— Не прибедняйтесь, не люблю, — посерьезнев, сказал Октябрьский, — особист штурмового и не просто штурмового, а знаменитого шестого штурмового, фронтового подчинения батальона. Да в этом городишке выше вас никого и нету, несмотря на то, что комендант как-то пару раз побывал в Ставке год назад, да успел там меня увидеть…
— А он и в самом деле вас там видел? — улыбнулся польщенный признанием не столько своих, сколько батальонных заслуг, Мишин.
— Да, наверное, видел, — пожал плечами Октябрьский. — Главное, что я его запомнил как-то. Вы себе не представляете, сколько народу разного в Ставке толчется, особенно, когда только-только планируется или уже заканчивается наступление. Жуть…
Капитан Мишин сделал хитрое лицо, сочувственно кивая в такт словам Октябрьского.
— Но — раз с городом мы разобрались, то надо бы разобраться с людьми. Надеюсь, вы не в обиде, что уже третий день держу вас исключительно при себе?
— Какие могут быть обиды? — удивился Мишин. — Хотя, честно говоря, после вас придется кучу накопившихся дел разгребать.
— А я вам кое в чем жизнь облегчу, — подмигнул Октябрьский. — Во-первых, все материалы по «Мартышке» и окружающим её лицам я заберу с собой. Всё. Не было такого никогда, да и быть не могло, мы же трезвомыслящие люди, да и материалисты к тому же, что бы утверждать обратное. Кто у нас, кроме присутствующих, в этом деле поучаствовал? И где они сейчас?
— Рядовой Пельман. Походит службу в батальоне. Но — он лишь видел «Мартышку» и немного переводил её общение с нашими героями… — Мишин кивнул в угол комнаты, где изнывали от безделья Пан и Успенский.
Ну, еще бы не изнывать! День солдата расписан по минутам, и если сейчас их батальон после возвращения с блокирования негритянских кварталов, приводил себя в порядок, чистил оружие и технику, отбывал в наряды и писал отчеты о «проделанной работе», то старший сержант со своим боевым товарищем после завтрака полегоньку начали лезть на стены в поисках продуктивного и интересного занятия.
— Можно вычеркивать? — прищурив глаз на капитана, спросил Октябрьский.
— Ну, это, смотря в каком смысле вы употребляете этот термин, товарищ Егор Алексеевич, — смутился капитан.
— А вы — только в одном-единственном? — засмеялся Октябрьский. — Пусть себе живет и служит этот ваш знаменитый Пельмень. И даже особого пригляда за ним не нужно, можете записать для будущих комиссий, я подпишу. А вот где сейчас тот врач, что брал анализы у задержанных и у «Мартышки»?
— Самсонов, лейтенант медицинской службы, — подсказал Мишин. — Трагически погиб вчера…
— Уже? — с непонятным весельем спросил Октябрьский.
— Да я тут совсем ни при чем, — возмутился Мишин. — Так получилось, что он в командировку прособирался почти полсуток, а когда уехал — самые беспорядки в городе и начались. Вообщем, их остановили какие-то хулиганы возле студенческого квартала. Доктор-то решил, что он врач, ничего ему не грозит, а те сволочи в наших знаках различия ничего не понимали, вот и досталось ему. Хорошо хоть пристрелили потом. Не бросили всего переломанного.
— Так, товарищ капитан, — посерьезнел Октябрьский. — Срочно, то есть, прямо сейчас, всех свидетелей, очевидцев, а хорошо бы еще и самих преступников — задержать. Провести тщательную работу по опознанию тела.
— Да нет, товарищ Октябрьский, — сообразил Мишин. — Там чистое дело, просто не в то время и не в том месте оказался. Мне докладывали…
— Вот и пройдитесь еще разок по этому делу, — мягко посоветовал вместо того, что бы просто потребовать исполнять приказ, Октябрьский. — Убедительная просьба, выясните, не допрашивали ли врача перед смертью, и точно ли его тело нашли. Это два пункта хотелось бы мне знать еще до нашего вылета.
— Слушаюсь!
— Давайте дальше по персоналиям, — вернулся к теме Егор Алексеевич.
— Те, кто работал с «Мартышкой» в тюрьме, убиты, — напомнил Мишин. — Остается только Воробьев, но его вы сами знаете, кажется, тут вопросов не возникает.
— Не возникнет, если я удостоверюсь, что смерть доктора была случайной, — жестко сказал Октярьский. — В противном случае, будем решать с безопасностью Воробьева, а не с сохранением тайны.
Мишин, наверное, покраснел бы сейчас, если бы давным-давно не избавился от этой вредной привычки. Все-таки полномочный московский гость нашел местечко, куда тыкнуть капитана носом, как нашкодившего щенка. И в самом деле Октябрьский прав. Если до истории с «Мартышкой» смерть доктора Самсонова легко списывалась на городские беспорядки, то после лично им проведенного забора крови у задержанной, да к тому же пусть короткого и одностороннего, но общения с ней… да, теперь просто необходимо выяснять все подробности до мельчайших деталей. А вдруг Егор Алексеевич прав, и у доктора пытались что-то узнать перед смертью? Не зря же его били так долго, если судить по словам обнаруживших труп патрульных. Значит, номер первый в плане мероприятий: разговор с патрульными, выяснение с кем ехал доктор, может быть, шофер или сопровождающий жив… ну, и так далее. И срочно. Московский гость готов к отлету, как только появится техническая возможность поднять в небо самолет.
— Разрешите прямо сейчас заняться? — спросил капитан.
— Занимайтесь, — согласился Октябрьский. — Кстати, думаю, что уже и в своем кабинете. Надеюсь, там порядок навели?
— Доложили, что навели, только думаю — свалили обратно в сейф все бумаги и опечатали личной печатью коменданта, — вздохнул Мишин. — Вряд ли кто рискнул в них заглядывать…
— И этот «вряд ли кто» правильно сделал, — засмеялся Егор Алексеевич. — Я бы вот тоже не стал в них заглядывать, ничего там нет интересного для простых людей, а не простым и своих дел хватает. Так что, берите в помощь лейтенанта Прошина и действуйте, все равно список у нас завершился, остаются вот эти, умирающие от скуки, штурмовики…
Октябрьский кивнул в сторону окна, где на свободном столе Пан начищал под чутким руководством Марты её личный вальтер. Успенский при этом просто присутствовал, с равнодушно-мечтательным видом уставившись в окно. Германское оружие не было ему в диковинку, как Пану. Успел насмотреться…
Капитан Мишин, видимо, чувствуя ответственность за солдат своего батальона, вопросительно глянул на Октябрьского.
— А что с ними прикажете делать? — развел руками Егор Алексеевич. — Всё знают, всё видели, кучу всего слышали, о чем простым людям не только слышать, а знать не положено, что такие вещи существуют…
Попривыкший уже к простым, быстрым и военным решениям большинства вопросов московским гостем, капитан Мишин невольно напрягся. Хотя теперь подозревать Октябрьского в кровожадности у него не было причин, но иной раз в голосе полномочного представителя слышались звуки ледяного колымского ветра. Ведь и в тех лагерях, наверняка, нужны охранники. Да и мало ли еще «медвежьих углов» на карте России, где человек годами живет, не видя никого, кроме своих, надоевших до очертенения, соседей.
