сказал Жерар, – но сажать меня, конечно же, некогда. Возможно, мы встретимся на неделе, если он решит немножко меня подопрашивать… Хотя допрос в твоем исполнении всё равно навечно останется у меня в памяти как самый лучший.
Даже в вечернем свете было видно, как Макс покраснела. Но вот чудо – сердиться и даже раздражаться она не стала, только слегка улыбнулась.
– Видно, за тебя ещё не брались как следует, – сказала она. – И если что, я помню, что ты выбрал горькое.
– С этого в следующий раз и начнём, – пообещал Жерар.
Она уже хотела уйти, но вдруг сделала шаг к ловкачу, приблизившись на опасное для обоих расстояние. Опасное, конечно же, тем, что их договорённость подождать и потерпеть сейчас могла бы быть нарушена.
– Спасибо, – сказала Макс едва слышно. – На какое-то время ко мне вернулся вкус жизни. Работать с тобой было удовольствием, и знаешь, я даже готова взять тебя в качестве постоянного напарника в своё агентство.
– А знаешь, я тоже об этом думал, – легко согласился Жерар, потому что детективное агентство вписывалось в только что представившуюся ему картину. – Во-первых, без меня ты явно бы не справилась с этой семейкой, потому что у них очень много шкафов со скелетами – уверен, мы даже половину не проветрили, по выражению мадам Орабель. Во-вторых, мне пора завязывать с незаконными авантюрами и переходить ко вполне одобряемым полицией, если уж я задумался о детях и внуках.
– А ты задумался?
– Ну а кому же я иначе оставлю своё завещание? Всегда надо думать о том, что всё ценное стоит кому-нибудь завещать. Вот ты кому передашь свой сервиз?
Макс сделала обиженное лицо и ткнула Жерара кулаком в ребра. Этого ей делать не стоило, потому что он тут же поймал этот кулачок и поцеловал все пальцы, которые почти сразу же разжались. Макс еле слышно вздохнула.
– А будет и в-третьих? – спросила она зачарованно.
– Конечно. Помнишь, я говорил про два высших удовольствия в моей жизни? Первое – это, конечно, разгадать тайну до конца. А вторая… Догадаешься?
Макс покачала головой, но Жерар был готов поклясться, что она знает. Потому что она качнулась навстречу, приподнимаясь на цыпочки, и подняла лицо так, что оставалось лишь поцеловать.
А первый поцелуй, означающий, что продолжения действительно стоит ждать и желать, всегда ценился Жераром превыше всего. За сладкий кратчайший момент, когда губы ещё не соприкоснулись и за то, что последует дальше.
Он угадал: в Макс пряталась давно и глубоко затолканная поглубже страсть, и вся она сейчас излилась в поцелуе. Столько жара и искренности, столько желания и нежности выплеснула она сейчас, что хватило бы, наверно, чтобы утонуть с головой. Жерар даже забыл, что они стоят на улице возле подъезда жилого дома – ему было на это совершенно наплевать. Он переживал лучший момент этого дня, куда лучший, чем разъяснившаяся тайна, потому что не было ничего слаще и прекраснее, чем внезапно открывшаяся ему замкнутая, сердитая, вечно недовольная женщина. Сейчас она вспомнила, что может быть совсем другой – и наверняка была такой раньше! И с упоением отдавалась нахлынувшим эмоциям.
Наверняка они бегом поднялись бы на второй этаж, вышибли бы дверь, вздумай она не открыться сразу, и занялись бы любовью в сиротской квартирке Макс, если б не Ролан.
Он выглянул в окно и окликнул их:
– Доброго вечера, мадемуазель Максис, мсье Жерар.
И Макс тут же опомнилась и взяла себя в руки. С трудом – это было видно по блестящим глазам, в которых плескалось желание. Жерар точно знал, что его глаза выглядят не лучше. Или не хуже? Они снова потянулись друг навстречу другу, не понимая, зачем вообще разорвали поцелуй, но тут же Макс с усилием отодвинулась и сказала:
– И всё же мне надо время на размышление.
– Боже, Макс, ты ещё способна размышлять? – хрипловато удивился Жерар, желая продолжения.
– Вся моя жизнь ни к чёрту не годится, одни не полотые огороды артишоков, – сказала она. – Я неудачница, и мне хочется, чтобы ты был удачей, а не очередным этапом на пути в никуда.
– Я не в никуда, – качнул головой Мильфей. – Это путь вперёд. Какая разница, продолжать его сейчас или потом?
Ролан, шаркая тапочками, спустился и открыл подъездную дверь подобно швейцару в каком-нибудь пафосном отеле.
– Вы ведь к нам, мсье Жерар?
– Видимо, нет, – ответил ловкач. – Мадемуазель Максис Жаклин хочет собраться с мыслями.
– С чем? – удивился Ролан.
– Сам удивляюсь, что после такого поцелуя у нас ещё остаются в голове какие-то мысли, но, видимо, в этом и недоработка. Мне остаётся лишь подождать удачного случая, когда сойдутся звёзды и всё такое, чтобы никаких мыслей уже не было, – Жерар коснулся шляпы в знак прощания и направился к машине.
Уже отчаливая в сторону дома, он увидел, что Макс ещё стоит у двери, взявшись за ручку, но повернувшись к улице. Махнул ей рукой – дескать, до встречи! И отбыл, пытаясь, в свою очередь, собраться с тем, что у него было в собственной голове. Увы – там лишь гудело и гремело, как в пустой жестянке.
ГЛАВА 39. День Святого Валентина
Часть недели, что прошла с понедельника по субботу, оказалась такой суетливой и насыщенной, что в пятницу вечером Макс рухнула на кровать и во всеуслышание признала, что больше никогда!
Что именно она имела в виду, Ролан так и не понял.
«Никогда» могло относиться к целому ряду событий.
Макс могла поклясться, что никогда больше не будет связываться с такой большой семьей, как Соврю, и искать пропавших старушек. Или никогда не захочет взять на поруки какого-нибудь ещё авантюриста. А может, она имела в виду, что больше никогда не собирается по два раза в день мотаться в комиссариат по разным вопросам?
Ещё «никогда» могло означать, что Макс отныне не желает устраивать в своем доме уборку. После того, как они с Роланом выкрасили оконные рамы, помыли стёкла, как следует отчистили кухонную печь от копоти, отмыли полы и расставили всё по местам, избавив углы от пыли, а также купили новые светильники и даже очень милый коврик в спальню, квартира Сюзон стала выглядеть светлой, чистой и нарядной. Но сколько же хлама в ней скопилось и сколько всего пришлось выбросить! Особенно
