Отец Телониус встретил его спокойным печальным взглядом и медленно кивнул.
— Поэтому мы должны положить конец этому безобразию.
— Но как мы можем это сделать?
— У нас тоже есть оружие, — ответил отец Телониус и указал на медальон. — Но даже если бы у нас не было этого великолепного кристалла, в самом стремлении к добру и справедливости заложена великая сила. Мы сфокусируем ее, сосредоточим — эту тягу к правде, к порядку, к любви и состраданию, доброте и пониманию, которая живет в сердце у каждого из нас. Мы направим и сгустим ее, и ударим ею по этому жуткому хаосу.
— Славно сказано, — нахмурившись, заметил Род. — Ну а как насчет достижений инженерии?
Брат Дориан улыбнулся и извлек из-под сутаны продолговатый футляр, обтянутый кожей.
Дети с любопытством шагнули к молодому монаху.
Брат Дориан раскрыл футляр и вытащил… прибор, в котором явно прослеживались достижения высокоразвитой техники.
Род вытаращил глаза.
— Вы собрали это устройство?
Брат Дориан покачал головой, а отец Телониус негромко ответил:
— В ордене Святого Видикона хранятся знания о многом, что было создано человечеством, но данный прибор прибыл с Терры.
Это был клавишный инструмент, снабженный сложной системой видеосинтезаторов и субзвуковых модуляторов.
— А вы правда знаете, как с этой штуковиной управляться? — скептически осведомился Род. Брат Дориан ответил ему безмятежной улыбкой, выдвинул из корпуса синтезатора четыре ножки и поставил инструмент на землю.
— Что это такое? — спросил Магнус.
— Слушайте, — посоветовал брат Дориан, — и смотрите.
Его пальцы запорхали над клавишами, и полилась чудесная мелодия. Она была почти такой же громкой, как звучавшая вокруг рок-музыка, но почему-то сразу привлекала к себе внимание, а вой и рев тут же ушли на задний план.
Дети застыли как завороженные.
Над головой брата Дориана образовалась муаровая дымка. Колеблясь в такт с музыкой, туманное облако мало-помалу стало плотнее, начало вращаться и приобрело очертания нежного, юного бутона. По мере развития музыкальной темы бутон набух, цветок раскрылся и повернул свою чашечку к солнцу. Мелодия стала тише, солнце как бы померкло, зазвучали отрывистые трели и негромкий писк, шорохи. Дети опустились на колени около музыканта. Они узнали голоса лесных зверей и птиц — но откуда они взялись здесь, на равнине?
Но вот они появились сбоку от синтезатора — лисицы, барсуки, мыши, фазаны, ежи. Собравшись, звери и птицы уселись полукругом и стали зачарованно слушать музыку.
— Они что-то видят? — прошептала Гвен.
И словно в ответ музыка нарисовала новую картину — фигурку маленького человечка с голубоватой кожей, из одежды на котором была только меховая набедренная повязка. В его волосы были вплетены цветы, а к губам он поднес флейту. Человечек заиграл, полился прозрачный плавный напев, и вот в пространстве между ним и зверями появилась крошечная танцующая фигурка — маленький эльф. Он так проворно подпрыгивал и вертелся, что вскоре превратился в пятнышко света.
Но вот силуэт эльфа померк и растаял, исчез и флейтист, и звери с птицами. Музыка приобрела печальный, ностальгический оттенок, но в ней была не только тоска, но и обещание радости. А потом все стихло.
Дети почти с минуту молчали. Казалось, даже музыкальные камни примолкли.
А потом Род понял, что трезвон и завывание звучат по-прежнему. Дети наконец выдохнули.
— Чудесно! — воскликнула Корделия.
— Вы настоящий волшебник! — вырвалось у Джеффри.
— Точно! — подхватил Магнус, не спуская глаз с монаха-музыканта. — Ведь вы — из монастырской братии, а не приходской священник. Вы — чародей, верно?
— Только в этом, — смущенно отвечал брат Дориан. — Только в моей музыке.
— Но волшебство исходит не только он инструмента, — уточнил отец Телониус, — а и от исполнителя.
— Понимаю. Присоединяется псионная энергия, — задумчиво проговорил Род. — Вы — подлинный гений, брат Дориан.
— Не я, — окончательно смутился монах и зарделся от похвал. — Не я, но тот, кто сочинил эту пьесу.
— Мне даже показалось, что такое волшебство смогло бы одолеть силы, собранные в злодейском смерче, — сказала Гвен.
— Смогло бы! — пылко откликнулся брат Дориан. — Поверьте мне, смогло бы! — И добавил: — Но только мне потребуется помощь.
— Да, одному тебе не справиться, — согласился отец Телониус. — Понадобятся другие инструменты и могущество священной церемонии, дабы противостоять греховным импульсам, вызываемым богохульным ритуалом колдуньи. Но употребив все это, мы можем надеяться на то, что нам удастся одолеть Зло, скопив псионную энергию нужной мощности.
— Боюсь, что нас восьмерых для этого будет мало, — возразил Род.
— Мы не будем одни, — заверил его отец Телониус. — Двенадцать дюжин наших братьев в монастыре будут петь и играть. Они присоединят свои голоса, полные надежды и чистоты, к нашим.
— Но как же это может быть? — изумился Грегори.
— Тут все дело в таланте нашего регента, малыш. Музыка и псионные силы могут быть переданы тем, кто в них нуждается, как бы далеко они ни находились от монастыря. Расстояния его не пугают.
— Ну просто телеман[46], — покачал головой Род. — И вы будете на связи с ним?
— Да, а он — со всеми нами. Нам нужно соединение умов, подлинный концерт[47].
— А мы чем сумеем помочь? — спросила Корделия.
Брат Дориан улыбнулся, обошел свой синтезатор и принялся вытаскивать из потайных карманов разные маленькие инструменты.
— Вы будете играть со мной — так, как вам подскажет душа. Малыш, тебе — вот эта дудочка. — И он протянул Грегори деревянную флейту. — А девочке — арфа.
Корделия взяла у монаха деревянную рамку, озадаченно поглядела на нее, робко погладила струны.
— Но ведь у меня нет времени, чтобы научиться играть!
— Тебе придется только трогать струны, потому что они настроены на нужный лад. А нашему воину — тамбурин. — Брат Дориан протянул Джеффри плоский барабан, похожий на бубен без бубенчиков, и палочку с шариками на обоих концах. — Тебе нужно будет бить в барабан в такт с самыми низкими нотами. — Ну а для тебя, старший брат, я приготовил особый инструмент. — Дориан протянул Магнусу плоскую дощечку длиной с руку до локтя. Дощечка была снабжена четырьмя пластинами для правой руки и шестью клавишами — для левой.
Магнус взял у Дориана дощечку и озадаченно сдвинул брови. Потом решился и нажал на одну из четырех пластин. Прозвучал аккорд. Он словно бы возник из воздуха перед лицом юноши. От неожиданности Магнус чуть не выронил инструмент.
— Но как же я пойму, когда какую клавишу нажимать?
— Ты будешь получать сигналы от меня, потому что на моем инструменте есть точно такие же клавиши.
— Но разве стоит нам играть, — спросила Корделия, — если мы не знаем как?
— Стоит, — сказал брат Дориан, — потому что в детской невинности скрыты великие силы Добра.
Отец Телониус кивнул.
— Вот почему такая невинность — величайшая угроза для тех, кто пытается пробудить Зло. Вот почему такие мерзавцы в первую очередь пытаются увести с пути истинного именно детей.
Род пытливо взглянул на монаха, занявшегося сбором хвороста.
— Такое ощущение, что вы все здорово продумали, святой отец.
— Да, — не стал отрицать священник и с улыбкой проговорил: — Для того нас и послали, лорд Чародей, — чтобы мы предотвратили распространение вредоносной музыки, а по возможности — отогнали ее волну.
Рода подмывало спросить, зачем отец Телониус собирает хворост, но он решил, что лучше этого вопроса не задавать.
Брат Дориан продолжал разговор с юными Гэллоуглассами.
— Вы должны настроиться на меня, дети, чтобы мы вместе могли извлекать звуки. Музыкальное созвучие укрепит союз наших сознаний.
— Но тогда и нам тоже стоит соединиться с вами, — настойчиво проговорила Гвен.
— Конечно, обязательно, — подтвердил отец Телониус, обменялся взглядом со взрослыми. Атмосфера вдруг стала серьезной, торжественной. — Мы все должны быть едины. Вы, ваши дети, мы и монахи в монастыре.
Род чуть ли не со страхом спросил:
— Но мы-то как будем играть?
— Нет, вам играть не придется.
Гвен и Род пару мгновений непонимающе смотрели на священника.
— А что же нам придется делать? — спросила Гвен.
— Вы полетите на крыльях мелодии, — ответил отец Телониус. — Ведь кто-то должен доставить Чародейский Камень на место сборища безбожников, чтобы обратить силу колдуньи против нее самой.
Наступила пауза. Дети застыли как каменные, скованные страхом.
Не сказать, чтобы Рода согрела эта новость, но он сглотнул подступивший к горлу ком и кивнул.
— Хорошо, святой отец. Предоставьте это мне. Кто-то должен ее остановить.
