деньги-то у тебя откуда? Ты ж с господского стола ешь! Из имущества только вша на аркане. А он ей: раньше так было. И сам полез в рубаху и целую горсть серебра достал, звенел у нее перед носом. Говорит: «Я тебе талер дам. Я то серебро в городе добыл, у еретиков отнял». А она, авось не дура, в ответ: «Отдамся за два талера». А он и рад, согласился. Она мне поутру говорит: «Зря два просила, дурень и три бы дал».
Волков стал серый, сидел мрачнее тучи, он, значит, кровать для нее просил сделать, перины раскладывал, а она, шалава кабацкая, его на Сыча да на пару талеров меняла. А недавно дверь не отпирала.
– Когда я пьян к ней в дверь стучал, она с Сычом, что ли, была? – невесело спрашивал он у Агнес.
– Нет, мы вдвоем были, Сыч уже раньше ушел. А она из паскудства вам не отпирала, смеялась над вами и лаяла вас дураком пьяным, говорила, что вообще вас до себя теперь не допустит.
Кавалер еще больше помрачнел. Поглядел на девушку:
– У тебя платье новое? Откуда?
– И платье, и вот, – она без стеснения задрала подол, показала нижние юбки, – батист, и туфли новые.
– Их тебе шалава эта купила? На те деньги, что у Сыча взяла?
– Ага, да еще на те, что ей Георг дал.
– Она еще и фон Пиллена обобрала? – искренне удивился Волков. – Ты глянь какая ловкая!
– А у кавалера Георга она и не просила, он сам ей дал, кольцо и коробочку с серебром. А еще он ее называл такими словами… – девушка вспоминала, мечтательно закатывая глаза. – Солнцем называл, и красой необыкновенной, и еще замуж ее звал и…
– Какой еще замуж, куда звал! – зло оборвал ее Волков. – Она кто? Она девка трактирная, а он рыцарь кровный. Какой ей замуж, шалашовке, ее и Сыч замуж не возьмет. Из постели в постель скачет быстрее, чем петух по насесту.
– Нет, неправда ваша, – вдруг сказала Агнес, – Сыч-то ее замуж возьмет, он ее все время уговаривает, я сама слыхала.
Кавалера аж передернуло, он глянул на девочку и холодно сказал:
– Пусть идет, лучше ей не сыскать.
– Да почему же не сыскать…
– Спать иди! – рявкнул кавалер.
Агнес вскочила и бегом кинулась наверх в покои.
А он еще долго сидел мрачнее тучи. Не пил, не ел. В ту ночь, как только Волков пошел спать, повалил снег, укрыл город. Для Ланна снег перед Рождеством не в диковинку, а вот то, что первый снег до утра не растаял – так то было удивительно. Утром на улице мальчишки кидались снежками, бабы кутались в платки, снег хоть сам и не таял, да на дорогах его размесили в грязную серую мокрую кашу люди своими башмаками.
Кавалер выехал с Ёганом и Сычом, поехал к банкирам менять золото на талеры. Ёгана слушать ему было в тягость, а на Сыча он и вовсе смотреть не хотел. Настроение отвратное. Так и ехал, мрачный, по Коровьей улице, что шла от складов и красилен в центр. И весь мир ему был не мил, и ногу стало ломить, от холода, наверное. И тут, когда кавалер и его люди почти повернули на улицу Всех Святых, что шла до дворца архиепископа, они услышали крики.
– Дорогу, прочь! Дорогу!
Они остановились, горожане поспешно разбегались, и мимо них проехали двое конных, продолжая кричать и распугивая прохожих. Были они в хорошем доспехе и на славных лошадях, цветов Волков сначала не узнал, вернее, не вспомнил их, то были цвета: охра, красный и синий, за конными ехала добрая повозка с крышей. И как только Волков увидел герб на повозке той – митра над щитом и два ключа – так сразу он вспомнил и герб, и цвета. То были цвета Его Святейшества Папы. А в повозке важный, закутанный в меха, сидел поп. Был он немолод, носил лиловую шляпу с большими полями, богатые перстни поверх лиловых перчаток. Поп казался очень важным и строгим. На козлах возка стояли два холопа, а за возком ехали еще два конных воина. Волков видал попов, что носят герб Святого Престола, когда воевал на юге, здесь таких не водилось.
– Важная птица какая-то, – сказал Ёган, – может, сам!
– Папа, что ли? – поддержал его Сыч.
– Дурни вы, это не папа, – покачал головой кавалер. – Папу я видел. Это кардинал какой-нибудь, их при Святом Престоле толпы.
– Неужто папу видели?! – восхитился Ёган.
– И какой он? – спросил Сыч, тоже заинтересованный.
– Ногами хворый он, еле ходит. Носят его в палантине всегда; когда вылезает, смотреть больно, как мучается.
– Святой человек, – вздохнул Ёган и осенил себя святым знамением.
Сыч сделал то же самое. А Волков не стал, тронул коня и поехал следом за возком, им было по пути.
А поп-то был не простой, то был викарий брат Себастиан, апостольский нунций Папы. Хоть и являлся он викарием, но имел сан архиепископский, чтобы любого заблудшего епископа вразумить, коли нужда возникнет. И чтоб с архиепископом или кардиналом говорить на равных. И ехал он на смену другому нунцию, брату Антонию, ибо тот был мягкосердечен и неспешен излишне, по мнению Святого Престола.
Кавалер тем временем поменял золото на серебро в банке Ренальди и Кальяри. Поменял и вправду удачно, как и обещал ему Фабио Кальяри. А после всех дел и пересчета монет, не дав ему уйти, Кальяри заговорил:
– Имперский штатгальтер Ульрик пришлет вам своего человека, этот человек, скажу вам, еще та рыба, зовут его Дессель. Хитрец и проныра, будет норовить обсчитать вас. Держите с ним ухо востро.
– А что, вопрос с покупкой моего товара уже решен? – удивился Волков.
– Решен, император станет собирать войска, даже если ландтаг города Ланна не даст добро. Местных воинских людей, может, и не призовут, коли ландтаг не даст добро, но вот снаряжение покупать будут. Местные цеха рады, два праздника у них, Рождество святое и заказ большой от императора. Если вы готовы продавать свое добро – пришлите мне своего человека, и я скажу вам, когда Дессель может к вам прийти торговаться.
– Ясно, как буду готов, так сразу дам вам знать, – кавалер чуть волновался, да и немудрено, не было у него никогда таких сделок со столь влиятельными людьми.
– Все пересчитайте, то, что продавать не будете, ему не показывайте, не следует ему знать, что у вас есть. Пушки, пушки им очень нужны, просите хорошую цену. Он будет упрямиться, да все одно купит. Всю
