать в качестве финансового советника. Спросите у меня и сделайте наоборот!
– Вы преувеличиваете, ни за что не поверю! – вмешалась Инесс.
– Пример с домом – лучшее доказательство.
– А как же Максимилиан?
– Он послушался меня. Я забыла его предупредить.
– Это ужасно, – притворно сказал Эрик. – Неужели весь этот кризис с недвижимостью из-за вас?
За шутливой беседой мы добрались до ананаса. Я не забывала хвалить все, что побывало в моей тарелке, и вполне искренне. Лишь калифорнийский салат показался мне чуть пересоленным. Ананас оказался бесподобным. Я не сомневалась, что он появился на столе из-за меня – ведь в Сент-Ривере это вполне заурядный фрукт.
Покончив с ананасом, мы с комиссаром перешли на веранду, а Инесс занялась кофе.
– Вы уже прочитали рукопись? – спросила я.
– Что вы, дорогая. Такая запарка. Мой помощник сейчас в Штатах на переподготовке, так что дел невпроворот.
– Мне кажется, что она может пролить свет на дело об исчезновении Вольфганга Шмида.
– Простите?
– Пенсионер, пропавший в Тотридже…
– Ах да. Но ведь полнейшая загадка – кто ее написал, зачем и как она оказалась у Мэриэл Адамс.
– Конечно. И нам бы хотелось прояснить эти вопросы. Но для начала нам бы хотелось понять, что в ней правда, а что – выдумка. То, что в ней есть выдумка, мы уже знаем. Взять дело профессора Краузе…
