жуткую, леденящую душу маску. Взмыл ввысь на огромной волне и поймал тебя в свои объятия. В ту же минуту я решил для себя, что тоже обязан однажды спасти свою будущую возлюбленную. Но если она меня потом так же, как и ты…
— Да что такого я сказала?! Дэрек же первый начал. А сам ты спрашивал, ест ли он рыбу.
— Так это мы, малышка… — как бы извиняясь, пожал плечами громила, — Один его старый друг, с которым они вечно шутят друг над другом, а второй — юный эльфийскйи принц, первый раз очарованный кем-то, помимо себя — все это он говорил тихо и усиленно старался не встречаться со мной взглядом. — Ты спрашивал про рыбу, чтобы знать, продолжать ли тебе самому ее есть? — хмыкнув, обратился к Филвису.
— Как ты понял? — удивленно заморгав, эльф сел обратно.
— Так вы об этом, друзья мои, — вступил в беседу Джорджи, — А я полагал острым оказался вопрос о Лесолди…
— И это тоже, — ответил Дэрек.
— Да, я тоже заметил. Он ревнует тебя к брату после той истории в нашем замке? Неужели между вами с Лесиком до сих пор что-то есть? — и когда только наш главный певец успел стать околунным.
— Вы все говорите какую-то ерунду! — возмущенно сказала я. — Я видела собственными глазами, как королева душила Лесолди и, если бы на его месте был любой из вас, думаете, я бы не поинтересовалась о том, как и где вы? Да как вы…
В дверь постучали, и, прервав свою гневную и праведную речь, я вскочила с места и кинулась открывать. Но на пороге стоял не Нил. Гость оказался неожиданным.
Эльфийский наследник чуть смущенно смотрел на меня.
— Найдется ли для меня место, чтобы переночевать? — спросил Лесолди. Удивленно кивнув, я впустила его внутрь. И когда эльф переступил за порог, вдали замаячила фигура Дилана, поэтому я не стала проходить обратно в дом, а осталась на улице ждать тетрадочного.
— А где Нил? — поинтересовалась, когда спустя бесконечно долгое для меня время он поравнялся со мной.
— Он очень устал и останется сегодня в замке. — странный ответ мне не понравился.
— Один?
— Конечно, один. На острове сейчас нет никого, кроме нас.
— И не захотел прийти к нам? К своим друзьям?
— Пончик, он без сил и… еле ходит. Он в подводном царстве такую жару устроил. — Дилан размахивал руками, что-то определенно изображая, но действия были слишком быстрые и сумбурные, а потому понять что-либо было довольно сложно, — И действительно очень устал. Но не переживай. Ему нужно отдохнуть и как следует обо всем подумать.
— О чем подумать, Дилан? — тревожный холод окутал мои внутренности. Но околунный только погладил меня по плечу.
— Этого я сказать не могу. — виновато шепнул тетрадочный и быстро зашел в дом, словно сбегал от моих дальнейших расспросов.
«Эйрин, он столько месяцев был лишен важной части своей памяти. К тому же сегодня, возможно, первый раз в своей жизни, использовал силу столь глобально. — попытался успокоить меня дракон.
— Скажи, что он просто меня избегает.
— Дай ему время. И ты же понимаешь, что, свергнув Алистерию, он стал королем русалок.
— То есть ему…
— Ему, как и сказал Дилан, надо подумать. Не сомневаюсь, он примет верное решение.
— А со словами ребят ты согласен?
Фей откликнулся не сразу.
Спустя минуту. Или даже две.
Ответ получился кратким и лаконичным.
— Вам надо поговорить.»
А вечером, когда я одна сидела на террасе и смотрела на волны, ко мне вышел Лесолди.
Ветер, беззастенчиво подслушивая, погладил густую зелень под нашими ногами и позволил ощутить сладковатый запах маленьких розовых цветов, которые мне нигде ранее не доводилось встречать.
— Одно время я думал, что не умею любить. А когда впервые полюбил, оказалось, что моя любовь всего лишь нелепое и разрушительное препятствие, вставшее колючей изгородью между двумя тянущимися друг к другу сердцами. — его глаза встретились с моими, и во взгляде принца я различила глухое страдание, — А ведь я мог бы сразу исцелить тебя от действия башнэз, Эйр. Именно так мне и следовало поступить… Следовало. Но я будто потерял голову и ослеп одновременно. И сделал иначе. Повел себя, как невероятно эгоистичное создание, разрушив все имеющиеся у Делойся противоядия. Почему ты никогда не говорила сколь низко я тогда пал? Ведь я понимал истинную причину твоих чувств ко мне, но не желал лишаться твоих влюбленных глаз и твоего пламенного желания быть со мной. Оно пьянило и дарило моей душе тепло, которое всегда виделось мне чем-то недосягаемым, как, например, эти звезды на небосклоне.
— Лес…
— Я думал, что поступаю правильно, когда играл в безразличие, наблюдая за твоим отъездом. Думал, поступаю благородно. Отпускаю тебя со знанием, что мое сердце пусто. Но вновь заставлял тебя страдать. — он замолчал и обреченно выдохнул. — Ты ненавидела меня в тот день?
— Считала тебя бесчувственным сухарем, — не желая врать, признала я и протянула к нему свою руку. — Но, если честно, никогда не жалела, что оказалась под действиями чар вместе с тобой. Порой хотелось придушить проснувшуюся во мне вторую личность, которая от одного твоего вида или упомянутого имени впадала в глубоко неадекватное состояние… Но нам было весело вдвоем, разве нет? Я всегда вспоминаю те дни во дворце рядом с тобой с улыбкой. А ты… жалеешь?
— Неразумно жалеть о любви, Эйр. Даже если она никогда не станет взаимной. — его пальцы нежно сжали мою ладонь и грусть кольнула меня в самое сердце.
— Но…
— Сегодня, когда Алистерия окутала мое горло своими волосами, темная дева явилась и крепко обняла бродячего эльфийского наследника, открывая перед ним врата в свое царство, но одна отважная полурусалка, чьей любви я не достоин, подарила мне уэли.
«Поцелуй истинной любви, — грустно прозвучал в голове голос Фея. — Способный подарить второе дыхание. Легенды говорят, что, спасая возлюбленных русалки отдавали часть своей души.»
— Вот почему Элис так необычно вела себя в тронном зале… — тихо шепнула я. — Но почему тогда ты сейчас не с ней?
— Потому что я скверное создание. Ничтожное и недостойное называться твоим другом.
— В твоих словах нет ни единой правды.
Он внимательно посмотрел в мои глаза.
— Первое, что я произнес, едва открыв глаза, — грустно улыбнулся, — Это твое имя, Эйрин. Она гладила меня по волосам, шептала слова любви и звала вернуться к ней, а я будто в бреду не переставал спрашивать лишь о тебе… — и мне вдруг стало нестерпимо больно. Слезы сами хлынули из моих глаз. Он протянул ко
