Гаспар глубоко вздохнул, собираясь с силами. Он проделывал одно и то же уже больше часа с неизменным результатом. Продолжал односложно и однообразно отвечать стоявший рядом сигиец. В какой-то момент Гаспар поддался малодушию и решил, что все это сплошная афера, пустышка, которая должна отвлечь от чего-то более важного; что все потраченное время и усилия привели ни к чему.
Однако, когда в зал вошла процессия, усилилось сложно передаваемое и объяснимое напряжение. Возникло предчувствие чего-то неизбежного. Гаспар не был фаталистом и яростно отрицал фатум. Наверно, это была интуиция. Женская. Все-таки сейчас у него была одна с Даниэль голова на двоих. Но он проверил весь зал еще раз, пока генерал-губернатор выступал с приветственной речью, — и абсолютно ничего. Барон-параноик Гранди, как это ни было бы смешно, оказался прав: наиболее вероятным убийцей мог оказаться кто угодно и в то же время никто.
Гаспар принялся вновь терзать свою голову. Он снова за вечер вышел из себя почти в буквальном смысле.
Его в который раз обволокло, погрузило в плотный кисель переживаний, настроений и мыслей множества людей. Раздражение. Восторг. Нетерпение. Усталость. Томление. Радость. Разочарование. Интерес. Сомнение. Уверенность. От этой густой, обволакивающей и тяжелой массы зудело под черепом. Она давила, душила, вызывала приступы паники, и с каждый разом все сильнее.
И мысли всех и каждого в этом зале. Голоса, шепот, крики, визг, плач, отчаянный вой, шипение отовсюду и ниоткуда. К каждому нужно «прислушаться», уловить смысл еще до того, как мысль станет словом…
Гаспар резко замер, почувствовав что-то знакомое, и вернулся в свое тело до того, как осознал, что именно почувствовал, в мир слов и звуков, где министр Бейтешен произносил свою речь.
Менталист едва слышно зашипел, сдавливая себе виски:
— Он здесь.
— Кто? — так же тихо спросила Даниэль, держа его под руку.
Гаспар не ответил, молча поделился образом ленты, скользящей меж людей.
Это снова он? С турнира Вортрайха?
Да… И кажется, я догадываюсь, кто именно.
Гаспар глянул на чародейку, прищурив левый глаз, и едва слышно рассмеялся.
Как же я сразу не понял… Зачем подсылать фанатика-убийцу извне, когда можно сделать фанатика из любого, кто внутри? Да так, чтобы он был убежден, что это его собственное желание, о котором он даже не задумается до самого исполнения и о котором никогда больше не вспомнит?
Ты уверен?
Конечно, через силу усмехнулся Гаспар. Я бы так и сделал.
Даниэль осторожно обернулась на ближайших гостей.
Но кто?
Кого угодно. Кого бы ты выбрала?
Я бы справилась сама. Но если бы было нужно… Того, на кого подумали бы меньше всего. Кто привлекал бы меньше всего внимания.
Или больше всего…
…но обязательно такого, кто мог бы спокойно подходить к жертве…
…а в нужный момент мог бы оказаться ближе всех…
Министр закончил торжественную речь, и в зале загремели овации. А пока гремели аплодисменты, ни Гаспар, ни Даниэль не заметили, как стоявший все это время рядом сигиец просто исчез.
Глава 53
— Барон Умберто Гранди? Мейнский посол?
— Он самый. Этот полоумный старикан вдруг выбежал на центр зала и как заорет во все горло: «О, боже! Я убит!» — и хлопнулся на пол. Все аж подпрыгнули, а принц кабирский от неожиданности чуть язык не прикусил.
— Барона убили?
— Да как же! Живее всех живых. Этот Гранди… у нас же доверительная беседа?
— Практически интимная.
— Этот Гранди, доложу я вам, просто умом тронулся на старости лет. Я, конечно, сам не слышал, но, говорят, он весь вечер ходил взвинченный и донимал всех, будто бы у него какие-то секретные сведения, а его самого собираются убить. И не абы когда, а именно тем самым вечером на приеме. На глазах у всех.
— То же самое пишут в «Городских страницах».
— Ну-у-у… иногда даже выдумщики и сказочники попадают пальцем в небо, правда?
— Святая истина. Так-так. Что произошло дальше?
— Сложно сказать. Да и если честно, я очень плохо помню.
— Расскажите, что помните.
— Хм… кажется, кто-то вдруг закричал «Убийца!» Среди гостей началась паника… Его высочество закрыла личная охрана… хотя нет… это, кажется, случилось уже позже — охрана почему-то замешкалась. Да-да, замешкалась, это я помню отчетливо, потому что на нашего министра… На нашего министра набросилась какая-то женщина.
— Женщина?
— Да. Из гостей. К сожалению, церемониймейстер поставил меня слишком далеко от послов — я не разглядел… Да и началось бурное движение, сами понимаете. А та стояла на почетном месте, почти рядом с нашим министром. Вот и бросилась. Говорят, самоотверженно закрыла министра собой от пули.
— То есть барон Гранди все-таки не выдумал и действительно заметил среди гостей убийцу?
— Не знаю… Говорю же: я был слишком далеко…
— Но ведь это вы дали интервью газете «Городские страницы».
— Откуда вы?..
— Вы сами рассказали об этом. У нас же доверительная беседа, не забыли?
— Ах да… да, конечно… А на чем я остановился?
— На интервью газете «Городские страницы».
— Да, интервью… Да не давал я «Страницам» никакого интервью, а просто написал для них статью, которую опубликовали анонимно. Понимаете, в редакции всех анрийских газет заблаговременно сообщили — известно кто, разумеется, — чтобы ни на что не рассчитывали. Освещать прием в Люмском дозволили только «Вестнику», известно почему, разумеется. Но это несправедливо и неправильно. Я всего лишь восстановил справедливость!
— Насколько мне известно, с гостей Люмского дворца брали обязательство о неразглашении.
— Ну и что? Власти не должны скрывать от народа ни-че-го! Люди должны знать правду!
— А какую правду вы поведали людям, раз ничего не видели?
— Нет, я все видел, просто… ну… просто не в подробностях… и не в деталях.
— Которые вы смело дорисовали, приукрасили, выдумали?
— Майнхэрр… как ваша фамилия?
— Гайстшписен.
— Да-да. Майнхэрр, поверьте: то, что там произошло, выдумать здоровому человеку сложно!
***
Из газеты «Городские страницы», выпуск № 96, сентябрь 1636 года:
«…После того, как барон Гранди упал замертво, в зале закричали 'Убийца!». Неизвестно, кто первым поднял крик, но уже через несколько мгновений растерянность и недоумение — следствие внезапной смены тона размеренного, не предвещавшего ничего трагичного вечера — переросли в полнейшую уверенность. Гости поддержали этот крик, и убийца, был ли он в зале на самом деле или всего лишь плодом воображения пожилого человека, которому сделалось дурно, стал угрожать всем и каждому, при этом и будучи всеми и каждым.
Гости закричали и в панике рассыпались по залу, едва не затоптав несчастного барона, который, крепко отведав пару женских туфель и форменный сапог анрийского обер-полицмейстера, вдруг воскрес, оправившись от покушения на свою персону.
Тогда-то и произошло то, во что наш дорогой читатель вряд ли поверит. Наша редакция тоже не поверила бы, если бы не печатала сии строки со слов непосредственных очевидцев, оказавшихся в достаточной мере мужественными и храбрыми, дабы поделиться сей историей, и не убоявшихся преследований со стороны замалчивающих правду властей.
Один из гостей, то ли чрез меры откушав шампанского из личных запасов Шталендхэрра генерал-губернатора, то ли замешкавшись и не поспев за общим движением, на глазах у всех, презрев законы Божьи и земного тяготения… полетел!'
***
Менталист резко прервал контакт с марионеткой и вышел из состояния, близкого к трансу. Он быстро сориентировался в начавшемся переполохе и еще быстрее разобрался в его причинах. Это едва не привело в бешенство — менталисты в своей жизни обычно ненавидят две вещи: людей, которые способны противостоять ментальному воздействию, и других менталистов. А таких, которые еще и нанесли подлый удар по яйцам самомнения и самолюбия, обычно клянутся отыскать и уничтожить малогуманным способом. По крайней мере, этот давал себе такую клятву и почти всегда выполнял. Будь хоть немного времени — исполнил бы уже сегодня.
