— Охраняет моих девочек, — сказала Зира.
— От кого?
— От чужого! — Заметив, что у всех вытянулись лица, Зира смущенно добавила: — Какой-то котяра пробрался в дом… Мы с Гладстоном его наладили отсюда, но теперь держим оборону — вдруг снова?.. Чего смеетесь?! Да ну вас…
Когда смех утих, Скальд неожиданно встал и произнес тост:
— Я хочу поднять этот бокал, Ион, за вашу семью. За ваших прекрасных детей, замечательную маму и настоящего, верного друга — господина Йюла. Конечно, и за вас самого, такого энергичного, надежного, а главное — за обаятельную хозяйку, поддерживающую здесь уют и спокойствие… За счастье, которое царит в этом доме!
Все вздрогнули, потому что Ронда швырнула на пол свой хрупкий бокал.
— На счастье! — звенящим голосом крикнула она и неестественно весело рассмеялась…
Ночь была уже поздняя, но в спальню кто-то тихонько постучал. Зира встала и отперла дверь. На пороге стоял Ион в сопровождении механического пса.
— Что случилось, сынок? — встревожилась Зира. — На тебе просто лица нет.
Ион хмуро взглянул на нее.
— Сядь, мама. Гладстон, повтори, пожалуйста.
Пес, не раскрывая рта, отчетливо произнес:
— Господин Ион Хадис Регенгуж-ди-Монсараш. Согласно генетическому анализу, мать — госпожа Зира Эвора Регенгуж-ди-Монсараш. Отец, — Зира побледнела, — господин Остин Робер Анахайм.
— Мама, — мрачно сказал Ион, — почему я узнаю об этом… от собаки?
1
— Сейчас увидите, господин Анахайм. Уже четвертый раз за эту неделю.
— А вам жалко.
— Это опасно! Этого никто не делает. Нам пришлось даже собирать срочное совещание, чтобы квалифицировать это нарушение.
— А кто вообще разрешил вам его квалифицировать? Я внес номер этого модуля в свой список!
Офицер патрульной службы, с которым Анахайм сидел в модуле, висящем над водопадом, вытер со лба пот, но к его счастью на экране перед ними появился одноместный ярко-красный модуль.
— Вот нарушитель, господин Анахайм, — почтительно произнес патрульный.
Модуль завис чуть ниже и не обращал внимания на присутствие патруля. Внизу под ним ревела река, устремляясь к внезапно обрывающейся ступени на поверхности земли и образуя гигантский водопад, при виде которого захватывало дух. Огромное облако водяной пыли висело в воздухе, заслоняя обзор, но там, внизу, каскады воды со страшным грохотом обрушивались вниз, увлекали за собой и молотили в страшной круговерти глыбы, оторванные от скал. Модуль сделал в воздухе несколько пируэтов, завис сбоку от водопада, и вдруг, ринувшись в клокочущую бездну, пропал, поглощенный неукротимым потоком.
Анахайм вжался в кресло и на мгновение прикрыл глаза. Патрульный рванул с места, направив свой желтый модуль вдоль уступа водопада.
— В который раз это вижу! — орал патрульный, пытаясь перекричать рев воды. — И все равно внутри все трясется! Там падают обломки скал весом в десятки тонн! Как можно там лавировать?!
Преодолев километровую ширину водопада за пятнадцать секунд, красный модуль вынырнул с другой его стороны и снова завис в неподвижности.
— Модуль шестьсот семьдесят семь! — сказал патрульный в микрофон, выйдя на рабочую волну. — Вы оштрафованы на триста кредиток за нарушение правил поведения в зоне природного явления, представляющего опасность для жизни, параграф третий пункта…
— Пожалуй, выпишите еще один штраф, офицер, — перебил его голос из динамика. — Мельчают у вас водопады, что ли? Перестали производить впечатление. — Модуль снова нырнул в облако водяной пыли.
— Скорее, болван! — закричал Анахайм.
Они взлетели вверх, на сто метров над водопадом, и подоспели вовремя, чтобы увидеть, как нарушитель правопорядка выскочил у противоположной стороны обрывающегося в бездну потока, рванул вверх и растворился в небе.
— Эва! — прошептал Анахайм, проводив его тяжелым потрясенным взглядом.
— Ну, бабка, дает. — Патрульный покачал головой.
— Закрой рот, — процедил Анахайм.
— Я люблю свою мать. Благодаря ей я стал тем, что я есть. Нет, она не тянула меня за уши. Просто я всегда знал, каким она хотела бы меня видеть. Она ждала. И вот теперь, когда, казалось, все наладилось, между нами опять возникло непонимание…
— Все преодолимо, Ион.
— Проклятие! Этот человек сводит меня с ума! Он все время подкидывает мне новые проблемы. Меня тошнит от него самого, от этого его Селона и от его выходок…
— Сводить людей с ума — это его профессия. Или хобби. Чему вы удивляетесь?
— Ронда ушла от меня, Скальд… Она оставила записку, что должна побыть в одиночестве…
Ион без конца курил свои сигары, рассеянно стряхивая пепел то в горшок с цветами, то в свернутый из бумаги пакетик, хотя перед ним на столике стояла пепельница.
— Она действительно была угнетена, — смущенно проговорил Скальд. — Но вы должны набраться терпения и ждать…
Ион поднял голову.
— А чем она была угнетена?
— Историей с господином Риссером.
— Чего?
— Она винит себя в его смерти, хотя прошло столько лет. И возможно, это сильное чувство вины перед семьей привело к ее уходу. Я посоветовал ей обратиться к врачу. Конечно, мало приятного в той истории, но — надо забыть, сказал я ей…
Ион усмехнулся, сломал пальцами сигару, аккуратно сложил ее в горшок с розами и раскурил новую.
— Очень занимательно. И психологически достоверно. Только одна закавыка, Скальд. Риссера застрелили за два года до того, как я познакомился с Рондой. Это соседи вызвали патруль.
— Чтоб я сдох! — после длинной паузы с чувством произнес детектив. — Значит, вы правы, Ион, — Анахайм снова вносит раздор во вражеский лагерь. Теперь мне все понятно…
— Что вам понятно?
Скальд повеселел.
— Что не все так плохо, господин Регенгуж!
— Ну надо же. Вы сейчас в пляс пуститесь.
— Я не умею танцевать. Да, это он! Подождите… А он не мог внушить Зире, что он — тот человек, которого она любила?
— Гладстон, — напомнил Ион.
— Ах, да, у нас слишком материальные доказательства… Где же Зира?
— Мама уже вот-вот будет. Пойти принести валерьянки, что ли?
— Для нее?
— Для себя…
…Зира появилась в кабинете Иона через несколько минут. Она поздоровалась, своей легкой походкой прошла к окну и раздвинула шторы.
— Не выношу полутонов и полутеней, — решительно сказала она и села на диван. — Ну, спрашивайте, Скальд. Начинайте дознание.
Ион поморщился и достал новую сигару.
— Я подумал, что вы оговорились, Зира, когда рассказывали мне про Браззаль, — «У Иона светлые, как у отца, глаза». На фотографии у Риссера глаза темные.
