Произнеся несколько реплик, Керим положил трубку и сел в кресло. Сложив на столе руки и сцепив пальцы, Керим некоторое время в упор молча смотрел на Мельникова. Пауза длилась не менее минуты, прежде чем он спросил:
— Знаете, о чем мне только что сообщили?
Мельников молча пожал плечами.
— Мне сообщили, что и Дино, и Ахмед сознались в том, что вы трое поддерживали с ними связь.
— Бред, — чуть усмехнулся Мельников, а сам подумал:
«Черт! Неужели они не выдержали? Если это так, то тогда конец!» Керим нажал кнопку, вмонтированную в крышку стола, и в кабинет вошли двое автоматчиков. Керим что-то сказал, а Анохин перевел:
— Господин Керим приказал всех троих расстрелять. Идите. Мельникова охватила злость. Он тихо, еле сдерживаясь, глядя в глаза Кериму, сказал:
— Я пули не боюсь, господин Керим, но вы ошибаетесь!
Капитан резко повернулся и шагнул к дверям. Его вывели во двор, и он увидел Полещука, по бокам которого стояли двое автоматчиков. Чуть в сторонке, тоже под охраной двух автоматчиков, стоял Бугчин. Он громко матерился:
— Мать их!.. Чего это они? А? Надо же! За что они под штык нас?! Что мы сделали?
— Сказали, что расстреливать будут, — тихо пояснил Мельников.
— Это мне тоже сказали, — ответил Полещук и почему-то спросил: — Где они это сделают?
— Думаю, что не в Париже, — горько усмехнулся Мельников. И вдруг его обожгло: «Постой, постой, капитан! А при чем здесь Бугчин? Керим же сказал, что Дино и Ахмед сознались в связях со мной, Володей и Бугчиным. Это же неправда. С Бугчиным они никаких отношений не поддерживали. Что это?! На пушку меня и Володю берут?!»
Он спросил у Бугчина:
— Тебя допрашивали?
— Спрашивали о каком-то фотоаппарате, о встречах с Дино. Не знаю, какого хрена…
Сильный удар прикладом в спину прервал Бугчина, и тот чуть не упал, грязно выругавшись.
Их поставили в затылок друг к другу и приказали следовать за одним из охранников.
Прошли через большую ровную площадку, на которой стояло с десяток грузовых и легковых автомашин. Подошли к месту, откуда узкая тропинка вела в горы. Минут через пятнадцать они оказались на том же месте, где в первый день присутствовали при расстреле группы отступников.
Охранники, подталкивая стволами автоматов, подвели их к ровной, отвесно уходившей вверх скале и заставили стать на колени.
Полещук, чуть заикаясь, сказал:
— Вить! А чего это мы будем умирать стоя на коленях? Давай встанем.
— Ты прав, Володя. Нечего нам перед ними на коленях стоять.
И они оба встали на ноги. Мельников полуобернулся и увидел сзади Керима, Анохина и еще нескольких человек, громко сказал:
— Наши солдаты стоя на коленях не умирают.
А сам подумал: «Неужели нас расстреляют?! Глупо как-то. Даже не попытались силой заставить нас говорить».
У него действительно были сомнения. Не может Керим их так легко убить.
«Это возможно только при условии, если и Ахмед, и Дино — подсадные утки, провокаторы! Хотя нет, Ахмед же назвал пароль».
Вдруг Бугчин повернулся и, не вставая, на коленях начал передвигаться к Кериму. Упал к его ногам и запричитал:
— Господин Керим! Господин Керим! Простите! Не делайте ошибки! Я ни в чем не виноват. Я буду всегда вам служить верой и правдой! Умоляю, не убивайте! Я буду по гроб служить, даже бесплатно, только дайте мне жить!!!
Мельников воспользовался криком и мольбой Бугчина, чуть слышно сказал:
— Ты знаешь, Володя, мне кажется, что нас разыгрывают и никакого расстрела не будет.
— Почему ты так считаешь?
— Прежде чем нажать на курок, они бы с нас кожу содрали, требуя признания.
— Значит, наши держатся?
— Думаю, что да.
— Поживем, увидим, — пробормотал Полещук и добавил: — А я уже выбирал, на кого броситься, чтобы хоть одного гада с собой в могилу унести.
Но, увы, скорее всего Мельников ошибался. Керим пнул ногой Бугчина, пытавшегося целовать его туфли, и что-то приказал охранникам, они подхватили обреченного и подтащили к скале. Бугчин громко рыдал, его штаны стали мокрыми.
Керим, соблюдая осторожность, приблизился к ним на несколько шагов:
— У вас осталась только минута. Будете говорить правду или нет?!
— Нам нечего говорить. Мы не виноваты, — глухо, но твердо ответил Мельников.
— Жду ровно минуту! — и Керим возвратился на место. Охранниками и палачами командовал бородатый араб. Он что-то сказал каждому из четверых автоматчиков, изготовившихся к стрельбе, и выжидательно смотрел на Керима. Тот следил за секундной стрелкой. Когда до истечения минуты оставалось не более десяти секунд, он громко спросил:
— Будете говорить?!
Мельников и Полещук молчали, а Бугчин еще громче закричал:
— А… а… Не убивайте!
Керим взмахнул рукой, и грянула автоматная очередь…
Очередная встреча с Исааком состоялась в кустарнике, выросшем на нагромождении камней у высоких скал.
Левин пришел на несколько минут раньше, но Исаак уже был там. Он шагнул из-за куста, и Левин, вздрогнув от неожиданности, остановился, нервно поправил очки и выдохнул:
— Ой! Не ожидал!
— Простите, не хотел вас испугать. Я здесь уже полчаса, наблюдаю за подступами.
— Вас, наверное, удивила моя просьба встретиться лично?
— Нет, вы же действовали, как мы и условились. Обнаружив записку с предложением встретиться, я сразу же спланировал свою поездку сюда именно сегодня.
— Да. Я решил с вами посоветоваться, — Левин застенчиво улыбнулся. — Заодно выяснить, а вдруг от брата известие какое-нибудь имеется?
— Есть, есть, Абрам Иосифович, — тихо засмеялся Исаак и протянул сложенный лист бумаги. — Возьмите, прочитайте и уничтожьте.
— Да, да, я понимаю. Хранить такие записки нельзя.
Абрам развернул листок:
«Дорогой брат! Я рад, что ты жив. Как меня заверили, правительство Израиля вместе с руководителями других стран предпринимает меры к освобождению тебя и твоих товарищей. С нетерпением жду нашей встречи. Будь осторожен, береги себя. Михаил».
Левин поправил очки, аккуратно сложил бумагу и начал рвать ее, но Исаак осторожно отнял ее:
— Нет, Абрам Иосифович, рвать не надо. Сейчас сожжем.
Он достал зажигалку и поднес ее к бумаге. Подержал, пока огонь не начал обжигать пальцы, и бросил на землю. Когда бумага сгорела, растер ногой пепел и сверху присыпал землей, перемешанной с мелкими камушками:
— Ну вот, теперь порядок! Никто не увидит, никто не прочтет. Итак, к делу. Что вас встревожило?
— Меня встревожило то, что прикрепленный ко мне Полещук вдруг пропал.
