предательски зашипел, но гаишник, что-то говоривший внутри машины в рацию, к моему счастью, этого не услышал.
Сложив лезвие обратно в рукоятку, я в три гуливерских шага добрался до красной «шестёрки» и, открыв дверцу, уселся за руль.
Капитан всерьёз забеспокоился, только когда я впритирку протиснулся между ним и стоявшей справа «Волгой». С присущей мне вежливостью, по-товарищески кивнув ему, я прибавил газу и переключил скорость, оставляя гаишную «канарейку» позади. Но радетель ПДД моего вежества не оценил и проворно дёрнулся вслед за мной.
Преследовал он меня со свойственным всем гаишникам азартом. Но не долго. В зеркало заднего вида я углядел, как остановившись, он выскочил из машины. Сначала капитан рассмотрел спущенное колесо и, как удивлённый пингвин, хлопнул себя руками по бокам. А когда он увидел вмятину на водительской двери, то окончательно утратил благостное расположение духа и начал потрясать кулаками мне вслед. Что было дальше, я уже не мог видеть, так как свернул за угол.
Досадное недоразумение, имевшее место между службами ГАИ и органами следствия, моих планов не изменило. Я по-прежнему и с нетерпением намеревался встретиться с мадам Клюйко. Вот только где её сейчас искать?
Остановившись у первой же телефонной будки, я стал накручивать домашний номер Эльвиры. Неожиданно у меня появилось основание полагать, что в моей жизни началась белая полоса жизни. Трубку на том конце линии подняли.
— Слушаю вас! — проник в моё ухо строгий, но такой долгожданный голос.
— Здравствуй, любимая! — произнося сокровенные слова приветствия, я ничуть не лукавил и не сгущал красок, — Едва мы расстались, а я уже жить без тебя не могу! Ты дома? — блеснул я тупостью токующего тетерева.
Клюйко с терпением воспитательницы интерната для умственно-отсталых потомков алкоголиков, ждала, когда мой поток слов иссякнет. Ответно поздоровалась она после того, как я умолк.
— Мне тебя увидеть хочется, душа моя! — начал набиваться я на вожделенное свидание. — Я недалеко от твоего дома нахожусь и готов быть у тебя минут через десять! Или через двадцать.
Эльвира попыталась отбиться от моего визита, ссылаясь на необходимость посещения ЖЭКа и паспортного отделения в Ленинском РОВД по месту своего жительства.
Клятвенно пообещав, что с моей помощью она всюду успеет, я таки настоял на нашей встрече.
Метнувшись в сторону от маршрута, я заехал в один из немногих цветочных магазинов города. Поскольку до рынка с его купеческими розами рулить было некогда, пришлось удовлетвориться ритуальными в моей прежней жизни гвоздиками. Но здесь и сейчас они пока еще входили в перечень приличной флоры. В этом времени с ними являлись на свидания не только к покойникам, но и к живым женщинам. Я тоже не стал проявлять непозволительного в моём нынешнем цейтноте снобизма и прикупил чертову дюжину ярко-красных цветков. Спиртного Эльвира сейчас не употребляет, а всё остальное, что может понадобиться при встрече с приличной женщиной, как и всегда было при мне. Поэтому, машинально поправив содержимое штанов в области ширинки, я загрузился в авто и без промедления двинулся на адрес мадам Клюйко.
— Что-то случилось? — встревожено оглядела меня с ног до головы проницательная Эльвира.
— Случилось, душа моя! — подтвердил я опасения своей пузастой подруги, — Жить без тебя не могу! Соскучился я, спасу нет! — шагнул я через порог и протянул ей пучок стеблей с красными бутонами. — Давай поцелуемся?
Натянув на прекрасный лик маску невозмутимости, Эльвира приняла цветы и по-сестрински подставила щеку. Ладно, если она так хочет, пусть пока поиграет роль Снежной королевы. Всё равно пока мне не до плотских утех. Умище занят другими мыслями.
— Фигурантов, проходящих у меня по уголовному делу, убирать начали! — не опускаясь до прелюдий, с места в карьер начал я, когда мы оказались в комнате, — И самое хреновое, что в этом замешаны начальник УВД города и городской прокурор!
Стоявшая посреди залы Клюйко вздрогнула и выронила на овальный обеденный стол букет. Кроваво-красные гвоздики рассыпались, а сама она медленно опустилась на стул.
Её по-королевски величественное и спокойное лицо вновь обрело смятенное беспокойство испуганной пастушки. А мне стало стыдно. В очередной раз я перекладываю свои тревоги на беременную от меня бабу. Женщину, то есть. Любимую.
— Рассказывай! — Эльвира уже взяла себя в руки.
Сейчас перед собой я видел прежнюю следачку областной прокуратуры по особо важным делам. Как в тот самый первый день нашего знакомства. Передо мной была подобравшаяся для прыжка хищница. Грозная, красивая, но слегка беременная. И от того, быть может, еще более опасная. Но на этот раз не для меня.
Пришлось пересказать почти все сегодняшние события. Не упуская нужных деталей и уточняя некоторые частности.
— Откуда у тебя такая уверенность, что твоего Шалаева упокоили принудительно? — начала меня запытывать Клюйко после того, как я умолк. — Руководящие товарищи, впервые попавшие за решетку, в их нервном положении нередко сводят счеты с жизнью. А у него и так, перспектива получить высшую меру за подрыв советской экономики была более, чем вероятна. Он мог просто запаниковать. Я не один такой случай знаю, уж ты мне поверь!
Пришлось более ясно излагать своё понимание уже случившихся сегодня событий. Детальнее и подробнее.
— Ты понимаешь, камера десятиместная, а в ней содержались всего четверо задержанных! — начал я с доводов из области прикладной арифметики, — А во всех остальных хатах злодеев набито под завязку.
— И, что? — не хотела сдаваться Эльвира, — Блата никто не отменял. Даже в ИВС. Этот Шалаев мог ящик водки презентовать кому-то из руководства изолятора, ему бы и одиночку сделали! Скажешь, что такого не может быть?
Нет, говорить глупостей я не собирался. Хотя бы потому, что сам за бутылку коньяка или водки не единожды решал подобные вопросы относительно одиночной камеры. Например, тому же Вязовскину буквально на днях я оказал такую любезность.
— Всё может быть, но только Шалаев первоход! — начал я возражать аргументировано, — Кто с ним в камере был, я пока не знаю, но что он сам за двое суток успел сориентироваться и так подсуетиться, я не верю. Повторяю — первоход он! Полный лох в тюремной жизни! Был… Да и зачем ему это, если он не с левой мастью пассажир? И, если косяков перед босяками упороть еще не успел?
— Всё равно, это не даёт достаточных оснований полагать, что его убили! — упорствовала Клюйко.
— С учетом двойной странгуляционной борозды даёт! —
