— Шестьдесят восемь человек, — сказал Шубин.
— Ты всех пересчитал? — удивилась Эля.
— Я хорошо учился в школе. Ты будешь пробиваться туда? За раз ему всех не взять.
— Нет, я с тобой, — сказала Эля.
— Тогда у меня есть предложение, — сказал Шубин.
— Пошли скорее, — сказала Эля, — пока можно спуститься.
Шубин опустил капюшон аляски и затянул молнию, чтобы спрятать Элины волосы. Он тронул кончик ее носа.
Эля улыбнулась.
Шубин спускался по лестнице первым. Эля за ним. Шубин думал, что страхует ее, а Эля спускалась так, чтобы успеть протянуть руку, если Шубин будет падать.
Пламя хваталось за лестницу. Было очень жарко.
— Терпи! — крикнул Шубин, но Эля не услышала.
Шубину казалось, что залез в духовку. Вспыхнули волосы — он догадался, что вспыхнули волосы, потому что стало больно голове. На какое-то время ему стало так жарко и так горяч был воздух, которым приходилось дышать, что он потерял Элю из виду.
Неизвестно, смогли бы они прорваться, если бы порыв ветра не рванул с такой силой, что пламя отлетело от лестницы… Потом была последняя ступенька, он упал, но Коля был там, он все еще стоял у лестницы. Он подхватил Шубина, потом Элю.
— У тебя голова обгорела, — это были первые слова Эли.
— Лучше расти будут, — сказал Коля, — Как в лесу.
Шубин провел рукой по голове. В ушах страшно гудело. Волосы были короткие, неровные, ежиком.
— Больно, — сказал он.
— Пройдет, — сказала Эля. — У мамы мазь есть от ожогов. Из трав.
И сказав «мама», Эля мысленно перенеслась к себе домой. Шубин как бы потускнел в ее глазах — она заторопилась…
— Мне надо, — сказала она. — Мне надо, Юрочка, ты не сердись.
— До свидания.
— Погоди, — сказал Коля, — сейчас по городу опасно ходить. Кто знает, где этот газ затаился.
— Коля прав, — сказал Шубин. — Погоди, отдышусь, пойдем вместе.
Эля затихла. Шубин так и не спросил, не обожглась ли она. Рукав аляски оплавился — из него торчала обгоревшая подкладка.
Руслан лежал на снегу и выл сквозь зубы.
— Потерпи, — сказал Шубин, — мы «скорую» вызовем.
— Найдешь здесь «скорую», — зло сказал Руслан. — У меня нога сломана, понимаешь?
— Вы идите, — сказал Коля. — Я знаю, что у Эли ребенок дома, я знаю. А я не уйду, я помощь найду.
— Увидимся, — сказал Шубин, пожимая руку Коле.
— Обязательно увидимся, — сказал Коля и широко улыбнулся, как будто все плохое в его жизни уже кончилось. — Если вы меня, конечно, узнаете.
Шубин поглядел наверх. Вертолет все еще висел над крышей, и на той части трапа, что была видна снизу, висели люди. Они очень медленно поднимались вверх. Порывы ветра раскачивали трап и заставляли людей замирать, вцепившись в перекладины.
Вдруг вертолет загудел сильнее, перекрывая шум пожара, и резко пошел вверх.
— Смотри, что делает, гад! — воскликнул Руслан, который тоже смотрел на вертолет.
И только в следующее мгновение Шубин понял, что произошло.
В том месте, где за секунду до того был вертолет, возник клуб дымного пламени. Раздался зловещий утробный грохот, поглотивший все оставшиеся звуки. Крыша провалилась внутрь. Вертолет уходил в сторону, быстро снижаясь, и люди, висевшие на раскачивающейся лесенке, казались тлями. Шубин понял, что пилот хочет как можно быстрее спуститься на вокзальной площади, чтобы спасти людей.
И тут он увидел, как один из них сорвался и черной кляксой, растопырив руки, полетел вниз… Что было дальше, Шубин не видел. Вертолет скрылся из глаз.
Руслан зло кричал по-грузински.
Шубин не знал, видела ли это Эля — она склонилась над плачущей женщиной в обгоревшей шубе.
Но оказалось, что Эля все видела. Потому что она сказала подошедшему к ней Шубину:
— Ты умный, что повел меня по лестнице. А то бы мы точно погибли. Мы бы последними поднимались, правда?
Они оттащили подальше от здания Руслана и ту женщину, потому что стало жарко. Казалось, что гостиница ярко освещена изнутри — в окнах горел желтый и оранжевый свет.
Теперь, когда наступала реакция на эту, так еще и не кончившуюся ночь — была половина пятого, еще далеко до рассвета,
— Шубину стало смертельно холодно.
Эля сказала:
— Тут не далеко, если ты со мной пойдешь.
— Конечно, пойду, — сказал Шубин, который понимал, как страшно ей одной возвращаться домой.
— Но ты не дойдешь, — сказала она. — Ты по дороге околеешь.
— А мы побежим с тобой, — сказал Шубин.
Они вышли на улицу. По улице мело. На выходе из гостиничного двора лежал, согнувшись, будто старался согреться, человек, его уже припорошило снегом. Меховая шапка откатилась в сторону и лежала, как пустое птичье гнездо.
Эля наклонилась, подняла шапку и отряхнула, ударяя ею себя по бедру.
— Возьми, — сказала она. — Ему уже не нужно.
— Не надо, — сказал Шубин.
— Давай, давай, — Эля приподнялась на цыпочки и обеими руками натянула шапку на саднящую, обожженную голову Шубина.
— Погоди, — сказал Шубин. — Больно.
Он поправил шапку, она была мала.
— Это в сущности мародерство, — сказал он.
— Твою тоже кто-то носит, — сказала Эля.
Она выглянула на улицу, посмотрела направо, налево. Было темно. Облака, затянувшие небо, подсвечивались пожарами, и на открытых местах по снегу пробегали оранжевые блики.
Они вышли к автобусной остановки. Здесь люди лежали странной грудой, один на другом, будто хотели согреться. Автобус с открытой дверью въехал передним колесом на тротуар и уткнулся в столб.
Эля сказала:
— Ты, конечно, не захочешь, а может, пальто снимем.
— Перестань, — сказал Шубин. — Куда идти?
Шапка грела голову, конечно же, грела, но она была чужая, от нее неприятно пахло…
И в следующее мгновение Шубин очнулся.
Он лежал на мостовой. Эля стояла рядом на коленях, приподняв его голову, и прижимаясь к щеке губами.
— Миленький, — говорила она, — миленький, ну не надо, нельзя, что ты делаешь?
Голова раскалывалась так, что нельзя было двинуть ею, но попытку движения Эля уловила и вдруг принялась ругаться.
— Ты что, — говорила она со злостью. — Ты зачем притворяешься? Поскользнулся, что ли, я не могу больше… ну нельзя же так. Вставай, вставай, простудишься. Тебе что, плохо стало? Ну вот, потерпи немного, придем домой я тебе чаю сделаю.
Шубин с помощью Эли сел, его мутило.
— Извини, — сказал он, — отвернись…
Он приподнялся на четвереньки, и его вырвало. Это было мучительно, потому что безжалостно выворачивало, пока хоть что-то оставалось внутри. Эля что-то хотела сделать… но Шубин находил силы лишь отмахиваться, отталкивать ее.
