— А госпожу Дельмар вы знаете?
— Мы общались. Она ведь полевая колористка, и я смотрел пару ее выставок. По-своему прелестно, но это скорее диковинки, чем произведения искусства. А все-таки занятно и свидетельствует о проницательности ума.
— Как по-вашему, способна она убить мужа?
— Не задумывался. Женщины — существа загадочные. Но тут случай бесспорный, не так ли? Только госпожа Дельмар могла достаточно близко подойти к Рикэну, чтобы убить его. Рикэн никогда, ни при каких обстоятельствах не допустил бы к себе никого другого. Он был крайне щепетилен на этот счет. Хотя, пожалуй, «щепетилен» — не то слово. В нем просто не было и следа какой-либо ненормальности, извращенности. Истинный солярианин.
— Разве то, что вы допустили меня к себе, указывает на вашу извращенность?
— Пожалуй, да. Я сказал бы, тут есть нечто от скатофилии.
— А не могли Дельмара убить по политическим мотивам?
— Что?
— Я слышал, он был традиционал.
— О, мы тут все традиционалы.
— Значит, на Солярии нет такой группы людей, которые не являлись бы традиционалами?
— Ну, скажем, есть такие, которые считают, что излишнее рвение в соблюдении обычаев предков опасно. Им не дает покоя наша малочисленность — в других мирах, мол, населения гораздо больше. В общем, все это глупости, и таких людей немного. Не думаю, что они могут считаться силой.
— Почему глупости? Разве на Солярии есть нечто такое, что удерживает военное равновесие, несмотря на большое численное преимущество прочих Внешних Миров? Какое-то новое оружие?
— Оружие, безусловно, есть. Только не новое. Люди, о которых я говорил, скорее слепы, чем глупы, если не видят, что оно постоянно в действии и сопротивляться ему бесполезно.
— Вы это серьезно? — сузил глаза Бейли.
— Разумеется.
— И вы знаете, что это за оружие?
— Кто же не знает? И вы знаете — стоит только подумать. Я понимаю чуточку яснее других — возможно, потому, что я социолог. Конечно, это оружие в бою не используется. Оно не убивает, не ранит — и все-таки непобедимо. Тем более непобедимо, что его никто не замечает.
— Так о каком же чудо-оружии вы толкуете? — раздраженно спросил Бейли.
— О позитронном роботе.
Глава 11
Ферма обследуется
Бейли на миг похолодел. Позитронный робот — символ превосходства космонитов над землянами! Да, это действительно оружие.
— Роботы скорее экономическое оружие, — сказал он недрогнувшим голосом. — Солярия ценится во Внешних Мирах как поставщик усовершенствованных моделей, поэтому ей не причинят вреда.
— Само собой разумеется. Это и помогло нам отстоять независимость. Я имел в виду кое-что другое, более тонкую материю, космическую точку зрения, — Квемот устремил взгляд на свои сложенные пальцы, а умом, должно быть, устремился к неким абстрактным понятиям.
— Еще одна ваша теория? — спросил Бейли, и тщетная попытка Квемота удержать расползающиеся в самодовольной улыбке губы едва не вызвала у него усмешку.
— В самом деле, моя. Насколько я знаю, она оригинальна, но при внимательном изучении демографической статистики Внешних Миров становится очевидной для всех. Начнем с того, что со времен своего изобретения позитронный робот используется повсюду все более и более интенсивно.
— Только не на Земле.
— Полно, инспектор. Я не очень хорошо знаю Землю, но мне все-таки известно, что роботы используются и в вашей экономике. Вы, люди, живете в крупных Городах, а большая часть планеты пустует. Кто же работает на ваших фермах и рудниках?
— Роботы, — сознался Бейли. — Но если разобраться, доктор, то и позитронного робота тоже изобрели земляне.
— Правда? Вы уверены?
— Можете проверить — это факт.
— Интересно. А по использованию роботов вы на последнем месте. Возможно, это следствие большой численности земного населения. Потребуется более длительное время, вот и все. Однако и у вас есть роботы, даже в Городах.
— Да.
— И больше, чем, скажем, пятьдесят лет назад.
— Да, — нетерпеливо кивнул Бейли.
— Тогда все сходится. Разница лишь во времени. Роботы вытесняют человеческий труд. Роботизированная экономика движется только в одном направлении: побольше роботов и поменьше людей. Я изучил демографическую статистику очень внимательно, составил график и сделал несколько экстраполяций. Вот вам и применил математику, верно? — сам удивился Квемот.
— Да.
— А в этом что-то есть. Надо будет подумать. В общем, я пришел к выводам, верность которых не оставляет сомнений. Соотношение «робот — человек» в любом обществе, использующем труд роботов, постоянно возрастает, несмотря ни на какие законы, препятствующие этому. Рост идет медленно, но никогда не прекращается. Сначала прибавляется людей, а затем их опережают роботы, численность которых растет гораздо быстрее. Потом, после некой критической точки… А вот интересно, можно ли точно вычислить эту точку, представить ее графически? Снова ваша математика.
— Что же происходит после критической точки, доктор Квемот?
— А? Да-да. Людское население начинает сокращаться. Планета стремится к истинному социальному равновесию. Аврора придет к нему. Придет и ваша Земля. Земле на это может потребоваться несколько веков, но дело кончится все тем же.
— Что вы понимаете под социальным равновесием?
— Ситуацию, которая существует у нас. На Солярии. Мир, где люди составляют неработающий класс. Так что нам нечего бояться Внешних Миров. Стоит подождать каких-нибудь сто лет, и они все станут такими же Соляриями. Тогда и кончится, я полагаю, история человечества — по крайней мере, она придет к своему завершению. Наконец-то человек сможет достичь того, к чему стремился и чего желал. Знаете, однажды я вычитал одну фразу — не помню где, — что-то о стремлении к счастью.
— «Все люди наделены Творцом некоторыми неотъемлемыми правами, — процитировал Бейли, — на жизнь, на свободу и на стремление к счастью» [1].
— Вот-вот. Откуда это?
— Из одного старого документа.
— И посмотрите, как все изменилось на Солярии — а скоро так будет и по всей Галактике. Стремление достигнет своей цели. Человечество получит право на жизнь, на свободу и на счастье. Просто на счастье.
— Возможно, — сухо сказал Бейли, — но у вас на Солярии один человек убит, а другой находится при смерти. — Он почти тут же пожалел о своих словах — лицо Квемота приняло такое выражение, будто социолог получил пощечину. Старик понурил голову и сказал, не глядя на Бейли:
