— Я здесь по поручению Его Императорского Величества! Тебе предлагается незамедлительно передать все это имущество и все, что в нем находится, Министерству эпидемий, моей организации. Неповиновение приведет к немедленной насильственной экспроприации твоих активов.
— Это чудовищно! — воскликнул Первый лорд банков из дымки своих чар. — Я выражаю самый резкий протест.
— Значит, ты отказываешься подчиниться данной мне власти?
— Конечно, отказываюсь!
Министр эпидемий сделал знак императорским воинам, которые уже окружили дом:
— Упаковать!
Стоявшие ближе всего к балкону воины подняли вверх тоненькие, как у пауков, руки. Вылетевшее из них скомканное полотнище влажного черного шелка прилипло к лакированному низу балкона. Первый лорд банков зашипел, как змея, и вышел из круга защитных чар. Сверкнувший в его руке свет как взрывом разметал липучий шелк. На сад дождем посыпались фрагменты обгорелой паутины. Выхватив у незаметного, как тень, помощника металлический жезл, Первый лорд банков метнул его, и вращающийся с жутким звуком снаряд полетел в сторону Министра эпидемий. Тот торопливо выстроил свои защитные чары, и жезл, отскочив в сторону, с оглушительным хлопком ударился об экипаж Министра. Сооружение развалилось на две аккуратные половинки. Дракон-лошадь встал на дыбы и рванул во весь опор, таща за собой то, что осталось от повозки, и с легкостью перепрыгивая через пруды и мостики сада. Министр поднял руку в перчатке и послал ослепительный поток света на ближайший пруд.
В воздух, словно от взрыва динамита, взлетели извивающиеся золотистые тела карпов, и сад заполнил тяжелый запах рыбы.
— Мои карпы! — яростно завопил Первый лорд банков. — Ты хоть представляешь, сколько они стоят?
— Да уж, несомненно, больше, чем твоя жалкая жизнь! — ответил Министр. — За это ты у меня попадешь в менструальные колодцы!
Как по команде, имперские воины подняли руки, и шелк из их ладоней образовал огромную паутину, которая на миг зависла над особняком, а потом опустилась на крышу. Первый лорд банков успел лишь издать сдавленное восклицание.
Черные нити стали быстро свиваться вокруг здания в хитрый узор, как при детской игре в корзиночку. Министр поднял руку. Темной тенью мелькнула молния, знак отмененных чар, и фигура Первого лорда с воплем рухнула с балкона в бурлящие воды пруда.
Вскоре особняк уже походил на гигантское насекомое, запутавшееся в огромной паутине и готовое к тому, чтобы из него высосали кровь. Министр эпидемий издал негромкий смешок и вытер влажные губы. Он щелкнул пальцами в сторону императорских стражников, четверо из которых рысцой подбежали к нему и подняли на свои костистые плечи. Они быстро понесли Министра эпидемий обратно по дорожке, а особняк остался стоять позади них молчаливым коконом.
Вестник Фань говорил на древнем диалекте гуй-лаофан, с которым Инари была едва знакома. Она старательно вслушивалась и пыталась понять, что это существо невнятно шептало на ухо женщине со шрамами, но смогла разобрать лишь пару слов. Одно из них было «опасность», а второе — «смертельный». Инари это совсем не обнадежило, к тому же ей не понравилось замкнутое, сосредоточенное выражение лица Фань. Она невольно вспомнила у эй, громадного, плывущего над городом, как туча, в поисках ее самой, такой крохотной, и ее захлестнула волна жгучего желания вернуться на плавучий домик и беспокоиться лишь о том, будут ли у нее гореть ноги, когда она отправится на рынок.
— Инари, — проговорила Фань, и лицо ее ничего не выражало, — похоже, нам все-таки не понадобится посылать весть на Землю. По словам моего вестника, сюда, в Ад, явился из того мира какой-то человек. Это мужчина, не молодой и не старый, который когда-то пользовался расположением богини Гуаньинь. Твой муж.
Инари вдруг осознала, что ее обуревают два противоречивых чувства: ужас и облегчение.
— Чэнь Вэй здесь? — прошептала она. — Давно?
— Нет, недавно. Он здесь не больше дня. Мой вестник навел справки. Твой муж приходил к твоему брату, а потом на него напали.
Инари в ужасе уставилась на нее, а Фань продолжала:
— Извини. Это было бестактно с моей стороны. Он не убит, Инари, и даже не тяжело ранен. На него напала шайка духов-танцоров, но кто-то спас его.
— Кто?
— Вестник не знает. Он говорит, что его спас кто-то из твоего племени, некий демон, но непонятно, кто он и почему это сделал.
Инари отметила эту оговорку: твоего племени. «Значит, сама Фань не демон. Кто же она тогда?»
— Где он сейчас?
— Вестник не знает. Инари, — произнесла Фань с ясно различимой предупредительной ноткой, — ты сказала, что покинешь Чэня и останешься здесь, в своем мире, чего бы это тебе ни стоило, чтобы не подвергать его еще большей опасности. Ты по-прежнему так считаешь?
Инари взглянула на нее. Лицо женщины со шрамами оставалось спокойным, как море летом, но взгляд ее странных глаз был просто бездонным. Инари вдруг показалось, что от ее ответа зависит судьба всей Вселенной.
Вспомнился плавучий домик и маленький мирок, который всего лишь год составлял ее собственную жизнь: ветерок с моря, свет, падавший на многоэтажные дома города утром, перед самым рассветом. Сложный, полный перемен, такой разный мир, непохожий на постоянные грозы и ветер Ада. Мир, где можно быть другой, не скованной правилами поведения, древними и иссохшимися, как старые кости.
Потом она стала думать о самом Чэне, призывая на память все образы и воспоминания, которые гнала от себя с тех пор, как вернулась в Ад. Как он медленно просыпался, как тщательно готовил чай, как молчал, когда нужно. Как никогда не критиковал ее стряпню, даже когда все было пережарено до хруста на зубах, а он приходил домой поздно. Он никогда не поднимал шум из-за пустяков. Как трудно было найти объяснение тому, что некоторые вещи казались ему смешными — слово, услышанное по радио, птица, неловко нырнувшая в море, — и он сидел себе» молча покачиваясь. Во всех старинных рассказах про любовь, которые Инари читала запоем, когда была молодой, слова «смешно» вроде бы никогда и не встречалось. Любовь всегда оказывалась мрачной, серьезной, таинственной и трагической, но никогда — обычной. «А вот моя любовь к Чэню была обычной, — думала теперь Инари, — и именно поэтому такой особенной, и я не могла снова и снова подвергать его страданиям. Он должен вернуться назад без меня и найти себе человека, с кем он мог бы жить нормальной жизнью».
— Я не передумала, — сказала она, и ее голос прозвучал как дуновение ветерка в полостях пещеры. — Я останусь здесь, в Аду, и брошусь в лапы у эй, если придется. — Она помолчала, бросив взгляд на непроницаемое лицо Фань. — Но я хочу сказать ему это сама. Он не должен рисковать здесь собой. Я должна найти его. Я должна отослать его домой.
