получить ожог, не первой, конечно, степени, но все же ощущение не из приятных. Ясное дело, что от такой жарищи да при хорошем поливе огурчики и помидорчики так и перли. Особенно хорошо родились в этих краях арбузы — знаменитые, астраханские, но дело это давно уже держали в своих маленьких Желтеньких ручонках неизвестно откуда взявшиеся здесь корейцы. И держали крепко: чужаков не подпускали, в качестве рабочей силы старались использовать бомжей и других подобных асоциальных элементов — и хлопот с ними поменьше, и платить (если вообще платить) можно столько, сколько сам захочешь, а не столько, сколько они захотят. Соответственно, у коренных местных жителей на землю-матушку расчёт был небольшой — всё равно досыта не прокормит, и надеялись на море, да на Волгу, тоже матушку, в которых до сего времени, несмотря на экологию и браконьеров, рыбы было немерено.
Ничего примечательного в этих местах не было, разве что возникшее здесь ещё в XX веке поселение сектантов-хлыстов. Жили они сначала обособленно, в сторонке, но потом село мало-помалу стало разрастаться, и Митяево вплотную приблизилось к хлыстовскому «кораблю».
Жили хлысты тихо, замкнуто, в чужую жизнь не лезли, но и к своей старались близко никого не подпускать.
Поначалу, как только пришли они в эти края, спасаясь от Соловков, куда так и норовили их сослать власти, коренные митяевцы их невзлюбили. Каких только слухов не ходило о хлыстовской общине! Говорили, что они в Бога истинного не веруют, Христом почитают главаря своего, а Богородицей — бабу его; что если и ходят они в Божий храм, так только для того, чтобы, впялившись в потолок, воздыхать тягостно, и этим воздыханием тешить нечистого; ещё говорили, что на радениях своих, которые считают они выше Божественной литургии, предаются они бесовским пляскам и кружатся до тех пор, пока, обессилев, не упадут замертво; и что занимаются они на этих радениях свальным блудом... И много чего ещё говорили, всего и не перечислишь; мамоньки митяевские пугали своих ребятишек не Бабаем, как это обычно водилось в русских деревнях, а страшным Хлыстом, который придет и заберет непослушное чадо, а мужики частенько по субботам, изрядно приняв на грудь, ходили бить проклятых богоотступников и пару раз даже пытались поджечь лжехристову избу.
Перемирие, как это ни странно, принесла с собой в Митяево советская власть, решившая особенно-то не забивать себе голову тем, кто истинный православный, а кто — не очень, и ссылавшая в Сибирь (это в лучшем случае) всех подозрительных, всех инакомыслящих и прочий контрреволюционный элемент вне зависимости от его вероисповедания. Общая беда, как это обычно бывает, объединила митяевцев, и стычки не то чтобы совсем прекратились, но стали случаться значительно реже.
Позже, уже в 1930-е годы, в Митяево был организован рыболовецкий колхоз «Красный рыбак». Работать в колхоз пришло и «гражданское» население села, и хлысты, поскольку кушать хотелось всем, а индивидуальный рыбный промысел новой властью, мягко говоря, не поощрялся. Хлыстовские старики, находясь в полной уверенности, что антихрист уже пришел и, стало быть, до конца света недолго осталось, втихую проклинали безбожную советскую власть, молодые на неё работали, постепенно приучались наравне с коренными митяевцами трескать водку, но на исповедь ходили исправно, возложенные епитимьи (кстати, не такие уж и суровые) выполняли с положенным страхом божьим — и им прощалось, ведь, как известно, не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не простится.
К началу 1990-х колхозное хозяйство пришло в полный упадок, деньги колхозникам выплачивались нерегулярно, выполнения плана на поставку рыбы от них никто не требовал, и вообще стало непонятно, кто теперь в колхозе хозяин и кому все это нужно. В это время и появились в Митяево шустрые граждане кавказской, как принято говорить, национальности, предложившие рыбакам реальные деньги за реальный товар. «Рыба ваша, икра ваша — бабки наша, да-а?». Платили эти даги-перекупщики не так чтобы много, но больше, чем государство, и митяевцы стали работать на дагов.
Потом стали появляться и другие претенденты на звание рыбного короля здешних мест; приезжали они на крутых тачках и тоже предлагали деньги за товар, но даги были начеку и разборки умели устраивать не хуже, чем в американских боевиках; и звучали, случалось, в мирном до сей поры Митяево выстрелы, и капала кровушка. Митяевцам, по большому счету, было все равно, кому товар продавать, лишь бы деньги исправно платили, но и они каким-то образом оказались втянутыми в эти бандитские разборки. И теперь митяевские мужики не ходили уже, как прежде, всем миром бить хлыстов, а воевали между собой за море, за места особые, рыбные, и чистили, приходилось, чужие сети, и мстили обидчикам за выпотрошенные свои.
***
Митяево, 26 мая 1998 года.
Старый милицейский УАЗик въехал в село, непонятно для чего сверкая мигалкой. Машина под восторженные крики и улюлюканья не избалованных милицейским вниманием митяевских мальчишек проследовала через всё село и, взвизгнув тормозами, остановилась у сельсовета. Из кабины резво выпрыгнул, несмотря на довольно приличных размеров брюшко, Павел Иванович Громыко, участковый милиционер, в обязанности которого входило появляться в Митяево как минимум три раза в неделю, и который осчастливливал здешних жителей своим присутствием — ну максимум — раз в месяц. Вслед за Павлом Ивановичем из машины появились ещё два гражданина в штатском — судя по многозначительному прищуру и какой-то, по всей видимости, особой мыслительной деятельности, постоянно испещрявшей их лбы глубокими морщинами, — следователи из райцентра. Делегация несколько минут потопталась на месте, торопливо смоля «Астру» и смачно отплевываясь, и под чутким руководством Павла Ивановича, двинулась в сторону домов мирных митяевцев явно с целью выявления и опроса свидетелей. Свидетелей, собственно говоря, нашлось немного. Из разговора с женами пропавших при невыясненных обстоятельствах братьев Гороховых выяснилось, что последние ушли на рыбный промысел 21 мая 1998 года около пяти часов утра, обещав вернуться на следующий день, то есть 22 мая, но ни в указанный день, ни в последовавшие трое суток не вернулись. О конкретном месте ведения своими мужьями рыбной ловли ни Дарья, ни Наталья Гороховы никакого представления не имели, что существенно затрудняло расследование.
Гражданин Ермолаев Михаил Александрович, возглавлявший сознательных односельчан, отправившихся на поиски вышеозначенных братьев Гороховых, сообщил следствию, что лодка, принадлежащая Гороховым, была обнаружена на берегу на одном из островов, находящихся приблизительно в десяти — двенадцати километрах от Митяево. Ни самих братьев Гороховых, ни каких-либо следов их пребывания на этом острове, по словам гражданина Ермолаева, обнаружено не было. Учитывая то обстоятельство, что лодка была не привязана, а просто
