вечно. Всему есть конец!
– Не переживай. Все разрешится само собой, – спокойно ответил Уильям. – Я как раз собирался написать тебе прощальное письмо.
– Что? – опешила Мари.
Эллиот громко захохотал.
– Поступаешь благородно. Настоящий джентльмен. Наворошил дел, а теперь бежишь, как последний трус, – выплюнул он и устало опустился на переднюю парту. Та скрипнула под весом парня.
Я не бегу, я ухожу из университета, но остаюсь в Вэйланде. Нам лучше не видеться, пока все не закончится. – Уильям с тоской смотрел на Мари, и ей казалось, что это повторялось уже десятки раз. Он знает больше, чем говорит, но если он скажет, станет лишь хуже.
– Уильям, гибнут люди, – прошептала Мари.
– Мы не можем им помочь, Мелисса, – ответил он и тут же поморщился.
– Интересная оговорка. Но мы не в спектакле играем. – Эллиот тут же встал, словно его настигло озарение. – А твое имя настоящее?
– У меня было много имен, но тебя они не касаются. – Уильям попытался выйти, а Эллиот ухватил его за плечо.
– Мы не договорили.
– Я так не думаю!
Мари не могла дышать. Мелисса… Мелисса… Она уже слышала это имя. Давно, очень давно. Еще до рождения.
– Ноэль, – вдруг прошептала она, и Уильям замер.
Его глаза широко раскрылись, а Мари продолжала:
– Ты сделал выбор, Ноэль! На твоих руках кровь. Не только ее, но и моя… Все изменилось. И больше не будет, как прежде.
– Этого не было в спектакле. – От неожиданности Эллиот отпустил Уильяма, будто почувствовал себя лишним.
– Это было в жизни, – с горечью ответила Мари.
Она не помнила, но знала. Ноэль причинил ей не просто боль – он уничтожил Мари.
Она развернулась, чтобы выйти, и вдруг застыла. Возле лестницы стояла Айви, и, судя по бледному лицу, она слышала достаточно. Позади нее неуверенно топталась Дейзи и мяла подол платья.
– Айви… – Мари подняла руки, словно защищалась. – Я…
– Можешь объяснить? – Айви всхлипнула. – Я думала, между нами не осталось секретов, но самый страшный ты приберегла напоследок?
Наверху вдруг заорали в микрофон:
– А следующая песня посвящается лучшим подругам, Мари и Айви! – И группа заиграла уже ставшую классикой «All I want For Christmas is You».
Медленное, берущее за душу начало перешло в зажигательную песню, так не подходящую ситуации.
Лучшим подругам… Слова резали по живому.
Я ведь говорила тебе, что люблю Уильяма. Или ты из принципа ищешь парней, с которыми у меня были отношения? Я же и с Эллиотом встречалась, пусть и недолго, – хмыкнула Айви и вытерла слезы, размазывая тушь.
– Не стоило идти за ней, – пробубнила Дейзи, видимо, сама не понимая, то ли она пытается разрядить обстановку, то ли усугубить. Айви даже не обратила на нее внимания.
Между нами ничего не было! – Мари почти умоляла.
Вокруг завертелись картины, потолок и пол поменялись местами, ноги не слушались. Айви стала для нее самым близким человеком. Единственной, кому она смогла довериться. Кто принял ее такой, какая она есть. И теперь Мари теряла то важное, что у нее когда-либо было, – дружбу.
– Это все сложно, Айви. Я бы никогда не встала между вами, но меня тянет к нему из-за какого-то чертового проклятья. И я не знаю, как и почему оказалась…
Мари, хватит твоих сказок! – закричала Айви. – Я ненавижу тебя, предательница. – Она развернулась и побежала прочь по коридору, но вдруг остановилась. – Я съезжаю из комнаты. Каникулы проведу у подруги в городе, а потом переговорю с вице-канцлером о переселении. Я больше не могу быть твоим куратором.
Мари лишь смотрела, как блеск серебристых пайеток удаляется, затухает с каждым шагом Айви. Чувство потери осело на кожу Мари. Казалось, она стала липкой, противной, хотелось расцарапать кожу до крови, чтобы избавиться от наваждения.
Мари было ринулась вслед за Айви, но остановилась. Поняла, что поздно бежать. Не сейчас, когда их обеих переполняло разочарование. Мари обессиленно села прямо на пол. Ноги заныли от ужасных шпилек, не привыкшие, чтобы над ними так издевались. Она хотела стащить их, но пальцы не слушались, чтобы расстегнуть застежки. Мари бессильно зарычала. Словно в тумане, она заметила, как возле нее замерли две фигуры. Увидела протянутую руку:
– Мари, мне очень жаль.
Она подняла затуманенный от боли взгляд на Уильяма и внезапно прозрела. С яростью оттолкнула его ладонь:
– Это ты виноват! Ты играл чувствами Айви, давал ложную надежду. Но только тебе она была безразлична с самого начала, а мне – нет. Ты этого и добивался, чтобы держать меня подальше.
– Я пойду на все, чтобы спасти тебя, Мари. – Уильям равнодушно пожал плечами и убрал руки в карманы брюк. – Даже если ради этого придется разбить кому-то сердце.
Вьющиеся темно-каштановые волосы упали на лоб. Под глазами залегли тени.
– Хватит благородных речей. – Мари усмехнулась и схватилась за руку Эллиота, который стоял по другую сторону. В синих глазах Уильяма искрой промелькнула боль.
С помощью Эллиота Мари встала. Ноги онемели и не слушались. И вся она была словно разбитая ваза.
– Ты сделала выбор, – прошептал Уильям и шагнул назад. – Это к лучшему, да, все так и должно быть.
– Выбор? Тебя лишь волнует, с кем я останусь, когда в Вэйланде убивают невинных? – вскричала Мари и замахнулась, но Эллиот перехватил ее руку:
– Не надо. Он не стоит того. И он все еще профессор.
Мари зажмурилась на мгновение. Когда открыла глаза, то взглянула на Эллиота и Дейзи. Та выглядела как увядшая роза, и Мари даже не хотела думать, как выглядела сама.
– Уведи меня, – прошептала она.
Эллиот кивнул и подхватил ее за талию. Они медленно пошли прочь, но Мари неожиданно замедлилась и обернулась на Уильяма. От сердца будто отрывали половину.
– Я больше не намерена барахтаться в болоте лжи и неизвестности, Уильям. И когда я узнаю правду, обещаю, ты заплатишь за все.
Тот лишь горько улыбнулся:
– Когда ты узнаешь правду, то поймешь, что уже отомстила.
Мари отвернулась и прижалась к Эллиоту, хотя в душе она плакала кровавыми слезами. Боль обращалась в стихи, которые беззвучно звенели внутри.
Пустая душа не плачет, не стонет,
Она знает – крики не лечат боль.
От предательства слез уже не уронит,
И к виску произвольно приставит кольт.
Мир больше не наш, он расколот,
Над дружбой теперь занесен чертов молот…
Никогда, ни за что не видать прощения,
Лучше сдохнуть, чем обмануться вновь.
Ничего не стоят слова огорчения,
Ничего не значит список звонков.
Отвернись, не смотри, как несчастный ребенок,
Мы уже выцветаем