— Чем ты так увлекся, Андрей?
Стрельцов, не отрываясь от текста, только головой покачал.
Левин через его плечо заглянул в текст и пробежал глазами несколько строк:
— А, Стивен Хокинг. Сильный ученый. Смотри-ка, ему только пятьдесят, а сколько удалось сделать. О чем он пишет?
— Да, это его статья. Он опровергает своего земляка Герберта Уэллса и тех ученых, которые, опираясь на теорию относительности, выдвинутую Эйнштейном, доказывают, что машина времени — это ближайшая реальность в жизни человечества.
— Значит, перемещение во времени — плод воображения писателя-фантаста и не более чем несбыточная фантазия? Я, кстати, так и думал.
— Ишь ты, — улыбнулся Стрельцов, — знал бы об этом Хокинг, то наверняка не делал бы такие открытия. Ты, Абраша, напиши ему.
— Хорошо, сейчас же сяду и напишу. Но при условии, что ты, Андрюха, отнесешь мое послание адресату. А если серьезно, то, как мне помнится, ученые-космологи Моррис, Терн… забыл, кто третий…
— Юртсевер.
— Да, да, Юртсевер, спасибо. Так вот, они доказывали при помощи квантовой теории, что путешествовать во времени и пространстве вполне возможно.
— В том-то и дело, дорогой Абрам, расчеты Хокинга опровергают это. Вот что он пишет: «Создается впечатление, что существует какое-то агентство по защите хронологии, которое делает Вселенную безопасной для историков».
— Он же сильно болен.
— Даже смертельно. Может быть, только ему, Хокингу, находящемуся на грани бытия и небытия, открылось нечто такое, что для нас, обычных смертных, непостижимо.
— Согласен. Хокинг — гениальный человек, но почему ты им заинтересовался именно сейчас?
— А мне о нем сегодня долго рассказывал Хинт. Он мне и дал эти материалы.
— А чего хотел Хинт?
— По-моему, он начинает понемногу прозревать и сегодня впервые высказал сожаление о том, что передает свое оружие в руки убийцы международного масштаба.
— Андрей, а тебе не кажется, что было бы неплохо, если бы мы с тобой приделали ноги одному экземпляру его оружия?
— Ты что, спятил?! Во-первых, как мы это сделаем, во-вторых, куда спрячем, в-третьих, ты представляешь, что здесь будет твориться? Да и зачем нам его пистолет или ружье?
— Нет, нам лучше спереть у него не один, а два экземпляра, — с невозмутимым видом Левин развивал свою мысль. — Один экземпляр мы передадим «Моссад», другой оставим себе. Пригодится в трудную минуту, скажем, при побеге.
Постепенно Стрельцов перестал возмущаться и все с большим вниманием слушал друга. Левин, чувствуя, что удалось его заинтересовать, поудобнее устроился в кресле и продолжал:
— Неужели непонятно тебе, что вырваться отсюда мы сможем только с помощью какой-то третьей силы, скажем, «Моссад», ЦРУ, КГБ.
— Конечно, если для этой цели…
— Ты как тот дед Щукарь у Шолохова, — перебил его Левин. — «Если оно так, то оно конечно…» Давай лучше подумаем, как это сделать.
— А ты знаешь, мне кажется, что если бы Хинт обнаружил пропажу своего изделия, то мог бы и не решиться сообщить об этом Кериму…
— И на эту мысль натолкнул бы его ты. Я же вижу, как он тянется к тебе. Давай же воспользуемся этим.
— А как мы осуществим нашу задумку?
— Дай срок, и я придумаю.
— Хорошо, думай, ну а пока пошли на работу. Обеденный перерыв кончается.
Через несколько минут они уже входили в лабораторию.
Все сотрудники были на местах.
Левин прошел к своему месту и до конца работы даже словом не обмолвился со Стрельцовым, но когда они после работы шли по вьющейся между больших камней тропинке, Абрам предложил другу свой план.
Помолчав немного, Стрельцов улыбнулся:
— Ну что же, товарищ рецидивист и авантюрист, давай попробуем.
— Одна попробовала и родила, а нам надо действовать наверняка. Иного не дано, — улыбнулся Левин.
— Хорошо, хорошо. Выбираем подходящий момент и начинаем операцию под кодовым названием «Ученые и воры». А? Как по-твоему?
— Нормально. Есть же кинофильм «Полицейские и воры».
Затем Левин, рассказав о встрече с Исааком, спросил:
— Не пойму, зачем им почерк Керима? Это же не карта минных полей, не список личного состава.
— Нет, ты не прав, Абрам. Я много слышал и читал о графологии. Израильская разведка действительно достигла больших успехов. У них много специалистов-графологов, один из них, если мне не изменяет память, по имени Арис Нафтали, проанализировал почерк Абу Джихада и дал ему характеристику для «Моссад». Кстати, настоящая фамилия Джихада — Халиль аль-Вазир. Арис Нафтали охарактеризовал его как великолепного организатора с прекрасным аналитическим умом.
— Да, да, мне как раз об этом и говорил Исаак.
— Ну вот, видишь. Надеюсь, ты не заподозришь нас, меня и Исаака, в сговоре? — улыбнулся Стрельцов и добавил: — Ну вот мы и пришли. Думаю, что в помещении нам не следует говорить о таких делах.
— Естественно. Да и спать чертовски хочется.
Приняв душ, вяло поболтав между собой, посетовав на то, что у них нет телевизора, они легли спать.
Левин уснул сразу же. Ему снилось не то море, не то озеро. Водная гладь. Какие-то небольшие суда и много тонущих людей, около которых плавали почему-то лошади…
Вдруг Левин почувствовал свет и проснулся. Открыл глаза и тут же зажмурился от казавшегося очень ярким света настольной лампы. Прежде чем снова открыть глаза, он успел подумать о подарке Керима, сделанном несколько дней назад: «А настольная лампа хорошая штучка — не надо вставать, шарить в темноте по стене. Но кто ее включил?..»
Левин присмотрелся: перед ним стоял странный незнакомец. Черный костюм, белая рубашка, лицо бледное, с синеватым оттенком. Самое странное в незнакомце — это его глаза. Их не было видно. Большие глазницы и… больше ничего. В них черная пустота. Когда незнакомец чуть усмехнулся, из-за тонких губ показались темные зубы.
Левин испуганно сел.
— Что вам угодно? — быстро спросил он, рукой нащупывая на тумбочке очки и поспешно надевая их на нос. После этого он совсем некстати произнес: — Добрый вечер.
Незнакомец снова молча улыбнулся одними губами, а Левин, холодея от страха, подумал: «Где же его глаза? Господи, он без глаз!»
Мужчина зашевелил губами, и Левин услышал его голос. Он был глухим, хрипловатым. Доносился как бы издалека. А Левину подумалось: «Как загробный».
— Я пришел к вам, мистер Левин, из мира иного. Мой дух будет бродить по Земле до тех пор, пока вы не избавите человечество от грозящей ему катастрофы.
— Какой катастрофы?! О чем вы говорите? Кто вы?
— При жизни меня звали Адамсом. Так что я — бывший Адамс.