— Сама дуй, — боясь пропустить хоть слово, огрызнулся Игорь.
— Мне не продадут без паспорта, а он дома.
— Удостоверение покажи.
— Поржут и скажут, что в ларьке купила. Кто водку по удостоверению покупает? Иди давай.
Аргументы были весомыми, и Игорь, посетовав напоследок, с кем работать приходится, то в подъезд не пускают, то водку не продают, ринулся за добавкой, благо, бежать было недалеко, и обернулся минут за десять.
— Так вот, — вещал к его приходу Семен Семенович, прихлопывая ладонью по коленке, практически не промахиваясь, — еще древние греки улавливали связь между математикой и искусством! Пропорции их амфор…
Пьяный взор сфокусировался на пустом стакане, и Семен Семенович смолк. Игорь быстро передал бутылку Богданову, тот профессиональным движением свернул пробку и быстро долил.
— Греки это хорошо, — сообщил он, — а вот слабо вам по памяти нарисовать человека, которого видели один раз несколько недель назад?
— Легко, — с пьяной бравадой возвестил Семен Семенович. — Кого изволите?
— Того парня, что просил вас в чужом доме порисовать. Ну и картинку, которую вас просили поместить в укромное местечко.
— Шутите? Я вам могу зарисовать Давида великого Микельанджело, — Семен Семенович воздел руки к потолку в творческом запале, и, расслабившись, и хлопнув сто грамм, обиженно посетовал тоном ниже, — а вы со всякой ерундой лезете.
— Так вы мне Давида в прошлый раз рисовали, — нашелся Богданов. — И потом, его все видели, а вот вспомнить незнакомого человека — это сильно.
Дальше было дело техники. Пьяного Семена Семеновича просто взяли на слабо. Получив лист бумаги, он нарисовал не только знак со всеми рунами, который должен был нанести в избушке Коврова и прочих местах, но и портрет человека, который нанял его для этой цели.
Дорисовав, Семен Семенович задумчиво швырнул карандаш в стену, смахнул со стола канцелярку, вещая о тщете всего бренного, затем тяпнул еще водочки, уронил голову на руки и захрапел.
— Черт, — ругнулся Богданов, — где же Розенталь. Через пять минут наш товарищ буянить начнет или задыхаться, — и осторожно, чтобы не порвать, он вытащил из-под руки бомжа рисунки. — Игорек, метнись, отксерачь это произведение, пока клиент спит.
Он как сглазил. Встрепенувшись от резкого движения, Семен Семенович очнулся, обвел всех замутненным взглядом и, не глядя, ударил назад. Удар пришелся по Игорю. Схватившись за ушибленный подбородок, он рассвирепел и бросился на бомжа.
— Стоять! — заорал Богданов, но было поздно.
Семен Семенович сшиб с ног сотрудника полиции, оседлал его и попытался ударить. Богданов выскочить из-за стола не успел, Даня отошла подальше, и первый удар Игорь избежал, резво мотнув головой, отчего кулак врезался в пол. Настроения Семену Семеновичу это происшествие не прибавило, и он тут же повторил попытку, но Богданов уже преодолел препятствие в виде стола, заломил бедняге руку, игнорируя обещание выпустить кишки, и тут явился Розенталь.
— Да полно вам, — с порога оценив ситуацию, возвестил тот, и всадил шприц в плечо Семена Семеновича.
Бомж честно попытался оказать сопротивление, но обмяк и повалился на пол.
— Что ж вы, Саша, до такого состояния человека довели? — укоризненно покачал головой Розенталь. — И что прикажите теперь с ним делать?
— Ярослав Викторович, можете сделать так, чтобы человек просто проспался и ушел с утра своей дорогой? — спросил Богданов, отряхивая колени.
— Посмотрим, — с сомнением произнес Розенталь, склонившись над бомжом, и, поводя рукой над распростертым телом, насторожился, повернулся к Богданову и строго осведомился. — Как вы могли, зная о таких проблемах, ему водки налить? Это вам не последствия возлияний снять, тут все серьезней.
— Да я…
— Ну конечно, это все ради дела и поимки преступника. Только очень прошу, в следующий раз вызывайте меня заранее, а не в последний момент.
— Понял я, — пробормотал Богданов, бросив свирепый взгляд на Даню.
Открыв портфель, и быстро отыскав нужную ампулу, Розенталь, протирая руки ваткой со спиртом, прокомментировал свои действия.
— Ваше счастье, что можно обойтись без капельницы. Сейчас поставим еще один укольчик, отнесете его в теплое помещение, и через двенадцать часов будет как новенький.
Он закатал рукав Семена Семеновича, протер место укола и ввел иглу одним ловким движением, пережав свободной рукой вену у локтя.
— Вот и все, — сказал Розенталь, кинув использованный шприц в корзину.
— Спасибо, Ярослав Викторович, — с чувством проговорил Богданов, когда двое конвойных вынесли бесчувственное тело философа. — Не знаю, как вас благодарить.
— Полно вам, всегда рад помочь родной полиции в вашем лице.
Ярослав Викторович улыбнулся, и, попрощавшись, двинулся на выход.
— Совсем забыл.
На пороге он, хлопнув себя по лбу, обернулся.
— Помните, вы просили меня узнать о неком Владимире Горохове?
— Помню, — насторожился Богданов.
— Можете смело исключить его из списка сущностей. Он действительно сдавал кровь в районной поликлинике, и, судя по всему, собирается пройти полное обследование. Знаете, этому молодому человеку стоит кардинально поменять образ жизни. Мало того, что у него, судя по анализам, печень в очень плохом состоянии, так еще целый букет заболеваний, начиная, простите меня Данечка, с банального трихомоноза.
В кабинете воцарилось такое гробовое молчание, что Розенталь замер, недоуменно глядя на сотрудников отдела.
Богданов попытался заговорить, потерпел неудачу и кивнул Дане.
— Присядьте, пожалуйста, Ярослав Викторович, — попросила та.
— Даня, вы меня пугаете, — предупредил профессор. — Что-то серьезное приключилось?
— Сейчас Богдан… то есть Саша, — быстро поправилась девушка под осуждающим взглядом Розенталя, — подумает и все вам объяснит. Хотите пока кофе?
Розенталь посмотрел на часы и прикинул, сколько у него времени.
— Чаю, если не трудно. Да, и прикройте окно, вы же простудитесь.
Едва он получил чашку, Богданов очнулся от тягостных дум и прокашлялся.
— Вас, похоже, осенила гениальная мысль? — лукаво прищурился Розенталь. — Если вы об осмотре ценного Горохова, то есть время в пятницу после полудня.
— Мне нужно поговорить с Ирочкой, — твердо проговорил Богданов.
— Что, простите?
— Мне надо срочно поговорить с вашей племянницей Ирочкой.
Настала пора замереть Розенталю. В этот день вообще мало кому удавалось с первого раза покинуть кабинет, зато было много неожиданных заявлений.
