Ознакомительная версия.
– Не поддается, и ладно, – снисходительно прервал его Утинский, поспешно выложив из ящика стола сумму, от которой у профессора еще сильнее задрожали руки и запотели очки. – Забудьте об этом, пока я сам вас не попрошу вернуться к исследованиям. И никому ни слова. Иначе вы утратите ваш научный приоритет как первооткрывателя. И доброе имя в моих глазах. Такова моя просьба. Обещаете?
Проводив ошарашенного ученого, магнат полез в Интернет и был потрясен еще сильнее этого доктора наук со старомодной клинообразной бородкой. Оказывается, ряд ученых утверждают, что фуллерены попали на Землю два миллиарда лет назад в результате падения метеорита, который представлял собой расплавленный кусок планеты Фаэтон. Планета вращалась по орбите между Марсом и Юпитером и по каким-то причинам взорвалась.
Но Фаэтон в древнегреческой мифологии – сын бога солнца Гелиоса. Именно его изображает магическая статуэтка, прозванная двумя московскими чудаками Аполлошей. Неужели это что-то означает?
Москва – Равенна, 2010 год
Итак, в означенном выше году только четыре человека на земле знали краткую предысторию и нераскрытую тайну статуэтки. Двое из них жили в Москве – Утинский и Нагибин, двое с некоторых пор стали обитателями итальянской Равенны. Им было известно, что прадедушка Игнатия Васильевича, маститый российский археолог Тарас Афанасьевич Оболонский, взяв великий грех на душу, выкопал из родосской земли и контрабандой провез в Россию, сам того не ведая, точную авторскую копию шестого чуда света – Колосса Родосского. Наш современник и три поколения его предков владели единственным на земле, абсолютно достоверным изображением Колосса – все прочие описания и рисунки, с древности до наших дней, были всего лишь версиями, плодами фантазий, искаженных представлений, мифов и легенд. Более того, сама эта копия представляла исключительную художественную самоценность: ее автором являлся сам Харес, создатель Колосса, чьи глиняные ноги подкосились через полвека и чьи обломки около тысячи лет пролежали в районе нынешнего местечка Мандраки, покуда не были проданы то ли одесским, то ли арабским купцам.
И еще знали они достоверно, какую феноменальную способностью внушать, транслировать мысли, информацию, идеи демонстрировала статуэтка, если рядом находился прямой потомок археолога Игнатий Васильевич Оболонский.
Они вернулись в Италию и к лету купили виллу, уже другую, новую, с пятью спальнями, четырьмя ванными комнатами, бассейном, большим садом и гаражом на четыре машины. На покупке настоял Игнат, хотя Гоша долго приставал с глупым вопросом, зачем полковнику четыре клозета, если он и в одном нормально просраться не может.
В салоне первого класса авиалайнера «AlItalia» прилетел из Рима в московский аэропорт Домодедово пожилой, с глубокими залысинами господин в дорогом утепленном кожаном пальто от Бриони и с небольшим дипломатом знаменитой фирмы «Samsunite». Вместе с ним летела дама бальзаковского возраста, чья одежда и сумочка от Луи Витон вполне гармонировали по ценовым параметрам с экипировкой ее спутника.
В аэропорту их проводили в VIP-зал, где они дождались рейса до Новосибирска. Оттуда, на арендованном частном самолете с двумя посадками, долетели до таежного города Манчуйска. Из салона они вышли уже в иной одежде, приготовленной организаторами экспедиции с учетом местного климата.
Они поселились в лучшем отеле городка, в номере люкс, который по комфорту не уступал апартаментам «две звезды» какого-нибудь захолустья под Римом. Но им было все равно. На следующий день вертолет доставил их в вахтовый поселок газовиков в двухстах пятидесяти километрах от Манчуйска. За весь перелет они так ничего и не увидели в иллюминаторе, кроме «зеленого моря тайги» и болот.
От вертолетной площадки они прошли по деревянным мосткам к краю поселка. Дальше мостки обрывались и начиналась топь. Здесь, на пятачке насыпного грунта, на столе под черным сукном, были установлены две мраморные урны.
Господин и его спутница молча постояли возле них. Потом господин взял одну урну, отнес ее к вертолету, вернулся и проделал то же самое со второй.
Через пять дней на городском кладбище в Римини, что совсем рядом с Равенной, прах Арнольда Львовича Колесова и Марианны Викентьевны Колесовой, урожденной Орловой, был погребен в присутствии их шестидесятичетырехлетнего сына Георгия, его друга Игнатия Васильевича Оболонского на инвалидной коляске и их подруги Любови Андреевны Алтуниной. Помимо них – только могильщики, служитель погоста и старый кладбищенский пес, завсегдатай нечастых здесь похорон: кладбищу много лет, участочек нашли с трудом и за сверхщедрые пожертвования сеньора Колесова. Но он хотел здесь, именно на этом погосте. Он помнил, как обожали папа и мама фильмы похороненных здесь Федерико Феллини и Джульетты Мазины. Он решил, что если не на родине, то уж лучшего места для вечного их упокоения не найти. И навещать близко.
Только поплакав над свеженасыпанным холмиком по родителям и невозвратно промелькнувшей жизни, Георгий Арнольдович почувствовал, что душа его освободилась от тяжких укоров совести и священный долг перед папой и мамой выполнен, благо банковские счета эту возможность предоставили. Он заплатил огромные деньги в России, чтобы серьезные люди нашли документы о происшествии, а по ним – примерное, а потом и достаточно точное место крушения вертолета, обнаружили его обломки, извлекли останки и по анализам ДНК идентифицировали его мать и отца.
А Любаша?… Да, он взял ее собой в далекую тайгу, а потом и в Италию. Гоша нашел, кому заплатить (Италия, родина мафии, как-никак!), выхлопотал ей вид на жительство. Она оказалась в сказке, о которой и не мечтала – на вилле у своих друзей-подельников-любовников-благодетелей. Ее жизнь не омрачало ничто, кроме, слава богу, редких и утомительных для нее попыток старых сластолюбцев вспомнить былые сексуальные утехи.
Почему Игнат был на инвалидной коляске? Очень просто. Месяц назад наклюкался без малейшего повода, поскользнулся у бассейна и капитально сломал ногу. Потому и не смог сопровождать друга в его траурном путешествии на родину и обратно. Зато у него появились все основания требовать к себе особого отношения, что должно было выражаться в ежевечерней шахматной баталии. Гоша не мог отказать, но без малейшего снисхождения громил вражьи боевые порядки, что Игната злило, но по-прежнему не отвращало от борьбы.
На следующий вечер перед сном Гоша выкатил инвалида к самому берегу подышать. Любовь Андреевна пошла с ними, разделась в темноте догола и плавала вдоль кромки пляжа, неустанно восклицая: «Боже, какая прелесть!» Друзья глядели в морскую даль, где маячили редкие огни круизных лайнеров и катеров и откуда лунная дорожка докатывалась почти до самых ног. Они молчали, и каждый думал о своем. Гоша – чаще всего о затеянных переводах сонетов Петрарки, а Игнат – про тот никому не ведомый завет Аполлоши, с которым жил эти последние годы, готовясь исполнить его в срок.
Ознакомительная версия.
