«убойщик», выпрямляясь. Взглянул на распростёртое тело с простреленным черепом. – Кажется, у нас возникла проблема…
- Никакой проблемы нет, - сказал генерал Семёнов. – Просто отрубите ему голову.
Два «убойщика» озадаченно переглянулись.
- А дальше? – спросили они хором.
- Что будет дальше, меня не интересует.
- Но как мы объясним, что у трупа Разумовского отсечена голова? – спросил один из оперативников.
- Скажете, что патологоанатом что-то напутал.
- Но никто же в это не поверит…
- Поверят. Ещё как поверят. Особенно если использовать достаточное количество денег.
И Семёнов знал, что это правда.
Они все знали.
Вольский ушёл из квартиры Гереров ближе к ночи.
Он просидел с Мариной всё это время. Иногда они говорили, но больше молчали: сказать уже было особенно нечего. Кажется, они оба потеряли очень важного человека: она – мужа, он – друга. Бывшего врага, изменившего свою суть и ставшего столь близким и нужным. С Вольским ещё никогда не происходило подобного.
Он трясся в вагоне метро, направляясь домой. Мысли об Анатолии не отпускали его.
Надо действовать, пытаться что-то изменить! Но что он мог сделать? Вольский не знал. И скорее всего, это означало, что поделать ничего невозможно.
«Ну нет, я поклялся. Поклялся, мать вашу! Я бы и без того просто так не сдался, а теперь не сделаю этого и подавно!»
Он планировал, вернувшись в квартиру, хорошенько напиться, но поменял свои планы. Вернее сказать, жизнь поменял их, а вместе с ними и его самого. Почти всю ночь Вольский проворочался в постели, размышляя, сопоставляя, придумывая. И, кажется, до чего-то додумался…
Мужчина в форме сотрудника ГСБ вошёл в участок. Стояла ночь, но его пустили. Гээсбэшников пускали везде и всюду: попробуй им откажи. Тем более когда они суют тебе под нос удостоверение, а оно ни разу не фальшивое.
Гээсбэшник взял у охранника ключи от камер – тот не посмел сопротивляться, - прошёл к ИВС и остановился возле последнего огороженного прутьями четырёхугольника.
Там, свернувшись калачиком на полу, лежал человек. Бывший полицейский. Обладатель необычной фамилии. Человек не знал гээсбэшника – по крайней мере, не был лично знаком и никогда не видел его. Не обладал никакой информацией, связанной с гээсбэшником. Но тому было известно о лежащем человеке очень многое. И сейчас он пришёл за ним.
Гээсбэшник постучал по прутьям камеры.
- Герер, вставайте.
Ноль реакции.
Сотрудник ГСБ постучал снова.
Наконец Герер зашевелился. С трудом сел. Посмотрел на пришедшего мутным взором.
- Кто вы? – выдавил Анатолий. – Вы по мою душу?
Гээсбэшник покачал головой. Отпер ключами камеру, открыл дверь.
- Как вы себя чувствуете? – спросил он.
- Лучше некуда.
- Острая боль уже прошла?
- Острая?.. – Герер замолчал. – Вам всё известно, так?
Гээсбэшник не ответил.
- Куда вы хотите меня отвести? Кто вам дал такой приказ?
- Находясь здесь и говоря с вами, я очень рискую, Анатолий.
Герер обдумал это и пришёл к соответствующему выводу. Медленно, неуверенно поднялся и шагнул к гээсбэшнику.
- Думаю, хуже мне уже не будет, - пошутил Анатолий.
- Я бы не был так уверен.
- Это угроза?
- Констатация. Но нам надо спешить. От вас зависит очень многое… Жизни очень многих.
- Это воодушевляет… Ну что ж, идёмте, коли не шутите.
Герер нетвёрдо держался на ногах. Гээсбэшник взял его под руку и повёл на улицу. На ходу кинул ключи охраннику. Тот проводил парочку удивлённым взглядом.
Когда они вышли наружу, Герер сказал:
- Вас будут искать.
- Не будут. Они думают, что вас переводят в другое место. Менее… приятное.
- А видеокамеры в участке?
- Не волнуйтесь так: я со всем разберусь, - убеждённо сказал гээсбэшник, хотя уверенности совсем не испытывал.
- Кто вы? Если вы не мой палач, то кто?
- Я не ваш палач.
Гээсбэшник усадил Герера в припаркованную у полицейского участка машину. Гулко хлопнула в ночной тиши дверца. Сотрудник ГСБ сел на место водителя; закрыл дверцу со своей стороны. Завёл автомобиль.
- Я ваш друг,
