— В прошлую субботу, шестого мая, как установил патологоанатом, между полуднем и шестью вечера. Отцу, то есть Стивену, выстрелили в лицо в упор. Следов борьбы не обнаружили: он знал, что от смерти не уйти, и принял ее стоически. Видимо, парень был не из слабаков. А вот женщине досталось куда больше: ее связали, избили ножкой стула, а потом добили выстрелом в живот. Судя по всему, киллер не спешил: по расчетам экспертов, миссис Торрингтон умерла на целых три часа позднее супруга.
— Но… — выдавил я. — Ко мне они приходили тремя днями позже, то есть в понедельник. Ерунда какая-то! Хочешь сказать…
Я не договорил, внезапно осознав, что в некоторых окнах близлежащих домов загорелся свет. Да, мы явно выбрали не лучшее место для беседы! Я поспешно двинулся к перекрестку.
— Машина там. Объяснишь все по дороге.
Никки не шевельнулся.
— Кастор, я же сказал, что вызову такси. В данной ситуации чем меньше с тобой общаешься, тем проще и безопаснее. Хочешь узнать новости — слушай прямо здесь.
Я заглянул ему в глаза.
— Может, хоть с дороги сойдем? — безнадежно пожал плечами я.
Никки замялся.
— Ну хорошо, — проговорил он через пару секунд. — В Трой-тауне есть бар. Он и для горячих, и для холодных, по крайней мере в последнее мое посещение было именно так. Пошли!
Погруженный в мрачное молчание, он потащил меня за собой. Ладно, пусть остынет, пока расспросами его лучше не донимать, потом смогу больше выведать. Однако невидимые колесики в голове так и крутились, шестеренки работали на износ: я буквально слышал их стук. Мел и Стив умерли за два дня до нашей встречи. Вывод: либо мне попались чрезвычайно ловкие мошенники, либо тела неправильно опознали.
Хотя сейчас ведь вторник, скорее даже утро среды. Случись субботним вечером ошибка в опознании, у копов имелось предостаточно времени, чтобы исправить ее уже к понедельнику, встретиться с Торрингтонами, принести извинения, взять под козырек и разойтись с миром. Это наверняка занесли бы в протокол, а Никки наверняка бы раскопал.
Значит, возможность оставалась лишь одна: люди, представившиеся Мелани и Стивом Торрингтон, на самом деле ими не являлись. Тогда возникает вопрос: зачем притворяться? Зачем выдавать себя за людей, о гибели которых напишут в завтрашних газетах?
Затем, что всем остальным я бы отказал. Псевдо-Торрингтонам было необходимо нанять меня для поисков Эбби, и они выбрали оптимальную для этой цели ложь.
Мы свернули в Трой-таун. Помимо названия особой ассоциации с Троей улица не вызывает: ничего величественного или мало-мальски привлекательного я не заметил. Никки перешел через дорогу, я — следом. На противоположной стороне улицы — ряд георгианских домов. У каждого второго имелась лестница с перилами из кованого железа, ведущая в расположенный ниже уровня улицы подвал. По одной из таких лестниц спустился Никки, и, спеша за ним, я услышал голоса, хотя вокруг по-прежнему царила тьма. Затем он открыл дверь, и на лестницу хлынул свет. Вернее, не хлынул, а просочился, потому что света было не так много.
Бар действительно располагался в подвале, назывался «Этаж» и на самом деле принимал и горячих, и холодных. Последнее в переводе на нормальный язык означало, что в него допускались и мертвые, и живые. Присутствие мертвецов ощущалось особенно остро из-за кисловатого, как у лиственного перегноя, запаха с медицинской нотой формальдегида. Увидеть посетителей было не так просто: зал освещался лишь воткнутыми в бутылки свечами, стратегически расставленными на столах и привинченных к стенам полках. Отблески неровного пламени озаряли приличную по численности публику и крошечный, втиснутый в самый угол бар. Я заказал виски, а вот Никки воздержался. Он вообще старается не вводить в организм инородные вещества. «После смерти иммунная система фактически выходит из игры, — неоднократно говорил он. — Нет кровотока, значит, нет транспортного средства для антибиотиков, фагоцитов и прочей ерунды. Поэтому стоит пустить в организм какую-то заразу — и все, пиши пропало». Окажись заведение поприличнее, Никки мог бы заказать красное вино и насладиться ароматом, но до «домашнего красного» ни за что не снизойдет!
Мы устроились за самым уединенным столиком, хотя, как ни странно, уединению способствовали кипевшие вокруг беседы. Любое сказанное нами слово утонуло бы в общем гуле. Огненно-красные обои на стенах по фактуре напоминали тиснение. Наклонившись, я провел по ним пальцем — так и есть, тиснение. Может, раньше здесь был индийский ресторан?
— Готов слушать, — объявил я, для храбрости сделав большой глоток виски.
Настроение моего друга немного исправилось. Нет, моя выходка его по-прежнему злила, однако чувствовать себя первоисточником тайного знания ему нравится не меньше, чем слушать джаз.
— Я бы и раньше догадался, — наконец заявил он. — Вот только, как мы уже говорили, в последнее время убийств столько, что глаза разбегаются.
Ну конечно! Правая часть колокола Гаусса… В памяти неожиданно возник заголовок одной статьи, который я видел на мониторе компьютера Никки: «Казнь супружеской пары». Черт подери, подсказка была прямо под носом, а я даже внимания не обратил!
— Торрингтонов нашли в их собственном доме, — продолжал Никки. — Где-то в районе Мейда-вейл.
— Мейда-вейл? — переспросил я. — Стив Торрингтон, с которым встречался я, дал адрес на Бишопс-авеню.
— Какой дом по Бишопс-авеню?
Пришлось порыться в памяти.
— Шестьдесят какой-то… Шестьдесят второй!
— Балбес, это же брошенный дом, там сквоттеры живут! А зачем он дал тебе адрес? На коктейль-прием позвал?
— Нет, велел послать туда счет, — признался я.
— Ясно… Сильно же его беспокоила судьба этого счета! Так или иначе, настоящий Стивен Торрингтон, пока его не убили, жил в Мейда-вейл. Если хочешь, дам точный адрес, но мой тебе совет: не суйся в эту историю! Убийства были совершены в гостиной — там сдвинули мебель, дабы освободить побольше места, видимо, киллеру захотелось устроить настоящее шоу. Все шкафы и ящики раскрыли, а содержимое разбросали по полу. В отчете сказано: обстановка очень походила на обыск, но убийца будто не знал, что ищет. В таком бардаке копы не смогли определить, пропало ли что-то из вещей, и, главное, куда делась девочка.
— Эбби, — чуть слышно выдохнул я.
— Да, именно. Ребенка копы вычислили, даже не собирая данных о Торрингтонах. Одна из комнат дома стопроцентно была детской, и ее, как и все остальные, вывернули наизнанку.
Ну, конечно, вывернули и унесли кое-что из вещей! Я знал это, так как за исключением куклиной головы, лежащей в моем гребаном кармане, все они находились у меня в офисе, упакованные в черный пластиковый пакет, подарок от типа, назвавшегося Стивеном Торрингтоном. Представив, как он рылся в вещах девочки, родители которой истекали кровью за стенкой, я чуть не задохнулся от злости на собственную наивность. Неудивительно, что он услал сообщницу в машину! Кем бы ни был тот хлыщ, своим актерским способностям он, похоже, доверял, а вот ее — не очень, и рисковать не собирался. Пожалуй, нужно отдать ему должное: роль убитого горем отца он сыграл бесподобно. Разве только горе редко выражают так явно… Мне следовало догадаться! Следовало заподозрить неладное!
