— А я крут! — громко сказал я и плотоядно посмотрел на зайца, который до сих пор терся возле кустов. — Что, жаркое с ушами, смог бы ты такое сделать?
Заяц ничего не ответил, лишь внимательно посмотрел на меня.
— И нечего на меня пялиться, — сказал я. — А то и правда на ужин использую. Я знаю, что ты — чей-то соглядатай. Только твои хозяева немножко просчитались. Забыли, что заяц — это не только быстрые ноги и ценный мех, но и три-четыре килограмм диетического мяса. По крайней мере, Туся так говорила.
Заяц осторожно попятился к кустам.
А с теми стало происходить что-то странное. Один из представителей местной флоры зашевелился, замахал ветвями и превратился в низкорослого старичка, одетого во что-то, напоминающее маскировочный костюм солдат-разведчиков с Тимии. Вот мастера маскировки! Не только одежда у них такая, что в двух шагах пройдешь мимо — и не заметишь, они и лица красят соком местных растений, добиваясь полного слияния по цвету с окружающей листвой. У этого дедка тоже и борода, и лохмы на голове, и брови были зелеными, а кожа на щеках — цвета ивовой коры.
— Что-то уж больно грозна ты, девка! — сердито произнес старик. — Почто животину тиранишь?
— А чего он мне весь день глаза мозолит? — обиженно ответил я. — Пусть спасибо скажет, что я его с голодухи сырьем не съел!
— Сырьем? — удивился зеленый дедок. — Первый раз встречаю человека, который будет есть сырое мясо, сидя рядом с костром.
Пришлось объясниться:
— Я ж не человек, я оборотень. А ты кто, дед? Местный леший?
— Он самый. Хозяин здешний! — гордо ответил старичок.
Я внимательно посмотрел на деда.
В курсе истории Круга Развитых написано, что лешие встречались во всех мирах, где растут леса. Правда, выжить смогли не везде, но кое-где им это удалось. Одно время ученые умники спорили о том, можно ли считать «хозяев» разумными. Вроде бы ничего, похожего на цивилизацию, они не создают. Не обрабатывают землю, не производят товаров, не пользуются инструментами. Да и незачем им. Лешие не едят, только пьют воду, а остальное получают напрямую из земли и деревьев.
И все же «хозяева» думают и разговаривают. А главная их страсть — знания, их любопытство давно вошло в поговорки.
В тех мирах, где в конце концов поняли, что лес — это не только место, где растут бревна, лешие в последнее время перестали скрываться от остальных рас. У отца в заповеднике их целая дюжина. Числятся обходчиками и получают довольствие в виде свежих книг и фильмов о других планетах.
Что-то новенькое узнать — это их хлебом не корми…
Хотя хлеб — тоже уважают. Правда, сами не едят, скармливают птицам.
Я достал из сумки остатки от княжеского каравая, протянул старику:
— Подарочек это тебе, хозяин. А за своего слугу не обижайся. Не хочу я его есть. Видно же, что не просто так заяц, а чей-то. Это я так ему сказал, для острастки.
Леший выдержал паузу, подозрительно глядя на краюху, потом великодушно кивнул:
— Навроде от чистого сердца подаешь, девка. Это хорошо. Но без страха. Плохо. Люди меня бояться должны.
— Дед, я же говорю — не человек я. Ты где-нибудь видел тут таких, как я?
— Человек, не человек… А я почем знаю, кто ты? Ну, баба, ну, рыжая, ну, в мужицких портах. Так, может, ты — поляница. Мне младший брат кума моего свояка рассказывал, что были такие в уделах, ездили туда-сюда, всех на бой звали.
— Ух, ты! — заинтересовался я необычной традицией. — А куда они делись?
— Кого князья порубали, кого замуж взяли.
— Нет, не поляница я. Говорю же — оборотень. Перевертыш. Могу и бабой быть, и мужиком, и медведем, и оленем. Захочу — пнем трухлявым стану, даже ты меня от бревна не отличишь.
— Да что ж ты врешь так, девка!
Дед посмотрел на меня еще недоверчивее, даже обошел вокруг меня, разглядывая со всех сторон.
— В наших краях перевертышей повывели еще раньше, чем поляниц. В северных горах, говорят, пара стай еще осталась, а у нас перевертыша давно не встретишь.
Я с тоской посмотрел на лешего. Ну как ему объяснить, чтобы поверил? Проще всего было бы, конечно, перекинуться у него на глазах, да нельзя мне никак обращаться, пока Тусю не встречу. Никак нельзя.
— Слушай, дед, ты можешь просто поверить? — грустно сказал я. — Да и какая тебе разница, кто я? Перевертыш, поляница или ведьма — тебе-то какое дело?
Я рисковал, рассчитывая на любопытство местного «хозяина». Лешим есть дело до всего — такого уж свойство их натуры. И я, кажется, не ошибся.
— Как это — какое дело? — задохнулся возмущением старик.
От волнения он замахал руками-ветвями так, что на полянке ветер поднялся.
— А ну-ка, девка, рассказывай все! Иначе не будет тебе дороги из моего леса, не выйдешь, не выберешься, закружу-заморочу, в болото к кикиморам загоню!
Ну, мне только того и надо было. Весь остаток дня и половина ночи ушли на лекцию о Круге Развитых, путешествиям по порталам, о магии эльфов и тьярнов, о заповедниках на «чистых» планетах, избежавших глобальных экологических катастроф, о различных вариантах развития цивилизации и много еще о чем.
В-общем, я так заговорил лешего, что тот к полуночи выглядел, словно кот, обожравшийся сметаны. Развалился лениво подальше от костерка, который я развел, как только стемнело. Даже не ворчал, когда я кинул в огонь свежих веток, чтобы дымом отогнать комаров. Не до того ему было. Веток — много, да и без людей не все они в неприкосновенности останутся. Ивовое корье и лоси едят, и бобры грызут. А тут — столько нового, неизведанного…
— Что ж, девка, порадовала ты меня, — масляно улыбаясь, проворковал старичок. — Теперь проси, что хочешь. Лес на твоей стороне будет.
Я задумался. Дружба с лешим — дело хорошее. Только в том, что мне сейчас по зарез нужно, вряд ли он поможет. Хотя чем боги не шутят?
— Спасибо тебе, хозяин, за милость! — изобразил я что-то вроде поклона. — Лес в друзьях числить — большая радость. И сила большая. Да только нужны мне сейчас вещи, которые только у людей добыть можно.
— Это что ж тебе надо, девка? Денег, что ли, желаешь, или чего еще?
— Нет, денег мне не надо. А вот сапоги нужны. Стыдно босой на глаза людям показываться. Скажут — что за босячка такая тут ходит? Да еще в кузню бы попасть, к мастеру умному да не болтливому.
— И это все, — рассмеялся леший. — Ох, девка, смотрю, все ж не уважаешь ты меня. Люди тоже не все одинаковы, кое-кто лес почитает. Пусть и не ранешние времена, когда ни один двуногий к опушке без поклона подойти не смел, а все же остались те, кто еще не совсем ум растерял.
Я обрадовался. Не зря я у отца выспрашивал как-то о лешаках. Те рассказывали, что во все времена встречались среди людей «друзья леса».
— Меня многие в округе почитают! — продолжил хвастать «хозяин». — Люди в нашем уделе ко мне почтительные, не то, что на восточной равнине. Там ни ума, ни совести у людей не сыщешь…
— А как же не уважать «хозяина»? — поддакнул я старичку. — Ведь за тобой такая сила. Деревья, конечно, молчат, даже когда их рубят, но когда весь лес на кого обидится — лучше тому человеку даже к самому маленькому кустику не подходить.
— Не молчат деревья, — вздохнул леший. — Плачут и стонут, как любой, к кому смерти пришла. Но ты права, девка. Есть еще в наших краях люди. Сведу тебя с одним мужиком, из тех, кто старые законы помнит.
Я благодарно кивнул:
— Вот не думал, не гадал! Золотое ты существо, хозяин!
— Не золотое, а дубовое! — гордо ответил лешак! — Дуб — дерево крепкое, надежное да справедливое.
— Поболе бы таких дубов было!
В общем, и в эту ночь мне не удалось толком выспаться.
Топали мы вроде недолго, а протопали не знаю сколько. Несколько раз мне казалось, что окружающие нас деревья подергиваются рябью пространственного перехода, но после таких «скачков» вроде бы ничего вокруг не менялось.
Темнота вокруг была — хоть глаз выколи. Ночь — на излете, даже птицы спят, только изредка ухнет, захохочет где-нибудь филин, да пискнет попавшая в чьи-то зубы мышь. Лешак семенил впереди, я тянулся за ним, радуясь тому, как легко идти. Ни коряг на земле, ни колдобин, лишь мягкая травка ласково так под ноги стелется. Не удивительно — хозяин по лесу идет, ему каждый кустик кивнет, каждая былинка поклонится.
Небо уже начало сереть, когда мы вышли к околице какой-то деревеньки на берегу неширокой речушки. Было уже достаточно светло, чтобы хорошо рассмотреть и высокий частокол, отделявший людское жилье от леса, и крыши домов, и дозорную вышку посреди селения.
— Похоже, тут о мирной жизни давно забыли, — задумчиво сказал я вслух. — Словно каждый день набега ждут.
— Так оно и есть. Боятся людишки, — согласился леший. — Порой сами не знают, чего боятся. Ну ладно, не время болтать, пошли. А то дозорный на вышке, может, и спит, а, может, и не спит…
