героев известной в одном из миров пьесы. Репродукцию этой картины я уже видела на афише, украшавшей стену гримерки в любительском театре, в котором я имела недолгое счастье играть.
— Там изображена сцена из пьесы “Мориси Вилда”, — говорю я.
Морис сначала просто усмехается, а потом внезапно начинает биться об дверь.
— Чертов старый ублюдок! — орет он и продолжает посыпать Толлека ругательствами — Подставил-таки меня напоследок! Мало он мне подгадил в жизни!
Дверь так и не уступает его напору, так что вскоре Морису приходится умерить свой гнев.
— Знаешь, что он сделал со мной?! — тяжело спрашивает он, глядя на меня сквозь помутневшую поверхность двери. А я почему-то думаю о том, с какой же тщательностью приходится уборщикам драить все эти прозрачные двери, чтобы казалось, что в проеме их вообще нет.
— Нет, но я думаю, что эта история связана со смертью той девушки — Урсулы, о которой было одно из заданий игры.
— Не сложно догадаться, — прислонившись лбом к двери, Морис начинает рассказывать. — Мы с ней были друзьями. В тот год я как раз окончил обучение по техническому направлению, причем не одним из лучших, а лучшим! Если бы не оценка по философии. Философии! Все равно я получил заслуженную должность — это была разработка программного обеспечения, но поселили меня ниже, чем могли бы — всего на тридцать восьмой уровень. Урсула пригласила меня это отметить. Это была полностью ее идея. Я даже не знал, что под землей есть клуб. Она уговорила меня не трусить и нарушить закон. Говорила, что все так делают. И действительно, когда мы спустились туда по веревке, на которую была целая очередь, мы оказались в битком набитом помещении. Там было так много народа, что мы вскоре потеряли друг друга. Там была такая громкая музыка и ужасный свет, я чувствовал себя там не в своей тарелке и не мог расслабиться. Решил найти Урсулу, чтобы сказать ей, что ухожу. Но когда нашел, она разговаривала с каким-то бугаем. С ним она двинулась, куда-то в сторону, а я пошел за ними. Догнал в конце какого-то темного коридора, окликнул. В общем, те, кто стоял там, в тени, поняли, что мы вместе. Нас двоих выволокли куда-то в темноту подземелья. Я не буду тебе рассказывать, что именно с нами сделали, но мучали они нас несколько часов. В конце я, должно быть, потерял сознание. Когда очнулся в темноте и холоде, просто инстинктивно начал двигаться, чтобы не замерзнуть. О Урсуле я тогда не думал, все мое сознание занимали только боль и холод. Потом меня подобрали падшие. Теперь они меня конечно не узнают. Тогда я выглядел, должно быть, как один из монстров подземелий. Или скорее как отходы их жизнедеятельности. Падшие потом сообщили мне, что на следующий день нашли обглоданный человеческий скелет. Я думаю, это все, что осталось от Урсулы.
Мориса начинают душить слезы, поэтому он делает долгую паузу. Собравшись, он продолжает:
— Делом Урсулы занялся вот этот человек, узнаешь? — Морис делает что-то с интеркомом со своей стороны двери, а с моей на нем появляется изображение из одной из комнат. Судя по цветовой гамме, это розовая спальня, которая до сих пор, по крайней мере, стояла закрытой. Там в кресле сидит мужчина, но, видимо, у него на экране также появляется какое-то изображение, потому что он тут же встает и подходит. Его лицо теперь занимает почти весь экран. Он разражается нецензурной бранью в адрес Мориса, а у меня появляется время рассмотреть его получше. В конце концов я прихожу к выводу, что это пропавший усатый офицер Пайам, только без усов.
— Вы сбрили усы, — тихо констатирую я, но он меня, похоже, слышит, так как, сделав паузу в своих излияниях, тут же проверяет пальцами их наличие. Ничего не обнаружив, продолжает ругаться дальше:
— Чертово отребье! Поглумиться решил! — вопит он, брызгая слюной на экран.
— Вот это ничтожество, — говорит Морис твердо, сделав звук офицера существенно тише своего собственного голоса, — ничего не сделало, чтобы наказать истязателей и убийц Урсулы. А все потому, что одним из них был акбрат Толлека.
— Я ничего не сделал, потому что ты, продажная шкура, отказался от своих показаний! — тихо вопит офицер.
— Это не я должен был доказывать, что они убийцы! А вы, чертовы бесполезные стражи! Я жертва, а вы должны были защитить меня! — оглушительно орет Морис, полностью перекрывая крики офицера. Потом он его отключает вовсе, хотя офицер, судя по изображению, продолжает эмоционально высказываться на этот счет. — Толлек дал мне ясно понять, что если я не откажусь от показаний, то быстро и плохо закончу. А если заберу, то получу повышение.
— И ты выбрал последнее, — говорю я.
— Как сделал бы кто угодно на моем месте!
Я вижу на экране, что офицер замолчал, поняв наконец, что нам его попросту не слышно.
— Я сразу оказался на продвинутом уровне — и это было мое место! Но три месяца назад без предупреждения, без объяснения причин мне указали возвращаться обратно вниз, да еще и на должность ремонтника! — рычит Морис, снова дубася по двери. — И это мне?! Да я в таких проектах участвовал…
— Просто прошло достаточно времени, чтобы дело ушло в архив. Твои показания стали никому не нужны, — вздыхаю я. — И ты решил мстить?
— Я решил пробраться сюда, к Толлеку, и умолять его вернуть меня назад. Он пустил меня просто так, выслушал мою униженную речь, посмеялся, — со слезами на глазах рассказывает Морис. — Заставил делать то, что я ни за что бы не сделал раньше. А потом сказал, что если я еще буду возмущаться, то запись этого увидят все. Вот тогда я решил мстить.
Морис смотрит на нас.
— Что же ты притих? — спрашивает он издевательски у офицера. Тот молча показывает ему неприличный жест. — Без усов его и не узнать, совсем заурядное лицо, да? — это Морис уже обращается ко мне, очевидно. — Когда вы начали спрашивать у соседки Ворчуна, кто к нему приходил, и сами описали его ей, я просто обалдел. Детективы хреновы. Ясно же было, что кроме своей науки она ничего не видит! Конечно, это был Бракт в своей старой форме.
— Ты велел Бракту убить Ворчуна, потому что
