только, что он был другом, с которым Говард подружился в Лондоне – интересный человек, который много путешествовал, особенно по Америке. Говард был одинок после смерти своей матери, и поскольку мистер Лоулер был примерно его возраста, они подружились и путешествовали вместе.
– Возможно, молодой англичанин?
– Я больше ничего не знаю, кроме того, что он служил в английской армии – в Королевском Сассекском полку, но был вынужден отказаться от своей службы из-за обвинений в мошенничестве в картах. Говард всегда считал, что обвинения были ложными, но именно поэтому он захотел путешествовать.
– Вы не знаете о каких-либо других неприятностях, которые были у этого Лоулера?
– Нет, никаких.
– Тогда где он сейчас?
– Мертв.
– Мертв? – лицо Транта вытянулось.
– Да, он был тем самым другом, о котором я говорил, который пропал – утонул при крушении "Гладстона" как раз перед тем, как Говард отправился домой.
Трант взял следующее письмо, на котором была дата и почтовый штемпель Калькутты.
– Мисс Уолдрон, я снова его видел, – прочитал он. – Кого, вы спрашиваете? Мой друг-мусульманин, которому нравится наша переписка. Видите ли, я снова могу пошутить по этому поводу, но на самом деле это было только прошлой ночью, и я все еще в совершенном ужасе. Это был тот же самый человек, я могу поклясться в этом, без обуви и в тюрбане, который наслаждался приятным занятием – рылся в моем письменном столе в поисках ваших писем. Следовал ли он за нами по Красному морю, через Индийский океан – более трех тысяч миль океанского путешествия? Я не могу представить другого объяснения, потому что я готов поклясться, что это тот самый человек, которого я видел в Каире, но теперь здесь, в этом отеле Грэйт Эстерн в Калькутте, где у нас две комнаты в конце самого зловонного коридора, который когда-либо содержал звуки и запахи населения Восточной Индии, и где на дверях нет замков. Я прислонил конец сундука к моей двери, несмотря на то, что нанятый мной слуга-индеец спал в коридоре напротив двери, но это ничего не дало, потому что Лоулер в соседней комнате забыл запереть свою дверь, доверяя своему слуге, который занимал как стратегическую позицию за порогом, потому и дверь между нашими двумя комнатами была открыта. Я спал, несмотря ни на что, несмотря на храп и прерывистое дыхание множества спящих людей на полу, потому что перегородки между комнатами не доходят до потолка ближе, чем на несколько футов; несмотря на отдаленный рев священного быка и приближающийся вой находящейся очень далекого от меня собаки и звон слоновьих колокольчиков, которые периодически звенели где-то поблизости, когда какое-нибудь живое существо по соседству, животное или человек, меняло свое положение. Меня разбудил, по крайней мере, я верю, что именно это меня и разбудило, скрип половиц в моей комнате, и, испытав, казалось бы, беспричинное, но, несомненно, одно из самых гнетущих ощущений леденящего ужаса, которые я когда-либо испытывал, я резко сел в постели. Он снова был там, за моим письменным столом, и шелестел бумагами. Мгновение я оставался неподвижным; и в это мгновение, встревоженный легким звуком, который я издал, он бесшумно убежал, протопав через дверь между комнатами и громко захлопнул ее, захлопнул за собой наружную дверь Лоулера и ушел. Я распахнул дверь, пробежал по скрипучему полу другой комнаты, где Лоулер, разбуженный хлопаньем дверей, вскочил с кровати, и открыл дверь в коридор. Слуга Лоулера, разбуженный, но все еще не отошедший от сна, заявил, что никого не видел, видимо человек перешагнул через его тело. Дюжина других слуг, спавших в коридоре перед дверями своих хозяев, тоже проснулись, но пронзительно закричали, что никого не видели. Лоулер тоже, хотя шум, вызванный движением человека, поднял его с постели, не видел его. Когда я осмотрел свой письменный стол, я обнаружил, как и раньше в Каире, что ничего не было взято. Кажется, его привлекает только литературное наслаждение от просмотра ваших писем – конечно, я шучу; для этого должна быть реальная причина. Что он ищет, почему он следует за мной, почему он не вторгался в жизнь кого другого, насколько я могу узнать, я хотел бы знать… я хотел бы знать… я хотел бы знать! Местные слуги с благоговейным шепотом спросили, не заметил ли я, что его ноги были повернуты назад – похоже, они считают это одной из характеристик призрака. Но этот человек был из плоти и крови – я уверен в этом; и я обязан, если он придет снова, узнать его цель, потому сейчас я сплю с пистолетом под подушкой, и в следующий раз – я буду стрелять!
Закончив читать последние слова, Трант внезапно поднял глаза на мисс Уолдрон, как будто собирался задать вопрос или сделать какое-то замечание, но сдержался и, поспешно отложив это письмо, взял следующее, на котором был штемпель Кейптауна:
– Мой роман с моим таинственным посетителем почти завершился прошлой ночью, потому что, если бы не моя собственная неосторожная ошибка, я должен был его убить. Разве это не озадачивает, сбивает с толку – да, и немного пугает – он появился здесь прошлой ночью в Кейптауне, за тысячи миль от двух других мест, где я его встречал и у него, казалось, не было больше трудностей с входом в дом корреспондента из Кейптауна, мистера Артура Эмсли, где мы являемся гостями, чем раньше, когда он заходил в общественные отели, и когда его обнаружили, он исчез так же таинственно, как и всегда. Однако на этот раз он принял некоторые меры предосторожности. Он передвинул мою ночную лампу так, чтобы его тело было в тени, и он все еще мог видеть содержимое моего стола, но я слышал, как его плечи терлись о стену, и точно определил его местонахождение. Я бесшумно сунул руку за револьвером, но он исчез. Легкий шум, который я произвел в поисках оружия, встревожил его, и он убежал. Я выбежал в холл вслед за ним. Мистер Эмсли и Лоулер, разбуженные звоном разбитого стекла, вышли из своих комнат. Они его не видели, и, хотя мы обыскали дом, он исчез так же необъяснимо, как и в два других раза. Но я узнал одну вещь – он носит не тюрбан, а пальто, которое он снимает и оборачивает вокруг головы, чтобы скрыть лицо. Странная маскировка; и обладание пальто такого рода делает вероятным, что он европеец. Я знаю только двух европейцев, которые были в Каире, Калькутте и Кейптауне в то же время, что и мы, – оба путешественники, как и мы; шумный молодой немец по имени Шульц, грузовой агент компании Норд Дойчер Лойд, и носатый американец по имени Уолкотт, который путешествует от компании Серис Медицин из Нью-Йорка. Я буду следить за ними обоими. Ибо, по крайней мере, на мой взгляд,
