Душа, есть ли она вообще у животных, и утратил ли я ее в момент обращения… Не знаю. Но кое-что я приобрел, и отнюдь не всегда был этому рад. Разум, пожалуй, величайшая из бед, когда-либо приключавшихся со мной.
Поначалу мне нравилась новая жизнь. Чужая кровь опьяняла и будоражила. Я упивался новыми знаниями и умениями. Тем временем, заморенные и испуганные крестьяне устраивали на меня облавы. Большой удачей для меня были их суеверие и невежество. Я легко уходил от примитивных ловушек и погонь. Они гнали меня, как волка, трещотками и красными флажками, получая хриплый полулай-полусмех в ответ на свои жалкие попытки. Труднее было с индейцами. Их колдуны обладали особой магией. С такой первозданной силой убить вампира легко. Делали ли это они сами или духи, к которым они обращались за помощью — до сих пор загадка. Это заставило меня научиться осторожности.
Я мыслил, жил напряженной внутренней жизнью. Я учился. Вскоре даже начал выговаривать отдельные слова и несказанно гордился своими успехами.
Быть вампиром непросто. Еще сложнее быть вампиром — ньюфаундлендом.
Одиночество. Разумному существу, даже если оно собака (тем более, если оно собака), необходимо быть рядом с кем-то. Низшие вампиры, и те ищут общества себе подобных. Я тосковал. Как я тогда тосковал… Искал сук своей породы, но их разумы спали, и, сколько я не старался побудить их к мысли, ничего у меня не получалось. Вспомнив и проанализировав свое обращение, я понял, что могу попробовать сделать кого-нибудь таким же вампиром, напоив собственной кровью. Долгий период экспериментов над себе подобными кончился ничем. Мои потенциальные возлюбленные гибли. Я не смог обратить ни одно животное. Не говоря уже о людях. Мне было суждено одиночество.
Чтобы не сойти со столь внезапно приобретенного ума и от открывшихся перспектив, следовало найти компаньона. Напарника, с кем бы я мог перекинуться словечком, с кем можно было поделиться. Первый мой компаньон, ирландец Дурген, пристрастил меня к игре в карты и к бренди. Когда я заговорил, он решил, что с ним приключился приступ белой горячки. А потом принял меня, говорящего пса, как есть. "Чудо Господне", — говорил он, пьяница и богохульник. Слышать это было забавно. Чудо, но отнюдь не Господне. Мы какое-то время выступали на ярмарках, путешествуя со странствующим цирком. Хороший источник пищи и дохода, и хорошая маскировка. Аттракцион "Говорящий пес!" — кричали афиши, расклеенные по городам. Стоя на сцене, я старательно прорыкивал и пролаивал короткие слова, получалось не очень разборчиво, но вполне понятно. Позже я в совершенстве овладел человеческой речью. Когда нет ограничения по срокам жизни, работать над собой можно до бесконечности. И толпы людей приходили посмотреть на такое диво. Кто-то из них пах особо заманчиво. На следующее утро он либо попадал в газеты, если истерзанный труп находили, либо бесследно исчезал. Через год такой насыщенной кочевой жизни Дургена линчевали. Это меня научило многому. После него было много спутников, не помню всех. Но никто не мог так облегчить жизнь собаки, как женщины. А еще позже я понял, что мне лучше быть рядом с точно таким же сумеречным существом. Тогда я встретил Луизу.
Я замолчал, высунул язык и тяжко задышал. Говорить так много — очень утомительно. Повисшая тишина была твердой, как стеклянная стена. Луиза, невзрачная на человеческий взгляд девушка, тенью проскользнула мимо. Она принесла холодной воды в глубокой чашке.
— Спасибо, Лу, — я шумно вылакал питье. — Странно, но став вампиром, я не утратил необходимости пить воду и люблю иногда… Хмм… Погрызть кость, — смущенно признал я.
Дмитрий с намеком заглянул в пустую рюмку. Бренди весь вышел.
— Луиза позвони на ресепшен, пусть принесут еще бутылку из бара, — распорядился я. — И быстро!
Внимательный взгляд со стороны ни за что не заметил бы, что этот ньюфаундленд — дитя ночи. Принадлежность к вампирскому племени выдавал лишь едва заметный красный отблеск в собачьих мудрых глазах.
Визитер украдкой достал маленькое зеркальце. Там отразилось пустое кресло, халат и трубка. Я сделал вид, что не обратил внимания на его манипуляции.
Казаков должен меня понять. Он не из тех, кто налево и направо бездумно размахивает колом.
— Мы давно не убиваем. Чужая смерть перестала приносить удовольствие, а Луиза никогда не охотилась сама. Сейчас же и вообще нет никакой необходимости в прямом контакте с жертвой. В центре переливания крови легко купить все, что надо.
Меня прервал стук в дверь.
— Луиза! Дверь!
Компаньонка пошла открывать.
В комнату с бутылкой в руках практически вбежал вампир в форменной одежде портье. Когда мы въезжали, нас оформлял человек. Неужели персонал в отеле смешанный? Люди и нелюди работают вместе? Нонсенс. Я принюхался. Совсем молодой, практически свежеобращенный. Впрочем, еще веяло от него чем-то странным, похожим на какую-то бытовую химию… Он что, еще и уборщик?
На физиономии вампира играла дежурная улыбка, пока он не увидел меня. На мгновение он застыл, а потом затрясся, как осиновый лист. Рука портье разжалась, и бренди начал выскальзывать, грозя разбиться. Я не мог этого позволить и прыгнул. Мне удалось в последний момент подхватить падающую бутылку. Бренди спасен — Армагеддона не будет.
Вампир отскочил, клацая зубами, и все еще пялясь на меня.
— Это… это… этого не может быть! Вас не может быть! — бормотал он.
Я рявкнул на него сквозь зубы, сжимающие горлышко:
— Прррочь!
Портье закивал, как китайский болванчик, и вылетел из комнаты со скоростью петарды.
Я пожал плечами и поймал задумчивый взгляд посетителя. Похоже, его тоже удивило наличие смешанного персонала. Но меня это не касалось. Я продолжил:
— Я расскажу вам, Дмитрий, как нашел Луизу. Это произошло в Европе. Я охотился. Но у меня были и конкуренты — вампирская община, где, как я знал, было не меньше двух древнейших существ — правампиров. Я предпочитал не иметь никаких дел с бывшими людьми. Они отвратительно пахли. К тому же были, да и есть, неоправданно заносчивы, будто весь мир лег к их ногам. Но при этом никакой особой чести и власти у них нет. Наверное, странное высказывание для пса-вампира, но это так.
Пережив период становления, темный и кровавый, я выработал для себя правила. Самым верным, справедливым мне казалось выбирать здоровых молодых сильных людей, преимущественно мужчин. Борьба с ними и победа приносили такую радость. Одержав верх, я чувствовал себя живым и всемогущим.
В те века почти везде бушевали войны, болезни и антисанитария. Кровососущие насекомые, и не только, процветали. Война — раздолье для пса-вампира, не боящегося солнца. Моим тогдашним компаньоном был офицер регулярной армии.
Кто-то может счесть отвратительной кровь солдат, питавшихся в походе, чем попало, терпящих лишения, страдающих от укусов вшей и грязных, как свиньи. Сейчас хорошо, все блага цивилизации к вашим услугам, вода горячая, мойся — не хочу. Не то, что лет так сто назад. От паразитов отбоя не было. Кто их только придумал? Впрочем, все неурядицы полевой жизни компенсировала битва. Я не пробовал ничего вкуснее, чем тот боевой коктейль, в который превращалась кровь сражающихся. Чаще она имела железистый и
немного кисловатый привкус страха, но изредка попадалась чистая амброзия — кровь, наполненная благородной яростью и отвагой.
Меня приписали к красному кресту, я помогал вытаскивать раненых с поля боя и облегчал муки безнадежных. Но, в то же время, я любил вместе с солдатами ходить на
передовую, когда они, примкнув штыки, шли на врага. Я был там же, Черный дьявол, и оправдывал в очередной раз свое прозвище, полосуя клыками людей на вполне законном основании. Была в этом какая-то злая ирония. Я чуть не стал, как теперь говорят, адреналиновым наркоманом.
За одну компанию меня даже наградили шуточной медалью в форме кости. Как ни странно, в полку меня любили.
Нас отпустили на побывку, и напарник кутил напропалую. Я же решил разнообразить свое меню и прогуляться по переулкам городка, в котором квартировал полк.
Нельзя сказать, что я тогда был милосерден. Самоконтроль помогал мне управлять своими желаниями и не выдавать себя. Осторожность и еще раз осторожность — этот девиз спасал мне жизнь неоднократно. Но инстинкты сильнее разума — наносной, тонкой пленки цивилизованности. Под пленкой ворочается, рвется наружу зверь. И иногда прорывается. Я ненавижу вампиров. За то, что они сделали со мной, за их высокомерие и… и за все остальное.
Я выискивал самые темные уголки, подворотни и тупики. Я шел, наслаждаясь жизнью. Я охотился. Чувства, как гитарные струны, были натянуты до предела. Ветер доносил до меня сладкие ароматы людей. Моих будущих жертв. Или нет. В воздухе зазвенел чей-то нежный зов. Манящий и одновременно отталкивающий. Зов, предназначенный не мне. Сам я не наделен этим даром.
