— Да, я заметил. По-моему, сейчас он уже к нему привык и больше не упадет.
— Ну, если не станет далеко от меня отходить, можно не беспокоиться, — пообещала Баскиат и склонилась к моему уху. — Филдса я использую только на подготовительном этапе. Детали всегда дорабатываю сама.
Она ушла, а Колдвуд помог мне вернуться в вертикальное положение, ну, или максимально близкое к нему.
— Пошли, отведу на свежий воздух, — прошептал он.
Из зала — в фойе — на улицу. Прислонившись к кирпичной стене, я почувствовал, как перед глазами все кружится.
— Насчет детей у нее бзик. Каждый случай надругательства над ребенком через себя пропускает! Помню, в Кингстоне мы занимались одним педофилом: он успел отмотать срок за изнасилование мальчика, а потом снова взялся за старое. Так вот, во время допроса, который проводила Баскиат, он в собственном доме упал с лестницы, сломал руку и повредил позвоночник, да так, что вряд ли оправится. Баскиат обвинила его в нападении: мол, педик бросился на нее, а потом слетел по ступенькам, когда она применила какой-то дзюдоистский захват. Шито белыми нитками, но кого это волнует?
Я ничего не ответил. Все случившееся я тоже пропускал через себя, но ведь это еще не повод брызгать слюной и давать мстительные клятвы в присутствии служащего полиции! У них для своих одна мораль, для остальных — другая.
— Фикс, найди себе адвоката, — безнадежным голосом посоветовал Колдвуд. — Кого-нибудь поопытнее. Рано или поздно тебя вызовут на официальный допрос, возможно, даже арестуют, а какой-нибудь зеленый юнец даже на ровном месте дров наломает.
— От-твезите м-меня д-домой, — заплетающимся языком попросил я.
Критически меня оглядев, Колдвуд повернулся к одному из дежуривших у двери копов: тот якобы и не думал нас подслушивать!
— Отвезите его домой, — велел он.
— Есть, сэр!
— И запишите номер машины, которую он водит. Так, для информации…
Не пожелав спокойной ночи, Колдвуд вернулся в дом. Наверное, решил, что слишком избаловал меня добротой.
Не помню, снились мне в ту ночь сны или нет. В забытье я провалился, словно в свинцовый саркофаг, а потом еще и крышка захлопнулась. В нем было холодно, как в могиле, но, к счастью, тихо.
Увы, на определенном этапе кто-то выломал стенки у саркофага: сквозь сомкнутые веки начал просачиваться свет — сначала слабый, но потом тоненькие лучики превратились в ломики, вбивающиеся в меня, поворачивающие навстречу дню, с которым я не желал иметь ничего общего. Затем послышался стук, словно невидимые резцы долбили трещины и щели, что образовались в моем сознании.
Я пытался отвернуться и от света, и от назойливого шума, но они, как говорится, атаковали по всем фронтам. Малейшее движение причиняло боль: сведенные судорогой мышцы рыдали и стонали.
Глаза, словно склеенные кремниевым герметикой, не сразу, но разлепились. Так, я в машине, машине Мэтта, вон сосновый освежитель висит над головой, словно ветка омелы на Рождество. Какого черта мне в ней понадобилось? Помню, припарковался у дома Пен, затем Колдвуд с дружками напали из засады и силой увезли в Хендон, но ведь потом меня должны были под конвоем доставить к Пен… Нет, детали явно не вяжутся… К концу путешествия лихорадка бушевала вовсю, значит, я от слабости не сориентировался и, решив, что домой еще нужно ехать, сел в машину и заснул за рулем. Ну и слава богу, потому как, выберись я на дорогу, проснулся бы сейчас в каком-нибудь морге и наличном опыте узнал, как живется бестелесным духам.
Снова послышался стук, на этот раз громче и откуда-то сзади. С огромным трудом я развернул корпус сначала на девяносто градусов, потом еще не девяносто. Главное, не крутить головой: судя по ощущениям, она вот-вот оторвется. За машиной стояла Пен и смотрела на меня с тревогой и удивлением.
Разблокировав дверцу, я выбрался из салона и чуть не потерял равновесие. Очень вовремя подскочившая Пен поймала меня и удержала в вертикальном положении.
— Спасибо, — пробормотал я. — Признаться, чувствую себя не очень.
От «свежести» моего дыхания бедная Пен поморщилась. М-м-м, во рту у меня такой мерзкий привкус, что ей оставалось только посочувствовать.
— Фикс, — начата она с упреком, но куда мягче обычного, — ты пил?
Подобный вопрос был вполне оправдания пытался закрыть машину и не мог попасть в замочную скважину. Пен взяла у меня ключи и заблокировала двери простым нажатием кнопки на брелке.
— Нет, — сказал я, — то есть не больше обычного. Проблема в другом: возможно, я подхватил какой-то вирус.
Пен повела меня к двери.
— Что ты сделал с машиной? — обеспокоенно спросила она. — Кстати, чья она?
— Машина? — тупо переспросил я. Мозг стал подобен вялым, расслабленным пальцам, которые никак не желают сжиматься в кулак. Потом в памяти всплыл «неловкий» вираж внедорожника на Хаммерсмитской эстакаде. — Ах да… Это сделал не я, а католики-оборотни.
К двери вели всего пять ступенек, но почему-то на этот раз они оказались особенно неприступными, а на верхней едва не дошло до мини-катастрофы. Я потерял равновесие, и Пен пришлось буквально втолкнуть меня в холл, иначе хлопнулся бы на пятую точку и слетел вниз.
— Вызываю врача, — объявила Пен после того, как втащила меня в гостиную и без особых церемоний швырнула на диван.
— Думаю, мне нужно просто отлежаться. Вчерашний день получился ужасным. Сначала очутился в захваченном торговом центре, а потом, буквально с порога, копы потащили меня на место преступления. Хотели, чтобы в расследовании помог.
— Боже, Фикс! — Теперь в глазах Пен читался откровенный испуг. — В чем тебя подозревают?
— В убийстве. — Уставившись в пол, я попытался стереть из памяти островок запекшейся крови и аккуратный пластиковый ярлычок, похожий на номерки, что выдают в гардеробе, которым отметили место, где умерла Эбби Торрингтон. — Они думают, я убил человека.
Повисла тишина, а потом, словно дневной свет, расползлась и заполнила всю комнату. Голова закружилась, и яркий слепящий поток чуть не унес меня обратно в бессознательное состояние. Нет, нельзя, впереди еще столько дел! Я боролся со слабостью до тех пор, пока перед глазами не проступили очертания гостиной. По-моему, беззвучное противостояние длилось совсем недолго, но, когда я наконец поднял голову, Пен уже не было.
В субботу, точнее, в субботу вечером произошло нечто: событие, очертания которого едва просматривались во множестве различных затронутых им предметов и факторов. В субботу Стивена и Мелани Торрингтон избили, а потом застрелили в их собственном доме. Супруги не сопротивлялись и не пытались спастись, они просто погибли. Чуть позже то же самое произошло с Эбби: она стала жертвенным агнцем на сатанинской вечеринке. После того как девочку закололи, в Дом друзей проник посторонний и оборвал жуткое мероприятие выстрелом штурмовой винтовки, причем целился не в сатанистов, по крайней мере после эффектного появления, а в магический круг, где лежало тело Эбби. Посторонний — Деннис Пис? При таких обстоятельствах он захватил дух девочки, если, конечно, дух вообще у него? А если захватил, чем это следует считать: похищением или спасением?
