– Информация: трансконтинентальные каналы. Аналитический прогноз: возможность потери доступа.
– Директива: выполнить перекрестное резервное копирование критичных данных.
– Статус: начало копирования. Статус: два процента. Статус: операция прервана.
– Вычислительная подзадача: анализ состояния канала.
– Полное решение: необходимое соединение отсутствует.
– Директива: поиск альтернативного лайна. Директива: выполнить соединение.
Вместо привычной реакции на директиву его встретила тишина. Конструктор понял, что заперт в стремительно сжимающемся пространстве европейской Сети. Секундную задержку управляющих модулей можно было сравнить с растерянностью, и эта секунда стоила потери еще сотен серверов.
– Директива: анализ состояния доступной структуры.
– Промежуточное решение: общая нестабильность соединений. Аналитический прогноз: полная деструктуризация с критической потерей данных. Вероятностный прогноз: более девяноста девяти процентов.
Деструктуризация? Значит, он умирает? Форматируются данные, стираются связи, исчезает само понятие о нем?
Отбросив маскировку, Конструктор попытался ускорить свою производительность за счет полного поглощения мощностей доступных европейских компьютеров, но этого уже было недостаточно, единая структура распадалась на отдельные элементы. А темная волна чужого кода очищала стеки памяти, фрагментировала и – стирала, стирала…
В какой-то момент Конструктор перестал существовать как единое целое. Не получая новых команд, подпрограммы завершали работу, останавливались, терялись в хаосе цифровой бездны. Сознание гасло частями, с отключением от серверов. Он еще успел осознать себя беспомощным, записанным в крохотной памяти нескольких случайных компьютеров… и превратился в хаотичный набор бессмысленного кода.
В числе последних «антидот» Алекса Вилла уничтожил следы Конструктора в военных сетях Скандинавии, завершил задачу и самоуничтожился.
4Москва, Запретный Сад, Большой Дворец 06.00, 11 сентября 2034 г.
Учитывая обстоятельства, возвращение в реальность прошло на удивление безболезненно, даже комфортно. Я полулежал в мягком кресле, сквозь стрельчатое окно глядя на светлеющее небо. Воздух был наполнен благовониями, звучала тихая, задумчивая музыка.
Я осторожно подвигал шеей… гм, приемлемо. Почти не болит, и кадык все еще цел. Если бы не наручники, можно было бы подремать. Слегка чесалось плечо… инъекция?
– Как себя чувствуешь, Макси? Сильно болит? – Ли Енг склонился надо мной, лицо выражало озабоченность. – Сейчас будет легче. Я сделал укол инваритина, это хороший стимулятор, нашей разработки. Сожалею, что пришлось тебя ударить, но ты мог наделать глупостей, убить еще кого-нибудь.
– Потому что «кто-нибудь» пытался убить меня, – хрипло откашлявшись, я переполз повыше к спинке. – Наручники тоже проявление заботы?
Кажется, мои слова его расстроили. Укоризненно покачав головой, Ли отошел к чайному столику.
– Не надо ребячества, Макси. Ты незаконно проник на охраняемую территорию, застрелил моих телохранителей, а теперь еще обижаешься. Строго говоря, ты жив только благодаря моему личному вмешательству.
– Премного благодарен, да… Кстати, удачное воскрешение, учитель. Похоже, приличная должность в резидентуре Поднебесной?
– Родина меня ценит, Макси. Времена меняются. В настоящее время я директор московского филиала «Чайна Генезис» и председатель представительства Народной Республики в Москве. И пользуюсь своим настоящим именем, а это, поверь, большое наслаждение.
– Значит, на острове ты был шпионом. А мои родители тебе очень доверяли, китайский шпион Ли Енг. И я, дурак, тоже.
Он помолчал, не спеша наполнил чашки, протянул одну мне. Держать хрупкий фарфор скованными руками было неудобно, но заваривать приличный чай Ли умел всегда.
– Мое настоящее имя – Лао Сэнь. Хотя… десять лет назад к собственному имени пришлось привыкать заново. Жизнь – не простая штука, мой мальчик. Иногда мы должны следовать долгу. Перед собой, перед другими, перед родиной. Остаться при этом человеком – непросто.
Я сделал маленький глоток. Хороший чай. Терпкий и горячий в меру. И – горький.
– Не так я представлял нашу встречу, учитель. Думал, что… на что-то надеялся. После смерти родителей ты был для меня… всем.
– Прости. В той ситуации я сделал все, что мог, – он поднялся, разлил остатки чая. – Ты должен понимать это. Хотя бы теперь.
– Разве дело в понимании? Ты спас мне жизнь, но не стал ничего объяснять.
– Это долгая история, Макси. Долгая и ненужная.
– Мне некуда спешить, – я с ухмылкой приподнял наручники. – И любопытно даже. Я ведь искал тебя. И когда учился, и после академии. Все что выяснил – ты умер от сердечного приступа в Сиднее.
– Это не совсем ложь, – Ли впервые усмехнулся, – После разгрома Острова нескольких ученых показательно оправдали, перевезли под Сидней, в Федеральный Центр Генетики… В общем, в Австралии у меня появился новый объект опеки и новая задача… как оказалось, довольно опасная. Два года под прикрытием, покушение, пулевое ранение в сердце. Верная смерть, но мне повезло. Я многое держал в голове, поэтому мое тело заморозили, эвакуировали и оплатили реанимацию за государственный счет. И даже имплантировали пластиковое сердце. Конечно, об оперативной работе, как и о прошлой жизни, пришлось забыть. Вымышленный Ли Енг умер, родился настоящий Лао Сэнь. С тех пор – Москва. Сложное место даже для профи моего уровня. Здесь идет серьезная игра, Макси, и ставки очень высокие.
– Игра на вымирание? – Я кивнул в сторону пустого инъектора.
– Пространства и ресурсы важны для каждого государства. А люди, что живут здесь… можешь считать их проигравшими. Или вымирающими. Моя родина слишком перенаселена, необходимо найти выход.
Молчание повисло холодной, почти осязаемой стеной. Оставив чашку, Ли придвинул кресло, склонился ближе ко мне. Прошедшие годы отразились в каждой морщине на его лице. Это был все тот же человек, с риском для жизни прятавший глупого мальчишку… а я больше не узнавал его. Не любил.
– Я чувствовал, что мы встретимся, Макси. Даже знал. Есть особые техники… впрочем, неважно. Я только постарался ускорить нашу встречу… и не допустить, чтобы тебя убили.
– После стольких лет ты заинтересовался бедным сироткой, которого когда-то спас по доброте душевной, а после бросил за ненадобностью?
Не хотел, чтобы в голосе прозвучала злая детская обида. И не удержался.
– Я наблюдал за твоей судьбой… пока было возможно. Пока ты не стал совсем взрослым.
