опрятно.
… На рассвете следующего дня молодые люди робко переступили порог храма и остолбенели. На троне восседала прекрасная дева в изысканном наряде цвета чайной розы. На голове у нее была такого же оттенка шапочка в форме цветка, украшенная сверкающими аметистами, а замысловатые узоры ее одеяния были составлены из матовых нежно-розовых кораллов.
Не успели юноши подойти к трону, как Хиона, обрызгав их водой из фонтана, в мгновение ока превратила в два зерна. Царица осторожно подняла их с пола, отнесла к двери и бросила в клумбу, что была разбита у стены храма.
В полдень на теплом весеннем воздухе распускались два удивительных цветка. Пунцово-алый Эв, открыв глаза, завибрировал под нежным дыханием ветерка. Повертев своим махровым венчиком по сторонам, он немедленно принялся радостно зазывать к себе суетливых стрекоз и озабоченных пчел. Увидев на соседнем кусте нежно-розовый цветок, он еще пуще зарделся, решив, что рядом находится самая очаровательная в мире бабочка.
– Как она восхитительна! – подумал юноша, призывно размахивая лепестками. Однако, почувствовав ее аромат, пришел в откровенный восторг, он понял – перед ним родственное создание.
Ядовито-желтый Гарм открыл глаза чуточку позже и огляделся. Солнце светило ярко, нежные запахи поднимались от весенней земли. Рядом, вишневый от смущения, Эв заигрывал со сладко пахнущей розой шиповника. Гарм отвернулся и стал рассматривать голубой небосвод, с интересом вглядываясь в пушистые молочно-белые облачка. Проворная бабочка, привлеченная роскошным золотистым венчиком, уселась на цветок. Гарм вздрогнул и согнал ее. Назойливая гостья, взлетев, снова опустилась на него.
– Вот пестрая дрянь! Полюбоваться на мир не дает. Навязалась на мою голову! – подумал принц и задергался всем телом, сгоняя непрошеную гостью.
Бабочка, почувствовав дрожь отвращения, сделала вид, будто ничего не случилось. Она не желала сдаваться, а потому, красиво помахав разноцветными крылышками, еще сильнее вцепилась в пушистый венчик, пытаясь удержаться на приглянувшемся ей золотистом ложе. Обозленный Гарм так грубо защемил ей лапку, что та, наконец, сообразила – дело приняло нежелательный оборот. Теперь уже перепуганная нахалка сама захотела ретироваться, да не тут-то было. Лапку заклинило намертво. Долго еще легкокрылая красотка билась, пытаясь высвободиться, пока, обессилив, не повисла на цветке, как подстреленная дичь на поясе у охотника.
На закате юноши приняли свой обычный вид. Они обнаружили, что сидят в клумбе у стены храма, перепачканные землей. В руке у Эвера цветущая ветка шиповника, а в кулаке у Гарма огромная раздавленная пестрая бабочка.
– Я пошел домой мыться, – проворчал принц, раздраженно стряхивая с руки пыльцу, а потом, не оглядываясь, быстрым шагом отправился к себе.
– Это какой-то диковинный, необыкновенно душистый вид, – решил Эвер, нюхая цветы, а потом, бережно поддерживая рукой ветку, побежал домой ставить ее в воду.
…Следующий день выдался холодным и дождливым, а потому молодые люди решили провести его дома.
– Я какой-то восторженный дурачок! – думал о себе Эв, вспоминая свои необыкновенные превращения.
– Ничего нового! – размышлял Гарм.– Лишний раз убедился, что везде царит обычное потребительство, которое люди, как правило, прикрывают возвышенными словами. Куда ни оглянись, везде только и болтают, что о страсти, влечении, любви! А на самом деле отношения у всех на уровне насекомых: поел, попользовался и полетел дальше… Любопытно, зачем Хиона проделывает со мной все эти трюки? Решила открыть мне глаза на мир? А может, хочет убедить, будто я недостаточно развит, раз до сих пор ничего в нем не понял? Однако, что бы царевна мне не доказывала, я не расстроюсь! Наоборот! Мне давно не было так интересно жить, как сейчас! Клянусь, я с радостью жду любых превращений!
… Утро следующего дня выдалось морозным, возможно, поэтому Хиона встретила своих гостей в роскошной темно-коричневой шубе и золотисто-бежевой мохнатой шапке. Золотой песок вперемешку с агатами украшали не наряд.
Хиона гостеприимно пригласила юношей следовать за ней в храм. Они поднялись по длинной лестнице, что находилась позади трона, и попали в просторную светлую комнату с огромным окном. Подойдя к нему, молодые люди удивленно переглянулись – перед ними, как на ладони, предстала вся долина с ее ухоженными полями на склонах гор, с разноцветными домиками, окруженными зарослями цветущего кустарника, и с крошечными фигурками работающих монахов.
– А теперь друзья, вперед! – скомандовала царица и обрызгала их водой из золотого флакончика, который вынула из кармана своей необъятной переливающейся шубы.
Одно волшебное мгновенье, и два молодых тура выскочили из окна. Ловкий прыжок, и они оказались на небольшом уступе, с которого, легко поскакали в разные стороны.
Эв, почуяв нервными, влажными ноздрями запах молодой козочки, пустился вдогонку. Она мерещилась ему в каждом белом облачке, что пряталось в лощинах гор, окружающих Плато.
Гарм со всех ног понесся к вершине. Его, как магнит, притягивала к себе, оседлавшая белоснежный пик горы, грозовая туча.
– Что там внутри нее, что за ней, что выше нее? День впереди, я еще успею добежать и посмотреть, – думал принц, бесстрашно устремляясь вверх.
На заходе солнца два утомленных тура спустились в долину, а когда наступила темнота и окончилось действие заклинания Хионы, измученные юноши, едва попрощавшись, разбрелись по домам.
Два дня молодые люди провели как затворники. Эвер неожиданно для себя осознал, что окончательно излечился от своей прежней привязанности.
– Я чувствовал только то, что ощущают все, живущие на Земле. Самое главное, что в этом не было ничего из ряда вон выходящего. И не зачем было так терзаться? В конце концов, если хорошенько поискать, всегда можно найти себе подходящую подругу.
Незаметно его мысли обратились к царевне Хионе, и он прошептал:
– Вот, кто единственная на свете, неповторимая женщина! Прекрасна, величава, мудра. Может, она вообще из другого мира? Странно! Она тогда сказала Гарму, что предпочла бы меня. Наверняка, пошутила, просто хотела его подразнить. А вдруг она отсюда уйдет? Преобразит жизнь монахов и исчезнет. Навсегда исчезнет.
Эв нахмурился, замолк, и на сердце у него снова стало тоскливо и тяжело.
Гармагер нервно ходил по дому, швырял свои детские игрушки и громко ругался.
– Еще одно такое испытание и я решу, будто я – урод. Все бегают, суетятся только для того, чтобы найти себе пару. Ради этого и живут! Сказал бы, что это животные чувства. Так нет же! Так ощущает все живое, даже цветы. Теперь я, слава Богу, понял, моя мать не исключение. Женщина, как женщина. Не была бы королевой, можно было бы и оправдать… Хиона обещала ответить на все вопросы. Было их несколько, а теперь остался только один. Почему выбор матери не вызвал протеста ни у советников, ни у войска, ни у народа? Я один