Филлис Джеймс - Дитя человеческое

Они повиновались и оказались с ним лицом к лицу. Их разделяла кровать, а револьвер Тео положил ближе к правой руке. Потом он принялся разрывать простыни. Издаваемый ими звук казался необычайно громким, словно рушилось само здание дома. Закончив, Тео сказал женщине:

– Подойдите и ложитесь.

Она взглянула на мужа, словно спрашивая разрешения, и он быстро кивнул головой.

– Делай то, что он говорит, дорогая.

Ей было трудно забраться в кровать, и Тео пришлось приподнять ее. Она была необыкновенно легкой, и, держа ее под спину, он поднял ее так стремительно, что еще чуть- чуть – и она перелетела бы через кровать и упала на пол. Сняв с нее туфли, Тео крепко-накрепко связал ей лодыжки, а потом руки за спиной.

– Все в порядке?

Она кивнула. Кровать была узкой, и Тео засомневался, хватит ли на ней места для мужчины, но тот, словно прочитав его мысли, быстро произнес:

– Не разлучайте нас. Не заставляйте меня уйти в соседнюю комнату. Не убивайте меня.

Тео нетерпеливо ответил:

– Я не собираюсь вас убивать. Револьвер даже не заряжен. – Теперь, когда оружие сыграло свою роль, можно было лгать без опаски. Тео коротко приказал: – Ложитесь рядом, – и связал мужчине руки за спиной, потом лодыжки, а последней полоской ткани соединил ноги стариков. Они лежали на правом боку, тесно прижавшись друг к другу. Тео понимал, что со скрученными за спиной руками им неудобно, но не рискнул связать их спереди, опасаясь, что мужчина мог попробовать зубами развязать узлы.

– Где ключи от гаража и машины?

– В бюро в гостиной. Верхний ящик справа, – прошептал мужчина.

Тео вышел из комнаты, сразу же нашел ключи и вернулся в спальню.

– Мне нужен большой чемодан. Есть у вас такой?

Голос подала женщина:

– Под кроватью.

Тео выволок чемодан. Он был большой, но легкий, сделанный из картона, укрепленного по углам. Тео размышлял, стоит ли брать остатки порванной простыни. Пока он колебался, держа их в руке, мужчина попросил:

– Пожалуйста, не затыкайте нам рты. Мы не будем кричать, я обещаю. Пожалуйста, не надо кляпа. Моя жена не сможет дышать.

– Мне придется сообщить кому-нибудь, что вы лежите здесь связанные, – сказал Тео. – Я смогу сделать это только через двенадцать часов, но обязательно сделаю это. К вам должен кто-нибудь прийти?

Мужчина, не глядя на Тео, произнес:

– Миссис Коллинз, наша помощница по дому, будет здесь завтра в половине восьмого. Она приходит рано, потому что утром после нас ей надо успеть еще в одно место.

– У нее есть ключ?

– Да, у нее всегда есть ключ.

– Больше никого не ждете? Родственников, например?

– У нас никого нет. Была дочь, но она умерла.

– Но вы уверены, что миссис Коллинз будет здесь в половине восьмого?

– Да, она непременно придет.

Тео раздвинул занавески из легкого цветастого хлопка и выглянул в темноту. Он увидел лишь часть сада, а позади него – черные очертания холма. Старики могут звать на помощь всю ночь, но вряд ли их слабые голоса кто-нибудь услышит. И все равно он оставит телевизор работать на полную громкость.

– Я не буду затыкать вам рты. Я не выключу телевизор и не уменьшу громкость, чтобы никто вас не услышал. Не тратьте силы, пытаясь звать на помощь. Но завтра, когда придет миссис Коллинз, вас освободят. Постарайтесь отдохнуть, поспать. Я сожалею, что мне пришлось это сделать. Со временем вы получите свою машину назад. – Еще не закончив фразы, он понял, что дает глупое и нечестное обещание и спросил: – Вам что-нибудь нужно?

Женщина попросила слабым голосом:

– Воды.

Это единственное слово напомнило Тео о его собственной жажде. Странно, он так долго хотел пить, что, казалось, мысль о воде не оставит его даже на минуту. Он пошел в ванную и, взяв кружку для полоскания рта и даже не потрудившись сполоснуть ее, стал большими глотками пить холодную воду, пока не взбунтовался желудок. Потом вновь наполнил кружку и вернулся в спальню. Приподняв голову женщины, он поднес кружку к ее губам. Она пила жадно. Вода проливалась изо рта и по подбородку стекала на тонкий кардиган. Лиловые вены на виске женщины пульсировали так, словно вот-вот лопнут, а жилы на тонкой шее были натянуты, как шнур. Когда она допила, Тео взял обрывок простыни и вытер ей рот. Потом вновь наполнил кружку и помог напиться старику. Странное чувство охватило его: ему не хотелось от них уходить. Непрошеный гость-злоумышленник, он не мог подыскать подходящих слов прощания.

У двери Тео обернулся и сказал:

– Мне жаль, что пришлось это сделать. Постарайтесь поспать. Миссис Коллинз будет здесь утром. – Он спросил себя, кого старается успокоить – их или себя? По крайней мере они вместе, подумал он и добавил: – Вам более или менее удобно?

Задавая вопрос, Тео сам поразился его глупости. Удобно? Как им может быть удобно? Связанные, стреноженные, словно животные, они лежат на кровати такой узкой, что при малейшем движении рисковали свалиться на пол. Женщина прошептала что-то, но он не расслышал ее слов. Муж, однако, ее понял. С трудом приподняв голову, старик посмотрел прямо на Тео, и тот увидел в его поблекших глазах мольбу о понимании, о жалости.

– Она хочет в туалет.

Тео чуть не рассмеялся во весь голос. Он вдруг вновь почувствовал себя восьмилетним мальчиком и услышал нетерпеливый голос матери: «Надо было подумать об этом до того, как мы вышли из дома».

Что он мог им сказать? «Надо было подумать об этом до того, как я вас связал?» Одному из них надо было подумать об этом. Теперь уже поздно. Он и так потратил на них слишком много времени. Он вспомнил о Джулиан и Мириам, в отчаянной тревоге дожидающихся его в тени деревьев, напряженно вслушивающихся в шум каждой приближающейся машины, представил себе их разочарование, когда все они проносились мимо. Ему еще так много предстояло сделать: проверить машину, собрать припасы. На то, чтобы развязать эти тугие, много раз завязанные узлы, уйдет много минут, а у Тео лишних минут не было. Ей придется лежать тут в собственных испражнениях, пока утром не придет миссис Коллинз.

Но он знал, что не сможет так поступить. Она лежит в неловкой позе, связанная и беспомощная, подавленная страхом, и не смеет встретиться с ним взглядом. Он не сможет подвергнуть ее этому последнему унижению. Его пальцы принялись лихорадочно развязывать все тугие узлы. Это оказалось даже труднее, чем он ожидал, и в конце концов кончилось тем, что он взял маникюрные ножницы и, разрезав путы, освободил ей лодыжки и руки, стараясь не замечать рубцы на ее запястьях. Снять ее с кровати оказалось не так легко – хрупкое ее тело, еще недавно легкое как перышко, теперь будто стало тяжелее от перенесенного ужаса. Прошла почти минута, пока она, поддерживаемая им, смогла, медленно шаркая, двинуться к уборной.