— И ты согласилась, — утвердительно сказал я.
— Да, я согласилась. И он меня обучил. Не всему, конечно. Как в любом деле, тут нужна долгая практика и суровая тренировка. Но кое-что я умею. Проверяла уже. Умею работать с замками, с сигнализацией…
— Ты опять меня пугаешь. Что, в чужую квартиру лазила?
— Чего-то последнее время слишком пугливый стал. Почему в чужую? В свою. Оставила ключи на работе, и без них открыла дверь. Ты помнишь мою дверь? Ее так просто не откроешь. Потом попробовала со всеми остальными замками у себя дома, потом на работе. Еще кое-где… Сейчас стандартные заводские замки для меня не проблема. Вот только если электронный замок, тогда я — пас. Но такие замки у нас пока еще большпя редкость.
— А почему ты не обратилась к этому твоему специалисту?
— Зачем? Во-первых, я и сама могу. Во-вторых, чем меньше народу будет в курсе этого дела, тем лучше. И потом, этот «специалист» куда-то делся и слинял с горизонта. Я даже не знаю, жив ли.
— Но ведь твои противники давно знают, что именно ты занимаешься этим делом. На нас с тобой уже нападали в открытую. Не лезь туда ради бога. Это стало чрезвычайно опасным.
— Ты, давай, помалкивай. Это всегда было опасным. В конце концов, я залетела именно из-за тебя. Если ты мне сейчас не поможешь, то потом будешь себя чувствовать последним подлецом. Но там мне может понадобиться доступ к компьютеру завотделения.
— Мне взломать его компьютер? После моей атаки он сменил пароль. Мне узнать новый?
— Да, но крайне нежно и очень аккуратно, чтобы никто ничего не заметил.
За эту неделю весна развернулась вовсю. На деревьях начали распускаться листья, и город зазеленел. Даже такой большой и грязный город иногда бывает по-своему красив. Здесь природа и талант архитекторов создали неповторимые картины, где в каждом камне слышны отголоски истории. Яркие блики на стеклах зданий, нескончаемый поток новых иномарок, ржавые воробьи, жирные серые голуби, важные вороны… Окончательно исчез снег у берегов никогда не замерзающей реки Москвы, круглый год являвшей нам свои мутные, подогретые стоками воды. Я перегнулся через парапет набережной и долго молча смотрел на медленно текущую загаженную воду. Я вдруг подумал, что даже если реку хорошо прочистить, через некоторое время в ней опять появится много всякого дерьма. Стоит ли это делать, ради нескольких часов чистоты? Трудно сразу ответить на такой вопрос.
Место нашей последней встречи перед ее больницей, как всегда назначила Валентина. У нее дома мы больше никогда не разговаривали о нашем общем деле. Только обычная болтовня двух партнеров по сексу. Для деловых разговоров она всегда выбирала разные места, но все достаточно людные с одной стороны, и гарантированные от подсушивания с другой. На сей раз, она назначила встречу опять на набережной, напротив большой промзоны.
Я прибыл вовремя, но Валька еще не появилась.
Мимо меня пару раз прошла какая-то очкастая блондинка, на закрытый ларек с противоположной стороны проезжей части, никого особо не стесняясь, мочился подвыпивший мужичок. Толстая тетка в затертой куртке кормила хлебными крошками жирных глупых голубей, и, почему-то, делала безуспешные попытки отогнать воробьев. А Валентины все не было.
— Давно стоишь? — вывел меня из задумчивости знакомый голос. Я повернулся и обалдел. Валентина! Та самая очкастая блондинка!
— Ты чего? — только и смог сказать я.
— Видел бы ты сейчас свою рожу! Ой, не могу!
— Хватит ржать, что случилось? Ты что, хочешь свалить за кордон?
— Мне надо временно изменить внешность.
— Зачем? — не понял я.
— Пусть в больнице меня запомнят именно такой.
— А потом? Что скажут твои коллеги? Знакомые? Как ты оправдаешься? Вдруг это вызовет подозрение?
— Подумаешь! Ну, перекрасилась баба, и что? Могу и обратно покраситься. А очки мне и так можно носить. У меня — минус один, оба глаза. Мне предстоит там пробыть неделю, я захвачу выходные, и спокойно, без помех, покопаюсь в кабинете у врача. Ты достал?
— Больше трех дней тебя там не продержат. И то — вряд ли.
— Продержат. После аборта, я скажу — что у меня боли какие-то, что мне плохо чего-то, и начнут обследование. Обычно бабы не любят долго лежать в этом отделении, особенно после такого дела, поэтому никто ничего не подумает.
— А разве обследование не проводят перед этим?
— Проводят, и что? — холодно спросила она.
— Это тебе не помешает?
— Что — «это»?
— После аборта ты будешь не в лучшей форме.
— Я же не сразу полезу. У меня еще дня два-три будет в запасе. Я в среду лягу…
— Я тебя провожу.
— Это — как хочешь, для дела вреда не будет. А, вообще — проводи. Тебя, может, запомнят там, и когда ты придешь за моей добычей, никто ничего не заподозрит. Я хочу, чтобы к приезду милиции, все материалы оказались уже далеко. Так ты достал?
— Да. Вот возьми, — сказал я, незаметно передавая коробочку с маленьким си-ди диском. — Здесь тот самый пароль доступа.
Прошла еще одна неделя, и вот я снова входил в ту самую больницу. Я пришел немного рано, но это обстоятельство не особенно меня беспокоило. В вестибюле больницы было светло, тепло и пахло дезинфекцией. Торгующая газетами бабуля продала двум, лукаво улыбающимся подросткам пару газет: одну с кроссвордами, другую «интересную» газету, в которой всю первую страницу занимала цветная фотография абсолютно голой девицы. Немного поодаль сидели какие-то люди. Одни вяло переговаривались между собой, другие молчали. Кто-то кого-то ждал, кто-то говорил по сотовому телефону. Никто не интересовался происходящим. Все были заняты только собой или своими собеседниками.
Мне вспомнились времена советской власти. Те, кому в ту пору довелось лежать в стационаре, наверняка знает: служебным телефоном можно было воспользоваться, лишь обольстив или иным способом достигнув расположения дежурных медсестер. В случае абсолютного неумения и нежелания использовать собственное обаяние выход был только один: основательно запасаться двухкопеечными монетками и, в случае необходимости, шаркать тапочками по пути в вестибюль больницы, где находился, как правило, один единственный телефон-автомат. Кстати, никакой гарантии исправности телефона и в его «порядочности» по отношению к больным зачастую не было. Этот небольшой и с виду безобидный агрегат глотал медь лучше всякого факира. Самые изобретательные пациенты, просверливали дырочку в монетке и вытягивали ее после разговора за ниточку, извлекая тем самым не только монетку, но и немалую выгоду. Потом стали использовать плоскую дощечку от мороженого. Сегодня уже не сэкономишь на телефонных жетонах. Памятные монетки давно уже вышли из употребления, приходится покупать пластиковую карту или звонить домой по сотовому, что звучит весьма кисло.
