— Линь, — сказал он, хватая рыбу и взвешивая ее в руке. — Килограмма полтора, не меньше. — Потом отдал мне ее и, отскочив, достал из кармана маленький «Панасоник», немного повозился с ним и распорядился: — Ну, теперь отцепляй и в воду.
— Как это… в воду? — опешил я. — В воду? Мы что, ее не съедим?
— С ума сошел? Мы не для того выпускали рыбу в этот водоем, чтобы сейчас ее сожрать. Иди в рыбный магазин Уокингса и купи семнадцать кило филе.
Он подскочил ко мне и вырвал линя из моей руки. Я даже не успел его как следует рассмотреть. Тим ловко вынул крючок из пасти и посмотрел на меня:
— Выпустишь сам, или мне это сделать?
— Я поймал, — патетическим тоном произнес я. — Выпускай сам.
Я подошел к столику, вынул изо рта изжеванную резинку, сунул в упаковку, добавил отклеенный от дна упаковки нейтрализатор и теперь уже с чистой совестью швырнул на землю — через три часа от нее не останется и следа. Потом налил себе бренди и выпил. Вкус был отменный. Руки постепенно переставали дрожать. Дыхание возвращалось в норму. Тим сидел на корточках у воды и пытался расшевелить положенного туда линя. Наконец, рыба ударила хвостом и ушла в глубину. Эйхем встал и вытер руки о штаны.
— Только не говори, что тебе не понравилось! — бросил он, не глядя на меня.
— Конечно, — согласился я. — В конце концов…
В моей машине раздалась трель телефона. Я вскочил и, подбежав к ней, нажал кнопку соединения, одновременно понизив громкость звука — могла звонить Эйприл, но на экране появился ее муж. Как всегда, он не в состоянии был скрыть своих чувств — весь его вид говорил о том, что он зол и ошеломлен, словно хотел оторвать торчащую из ширинки нитку, а вместо этого вырвал себе лобковый волос.
— Привет. — Он посмотрел куда-то над моим плечом, пытаясь понять, где я нахожусь. Я сделал вид, будто этого не замечаю. — Пришел наконец акт о вскрытии тела Вэл. — Он постучал по столу стопкой бумаг с прикрепленным к ним компакт-диском. — Кое-что весьма странно… — Он явно потерял терпение, не в силах узнать место: — Ты где? — И чтобы оправдать собственное любопытство: — Я не знаю, могу ли говорить открыто?
— Можешь, я на рыбалке с Тимом, но он в сорока метрах отсюда.
— Ага. Ну так вот, во влагалище Вэл нашли кусочек лака. Размером всего в три миллиметра, но это неважно. Это лак, — он заглянул в бумаги, — «Преффер» номер семнадцать, черный с красным.
— Ага, — повторил я следом за ним. — То есть мы должны поверить, что она лесбиянка? И что этот член в горле — ложный след?
— Ну…
Я помахал рукой перед камерой.
— Нет, я скажу тебе, что именно этот лак — ложный след! Так же, как им был бы след от губной помады на… Знаешь на чем!
— Откуда такая уверенность?
— Предчувствие, интуиция, опыт…
— На этот раз… — Он снова постучал бумагами о стол, звуки в микрофоне показались мне похожими на выстрелы. Я поморщился. Хольгер отложил бумаги. — Не знаю… На мой взгляд, тут как раз всё сходится. Смотри, она не поддерживала в Редлифе ни с кем никаких отношений. — Он загнул палец. — Член в горле — два. Поджог — три. Кусочек лака во влагалище — четыре. Разве всё это нельзя объяснить как действия обманутой любовницы? Любовь, разрыв, месть… — Он почесал нос. — Или нет?
Я задумался. Не мог же я ему сказать, что знаю о Вэл значительно больше, чем он и весь город вместе взятые… Пардон, кое-кто знает о ней больше, чем я и вся моя фирма вместе взятые… Убийца, конечно. Но не могу же я этого сказать Хольгеру. Я пытался сообразить, что лучше, — продолжать упираться? Но ход мыслей Хольгера был весьма логичным, если не предполагать наличие дополнительных данных, а у меня их быть не могло. Признать его правоту? Не будут ли в этом случае какие-либо последующие действия выглядеть странно? Нет, я всегда могу поменять мнение, подсунуть какое-нибудь доказательство.
— Чер-рт… Знаешь, я начинаю потихоньку ломаться, — медленно сказал я, на этот раз вовсе не притворяясь, будто думаю. — Наверное, это может быть и стечение обстоятельств, но слишком уж оно выглядит нарочитым…
— Вот именно.
Мы оба замолчали. Что за идиотизм, мелькнуло у меня в голове, люди связываются между собой через спутник, нафаршированный оборудованием, на разработку которого ушло несколько десятков лет тяжкого труда выдающихся умов, а на производство — несколько бюджетов средней величины государства, и что? Чтобы помолчать!
— Ну, в таком случае нам нелегко придется, — осторожно сказал я.
— В смысле?
— Чтобы найти любовницу Вэл или однозначно подтвердить, что она не была лесбиянкой, нужна полиция, со своими людьми, со своими картотеками, со своими информаторами… Я один ни черта не сделаю — я даже не знаю, с чего начать, где она работала, с кем контактировала…
— Ну, только меня не заставляй этим заниматься! — прошипел Хольгер.
— Тихо! Я ни от чего не отказываюсь, но у меня есть сомнения. Сам подумай.
Шериф уже знакомым мне образом подвигал челюстью и открыл было рот, но тут кто-то постучал в дверь. Он посмотрел в сторону и кивком пригласил войти.
— Созвонимся позже. — И пока я не успел разъединиться, быстро спросил: — Как рыба, берет?
— Не хуже политиков!
Я тут же набрал домашний номер шерифа, но, прежде чем Эйприл успела взять трубку, разъединился, чувствуя, как горят у меня уши.
Я вернулся к Тиму. У него были поставлены три удочки, видимо, мой трофей вызвал приступ зависти. Я спокойно налил себе и выпил. Мое удилище лежало на берегу. Я поднял его, насадил червяка, прицелился и выстрелил, едва не спутав леску с леской Тима, который злобно посмотрел на меня. Я улыбнулся, извиняясь, и направил удилище чуть в сторону. На этот раз пошло лучше.
Но рыба не брала. Наверное, мой линь известил всех соседей, что на берегу сидит выдающийся спец по рыбной ловле, а доставлять ему удовольствие не слишком приятно и даже больно.
У Тима клюнуло два раза. Но только клюнуло.
У меня было много времени на размышления. Я понял, почему так много людей увлекается рыбной ловлей. Можно думать, и думать, и думать, а рыба подстраивается под тебя и не мешает. Не то что дети, жена, родители… Клиенты.
Так что я думал еще два часа.
Потом мы вернулись в город.
* * *
Приняв душ, я включил телевизор и уселся перед ним в пушистом халате и с чашкой кофе. Приближалась новая страсть Америки — «Концерт по заявкам».
Прошло чуть меньше века с тех пор, как в Европе изобрели подобный способ поднятия престижа среднего класса, а теперь и наши соотечественники сходили с ума при одной мысли о том, что можно продемонстрировать миру и соседям, как ты любишь свою мамочку!
Самый тяжелый калибр. Я смотрел каждую вторую программу, чтобы набраться сил для работы. После очередной передачи во мне всё больше укреплялась убежденность, что нужно что-то делать, чтобы не быть таким, как эти идиоты, передающие и принимающие пожелания. И — упаси боже — не опуститься до уровня ведущих этого чуда.
