– А я разве что-нибудь сказал? – в тон Фойту произнес Гард, улыбаясь. – Но не буду интриговать понапрасну. Сегодня вечером был убит – скрывать все равно нет смысла, крепись, старина! – Пит Морган.
Фойт не скрывал своей радости.
– Комиссар! – воскликнул он, приподнимаясь с кресла. – Ваши люди привозят меня сюда, я жду несколько часов, думаю Бог знает о чем, а вы скрывали так долго приятную новость! Нехорошо. Быть может, это и не по-христиански, но лучшего подарка вы не могли бы мне преподнести. Я слишком уважаю вас, комиссар, чтобы сказать по этому поводу что-нибудь другое.
Гард молча выслушал тираду Фойта. Когда тот умолк, комиссар с величайшим вниманием стал разглядывать свои ладони. Словно бы между прочим сказал:
– А теперь, Эрнест, я хотел бы услышать от вас четкое и ясное изложение вашего алиби.
– Вы плохо ко мне относитесь, комиссар, – серьезно сказал Фойт. – Неужели вы до сих пор не оценили мои умственные способности и сообразительность по достоинству?
– Что вы имеете в виду?
– Я с удовольствием изложу свое алиби, но предварительно хотел бы знать, когда именно мой бедный друг Пит Морган покинул этот грешный мир. Вы, разумеется случайно, забыли сообщить мне часы.
– Это случилось, Эрнест, ровно в семь вечера.
– Прекрасно. Пит благороден, как всегда: он умер в тот самый час, когда я был вне всяких подозрений. Итак, комиссар, записывайте. В четыре дня у меня было совещание. В пять я просматривал заказной фильм, – кстати, он был бы полезен и вам, поскольку касается вашей профессии. Что же потом? Ну конечно. Пит – истинный джентльмен!
Фойт с детской улыбкой посмотрел на Гарда.
– У меня не очень много времени, Эрнест, – спокойно произнес комиссар.
– Прошу прощения. Так вот, от шести до восьми вечера я сидел в кафе «Золотой лист» и пил… Если потребуется, я могу припомнить, что именно я пил, комиссар.
– Лучше припомните с кем.
– Подтвердить это обстоятельство может, например, Билл, но вы ему не поверите. Филе тоже не годится в свидетели. Верно я говорю, комиссар?
– Я жду, Эрнест.
– Прошу прощения. – Фойт галантно поклонился, явно издеваясь над Гардом, который уже понял, что ключика к Фойту и на этот раз не будет. – О, как же я мог забыть! У меня есть отличный свидетель. Надеюсь, вы доверяете Хьюсу?
Гард посмотрел на собеседника, прищурив глаза.
– Но, если вас устроит Круазо, я могу ограничиться им.
Круазо был хозяином «Золотого листа», Гард знал этого человека.
– Такой ход не по правилам, Эрнест, – сказал он. – Продолжайте разговор по поводу Хьюса.
– Надеюсь, вы ему потом скажете, что сами вынудили меня прибегнуть к его помощи? Отлично! Со мной за столиком сидел почтенный Хьюс.
Гард поднял телефонную трубку:
– Хьюса. Алло? Это я, Гард. Ты уже протрезвел, Хьюс? Хм, тебе уже пора привыкнуть к тому, что я всегда все знаю… Что?! В порядке служебных обязанностей?! Допустим, ты был в «Золотом листе» по служебным делам. Когда? Так. Прекрасно: мой агент пьет за одним столиком с Фойтом. Поздравляю!
Комиссар бросил трубку.
«Еще одно алиби, – тоскливо подумал он. – Хорошенький вечерок!»
Фойт внимательно глядел на задумавшегося комиссара, чуть-чуть покачивая носком ботинка. Гард думал долго, и Фойт успел несколько раз переложить ногу на ногу. Он очень не любил, когда комиссар умолкал. Он вообще не любил молчащих людей, угадывая большую опасность в них, нежели в говорящих. Кто его знает, что творится в голове молчащего человека, какие логические выкладки он там делает, к какому выводу придет? Когда же мысли человека на кончике языка, живется много спокойней, не говоря уже о том, что мысли вслух дают возможность подготовить достойный ответ…
Гард думал. Он думал о том, что слишком надежное алиби не менее подозрительно, чем его отсутствие. Надо же устроиться так, чтобы в момент убийства Пита Моргана сидеть в кафе за одним столиком с самым верным агентом Гарда! Алиби Грейчера тоже непробиваемо, хотя… хотя от сотрудников Института перспективных проблем можно ожидать всего, чего угодно.
– Только умоляю вас, комиссар, не увольняйте Хьюса, – сказал вдруг Фойт, не выдержав гнета молчания.
– И не подумаю, – спокойно сказал Гард. – Ведь вы же во сне видите его уволенным, Фойт. Вы его боитесь. С Хьюса хватит элементарной взбучки.
Гибель гангстера волновала Гарда меньше, нежели смерть Лео Лансэре. Девять против десяти, что корни этого дела уходят в преступный мир, который для полиции, слава Богу, не потемки. Кроме того, нельзя гнаться сразу за двумя зайцами.
Убийство Лансэре оставалось полной загадкой. Дневник его был необычен, образ жизни – зауряден, скрытая от всех работа – таинственна, намек на шефа – зловещ, способ убийства – банален. Но быть может, у Лансэре были приступы вялотекущей шизофрении? Ну что ж, задание определить его психическую полноценность уже дано, надо дождаться результата. Но, предположим, появление дневника объясняется шизофренией – что тогда? Дневник становился тривиальным бредом, важная работа – мифом, а смерть – еще более загадочной. Впрочем, возможны и другие перестановки: жизнь – самая высшая из математик.
На рассвете Гарду доставили медицинскую карточку Лео Лансэре, обязательную для всех сотрудников Института перспективных проблем, поскольку они часто имели дело с повышенной радиацией. Просмотрев сложенную в восемь раз картонку, в которой типографский шрифт перемежался записями врача. Гард разочарованно вздохнул. За последние три года Лансэре ни разу не обращался к врачам по собственной инициативе. Данные последнего профилактического осмотра свидетельствовали о легком неврозе – недомогании столь же обычном для современных людей, как элементарный насморк.
Комиссару после бессонной ночи никак не хотелось ехать к жене покойного, но ехать было необходимо. Заключение психиатра, изучающего дневник Лансэре, каково бы оно ни было, следовало подкрепить и собственными впечатлениями. Откуда их черпать, как не из беседы с Луизой?
…"Ягуар" мягко притормозил возле дачи. К машине подошел дежурный полицейский.
– Происшествий не было? – поеживаясь от утреннего холода, спросил Гард, совершенно уверенный в том, что вопрос напрасен.
– К ней кто-то приехал, комиссар, – быстро произнес полицейский, – но, как вы распорядились, я не стал задерживать.
– Правильно, – вяло заметил Гард. – Какой он из себя?
– Она встречала его у ворот. Коренастый, стриженый, лет тридцати пяти…
– Ага… Ну ладно.
