За всю свою жизнь, даже в самые худшие времена, не испытывал Лаки более мрачных чувств и не переживал более жестокого крушения. В один миг все рухнуло, и его звезда стала стремительно падать.
Черт с ним, с дураком из Марианны! Эту скандальную историю Лаки, может быть, и простили бы, и роботы потом приняли бы меры для того, чтобы подобный случай не повторился. Но выступление инопланетянина транслировалось по космовидению заезжими ватажниками. В глазах галактической общественности компрометировался священный Принцип Большого Удовольствия, дававший Элите право на неограниченную свободу творчества.
Вот этого-то изобретателю простить не могли! Метры грудью встали на защиту дорогого их сердцам принципа!
Дальнейший ход заседальни разыгрывался по классическому сюжету, многократно опробованному в разные времена на разных планетах и даже в разных галактиках. Тон задал главный оппонент изобретателя метр Зига Бином. «Глубокоуважаемый гость по впечатлительности своей несколько сместил акценты, — сладко улыбаясь, сказал он. — ПБУ сам по себе безупречен и являет собой высочайшее достижение роботической мысли. Скверно неправильное его понимание, которое с упрямством, достойным лучшего применения, продемонстрировал стажер Курнаки. Вместо того чтобы получать удовольствие лично, как к тому призывает мудрый Принцип, он вздумал облагодетельствовать всех, ив этом состояла его коренная ошибка». Старшие товарищи, сказал далее метр, не раз пытались отвратить стажера от опасного пути, но ничего не добились и только вызвали на себя нападки и оскорбления со стороны телевизионных шаек, которые натравил на них обозленный Курнаки…
Вслед за Зигой выступили другие метры, продолжая тему в том же ключе, но с большим накалом. Обвинения сыпались за обвинениями, а Лаки, кипя от возмущения, слушал лукавые речи и все порывался встать и сказать что-нибудь резкое и сильное в свою защиту, но его хватали за руки роботы-наблюдатели и сажали на место. И Буба тоже кипятился, поддерживая друга, и кричал с места «Долой клеветников!», пока его не вывели из зала.
Так продолжалось довольно долго, страсти дошли до высшего накала. Можно было ожидать и традиционного финала заседальни, то есть скандала с мордобитием или, напротив, падения жертвы в обморок с последующим вынесением ее на носилках под смущенное молчание зала и помещением в реанимационное отделение.
Но нет, ничего подобного не случилось, и это, может быть, самое интересное в нашей истории. Лаки сохранил отвратительнейшие воспоминания о процедуре реанимации, которую перенес после провала в совете Мудрил. Поэтому в критический момент, чувствуя, что его вот-вот хватит удар от сильных переживаний, он, испугавшись, проглотил таблетку курнакина-глобусина, который на всякий случай носил при себе. Нетрудно представить, зная чудесные свойства препарата, что из этого получилось. В одну минуту бесстрашный и бескомпромиссный боец превратился в размазню. Были счастливые слезы и покаянные биения себя в грудь на виду у всего зала, попытки лобызания отбивающихся противников, стояния на коленях и прочий дрянной кисель, порочащий славное имя изобретателя… Вот это уже был настоящий конец! Перемена роли в жизненной игре всегда производит дурное впечатление на окружающих, а уж в открытом бою тем более. Презрительно усмехались метры, глядя на поверженного, лебезящего перед ними противника, недоумевали шокированные инопланетяне, онемев от возмущения, смотрел сквозь щелку в двери на позор своего друга храбрый ватажник Буба Труба…
Так и закатилась звезда талантливого стажера, не перенесшего накала борьбы и ставшего жертвой собственного изобретения. С тех пор Лаки «плотно сел на курнакин», как выразился в кругу ватажников его бывший друг Буба Труба. Целые дни ходит веселый, улыбается, извлекая радость из своего унижения. Видели даже, как он пытался как-то облобызать гнусного заморыша Рабика Тушку, случайно встретив его в клубе. Сцена эта показалась всем омерзительно фальшивой, и с таким мнением нельзя не согласиться.
Впервые он появился в Фиалке в середине лета на Карнавале Большой Любви. Шея второй час ночи, а в городе было светло как днем от праздничного фейерверка. Трещали, разрываясь, петарды, огненные вертушки с шипением разбрасывали тучи искр и дыма, небо, расцвеченное огнями ракет, казалось сплошным светящимся шатром.
По улицам с хохотом и криками валили толпы обнаженных мужчин и женщин. Они направлялись к центральной площади города, чтобы принять участие в Апофеозе Всеобщей Любви, которым завершался карнавал. Здесь, на обширном, выстеленном коврами пространстве, уже началось восхитительное представление по одному из лучших сценариев астрианской индустрии развлечений. Одорофоны изливали на площадь волны возбуждающих запахов, разноцветные лучи, перекрещиваясь, били вспышками по глазам, из усилителей неслись эротические вопли, смешиваясь с воплями доведенных до экстаза людей. Площадь, словно гигантский насос, втягивала через входные ворота свежую, жаждущую наслаждений человеческую плоть и выталкивала через выходные отработанную…
Он вышел на помост Милых Забав, убранный красным бархатом, и выбросил вверх руки, требуя внимания. Не сразу, но все же утихла возбужденная толпа, умолкли усилители. Тысячи лиц обратились к новенькому. Уже успели выступить несколько пар, но ничего интересного показать не сумели. Этот же привлек внимание тем, что вышел без партнерши, да еще одетым с головы до пят. На нем были простые серые брюки, рубаха и шляпа. Лицо закрывала сплошная глухая маска с вырезами для глаз и рта. Был он высок ростом и широк в плечах.
— У тебя что, живот в бородавках? — весело крикнули снизу.
Стоявшие поблизости от помоста засмеялись, полетели непристойные реплики. Тут человек шагнул к микрофону, и над площадью загремел его низкий, с мужественной хрипотцой голос.
— Безмозглые самцы и самки, что вы делаете! Вы оскорбляете своими мерзостями священное звание человека! Даже неразумные звери, и те чище и выше вас! Вы отвратительнее червей, чернее самой гнусной грязи!
Нелепые, странные слова, произнесенные с яростным напором, поначалу были не поняты толпой. Люди заулыбались. Что это он болтает? Шутит, что ли?
А оратор между тем продолжал выкрикивать хлесткие, оскорбительные фразы:
— Кому вы нужны, глупые, сладострастные обезьяны? Для чего живете на этой планете? Каждого, из вас все равно задушат болезни и смерть! Но знаете ли вы, как умирают те, кто не верил в бессмертие души, кто всю жизнь только наслаждался? Они умирают в космических камерах-одиночках, охваченные диким ужасом.
