лично вы.
— Я расскажу вам, но начать придётся издалека. Если хотите выслушать, то устраивайтесь. Тут не обойтись тремя фразами.
Стэн опустился в кресло. Хозяин взял со стола кувшин и разлил по кружкам напиток, похожий с виду на чай, но с явной примесью алкоголя.
— Медовый грог, — сказал Роггендорф. — Неплохо бодрит осенними вечерами. И в то же время, как ни парадоксально, позволяет расслабиться.
— Благодарю, — сказал Стэн. — Но давайте всё же перейдём к делу. Я по-прежнему теряюсь в догадках — для чего вы меня позвали?
— Как вы уже поняли, мистер Логвин, я человек аналитического ума. Главной ценностью я считаю не деньги, а информацию. Инструментов для её сбора у меня много, они разнообразны и эффективны. Кроме того, я обладаю терпением. И уже не первый десяток лет отслеживаю тенденции на примере нашего города. Главная из них, впрочем, достаточно очевидна — социальная турбулентность, назовём её так. Причём проявляется она на всех уровнях — экономика, политика, безопасность, семья и быт. Банкротства предприятий и фирм, криминал на улицах, коррупция, удручающая статистика по бракоразводным делам. Особенно наглядно всё это смотрится в цифрах…
— Да, я видел вашу социологическую брошюру.
— Значит, вы меня понимаете. Сюда же, кстати, можно отнести и число психических отклонений. Там цифры тоже впечатляют, поверьте.
— Ну, это для меня не сюрприз. Регулярно появляется чувство, что вокруг — одни психи, куда ни плюнь.
— Но всё перечисленное — внешние проявления, пусть и весьма тревожные. Меня же волнует глубинная подоплёка. И вот с ней-то оказалось сложнее. Чем больше сведений скапливалось, тем сильнее я утверждался в мысли — происходящее нельзя объяснить, опираясь на законы общественно-экономического развития, которые преподаются в вузах и считаются общепризнанными. Существует некая неизвестная переменная. Некий фактор — неуловимый, но при этом решающий.
— И что же это за фактор?
Роггендорф усмехнулся:
— Не гоните лошадей, мистер Логвин. Мне потребовались годы наблюдений и размышлений, чтобы сделать верные выводы. А вы, думаю, сумеете потерпеть ещё минуту-другую. Напоминаю — нам надо увидеть ситуацию в целом, распознать в ней скрытую глубину. Поэтому сейчас мы несколько сменим ракурс. Так вот, социальная аналитика — не единственное моё увлечение. С молодости я занимался коллекционированием предметов искусства. В первую очередь меня привлекала живопись. Поэтому вполне логичным решением стало открытие собственной галереи. Благо на тот момент я уже не был сколь-нибудь стеснён в средствах.
— Галерея стала просто дорогостоящим хобби?
— Поначалу — именно так. Но я получил возможность воочию наблюдать, как развивается искусство и возникают новые веяния. Это крайне занятно. Питательная среда для этого — гремучая смесь творческих амбиций, общественных предпосылок и рыночной конъюнктуры. Плюс, конечно, талант — особый ингредиент, который не поддаётся логике и математическому анализу. Если талант присутствует, то художественный поиск может пойти непредсказуемыми путями и дать поразительный результат. Но это происходит, увы, нечасто, ведь одарённые художники — тоже люди, которые сплошь и рядом отвлекаются на всякую ерунду, далёкую от искусства. Им не чужда ни ревность к чужим успехам, ни жажда славы, ни тяга к лёгким деньгам. И всё же…
Роггендорф сделал паузу, отхлебнул из кружки. Некоторое время задумчиво смотрел на огонь, потом заговорил снова:
— Я видел талантливые картины, написанные нашими современниками. Многие из этих полотен выставлялись у меня в галерее, некоторые осели в моей частной коллекции. Среди них есть совершенно особенные. И дело не только и не столько в сюжете. Иногда художник изображает нечто вполне обыденное, но при этом за слоем краски чувствуется непонятная сила. Картина превращается в ключ к чему-то новому, неизведанному. Как такое возможно? Какими средствами достигается? Этот вопрос я задавал живописцам. Внятного ответа, конечно, не получил, да особо и не рассчитывал. Но несколько человек — из наиболее одарённых — обмолвились о некоем побочном эффекте. Понимаете?
— Да. Вибрация — так её назвал Эрик.
— Феномен меня заинтриговал, и я решил его изучить. Подходящим инструментом для этого я счёл клинику «Талый лёд» и стал её постоянным спонсором. Изначально клиника специализировалась на лечении стрессов. Я поддержал и эти исследования. Стресс — ещё один фактор, способный влиять на творческие процессы. Эмоциональный накал как катализатор художественного или научного поиска — вот о чём идёт речь. Если в эмоциях царит штиль, то искусство тоже буксует. Требуется контраст, напряжение.
— Мне знакомы подобные рассуждения, — сказал Стэн, — и вряд ли я могу их оспорить. Но где конкретика? Пока это — только общие фразы. И зачем вы, кстати, засекретили результаты из клиники? Там ведь ничего сенсационного не было, как я убедился…
— Да, — хмыкнул Роггендорф, — я осведомлён о ваших сегодняшних консультациях с доктором. И о ваших методах ведения дискуссии. Впрочем, не беспокойтесь на этот счёт — санкций к вам применять не будем. Я понимаю, что вас толкнуло на этот шаг. Касательно же секретности… В какой-то момент я понял, что моя любознательность начинает давать плоды. Сведения из разных, казалось бы, областей дополняли друг друга, как фрагменты мозаики. Я стоял на пороге тайны, имеющей глобальный масштаб. Это было сокровище, которым я не собирался ни с кем делиться. Такой уж я эгоист…
— Сведения из разных областей?
— Я имел в виду, что в нашем городе уживаются диаметрально противоположные вещи. Например, гангстерские разборки и прорывы в искусстве. То есть вещь со знаком «плюс» и со знаком «минус». Пугающий парадокс. При этом мы с вами выяснили, что базовая особенность здешней жизни — нестабильность, конфликт. Либо на социальном уровне, либо на психологическом, внутреннем. Нестабильность может иметь разные проявления. Всё зависит от человека. Чаще всего на выходе, к сожалению, получается мерзость, но иногда и что-то хорошее.
— Ну да, один от стресса пишет картины, другой стреляет в людей. Это и есть ваша великая тайна?
Роггендорф осклабился:
— Вы опять проявляете нетерпение. Впрочем, вы ещё молоды, вам простительно. И нет, это ещё не тайна как таковая. Это — лишь её часть, доступная наблюдению и анализу. Вершина айсберга, если угодно.
— Я устал от всех этих рассуждений. Меня интересуют практические вопросы. Но вы, по-моему, не собираетесь отвечать…
— Почему же? Спрашивайте. Теперь вам, надеюсь, будет легче понять ответы. Просто не забывайте то, что мы уже обсудили. Мы к этому вернёмся.
— Зачем вам понадобилась бойня на стройке?
— Мне не нужна была бойня. Я продолжал свою программу экспериментов. Исследовал явления,
