Восставший скривился:
– Сейчас меня заломал бы самый ничтожный из смертных колдунов.
– Сейчас?
– Ну, такого, каким я был только что, – поправился брат Хедина. – У меня… у меня не было там дома, воительница. Его не было вообще нигде. Ни в обычных мирах, ни в Межреальности. В Обетованном я пользовался гостеприимством брата. Обременять себя вещами не любил и не люблю. Когда получалось, странствовал налегке, под разными личинами, по разным мирам, боролся, как мог, за справедливость, ограничивая себя, свои собственные силы, чтобы уйти из-под Закона Равновесия.
– И ты, – негромко спросила Райна, – никогда не хотел… своего собственного пристанища? Где на стенах висело бы твоё оружие, твой доспех? Черепа сражённых тобой чудовищ? Трофеи, взятые с побеждённых лиходеев? Место, где… – она вдруг ощутила, что краснеет, – где тебя бы ждали? Нет, не твой брат, великий бог Хедин, не друзья или соратники… кто-то… совсем-совсем другой? Кто будет ждать тебя, и только тебя? Ты… никогда не хотел этого?
Она осеклась, испугавшись собственной смелости. Что она несёт, она, валькирия Асгарда? Особенно сейчас, когда дом её отца возродился, а она вывела мать из пределов Демогоргона?
– Нет, – со странной досадой ответил Ракот. – Мне нравилось странствовать, сражаться, побеждать не божественной силой, но ловкостью, находчивостью, хитростью, боевым умением. Мне нравилось биться на равных, рисковать, терпеть порой неудачи, но лишь для того, чтобы вернуться, зайти с иной стороны и всё равно добиться победы. Моим домом была дорога, доблестная валькирия. Крышей – ночные небеса. И… мои друзья, с которыми меня сводили приключения. Думаю, – он слегка улыбнулся, – в этом мы с тобой достаточно похожи.
– Но как же… но как же… ты… никого не любил? – выпалила наконец Райна, отчаянно покраснев до ушей и корней волос, словно девчонка-подросток.
Ракот вновь улыбнулся:
– Скажу тебе правду – конечно. Любил многих и многих. И они любили меня… наверное. Я не задумывался об этом. Нам было хорошо краткое время, а потом пути наши расходились, и расходились навсегда. Я… вдруг поймал себя на мысли, что мне в отличие от тебя некого было бы возвращать из владений Соборного Духа.
– Совсем-совсем некого? – с долей подозрительности вопросила Райна.
– Раз я не вспомнил ни о ком, покуда оставался там, – некого, – легко ответил Ракот. – Впрочем, то дело прошлое. Вернуться к Демогоргону, боюсь, нам уже не удастся.
– Кто знает… – пробормотала валькирия, припоминая трактир под вывеской с обнявшимися гномом и орком.
Чем дальше от мира удалялись они, тем бодрее и более похожим на себя прежнего становился Ракот. Когда они достигли места, где терпеливо ждал их призрак Сигрун, названный брат Хедина уже совершенно оправился.
– Поспешим, – бросил он отрывисто. – Нам и так нужно было скорее в Обетованное, а теперь придётся поспешать, как только возможно.
И они поспешали.
Дважды или трижды они миновали миры, где явно очнулись, пробудились к жизни и вовсю набирались сил Древние Боги, но задерживаться Ракот уже не стал.
– Мы поняли, в чём дело. Нас с тобой, храбрейшая, на всех их не хватит.
Райна частенько оглядывалась на безмолвный призрак матери. Что ждёт их в Обетованном? Может, надо скорее уж возвращаться в Асгард? Может, только отец способен вернуть плоть свой былой возлюбленной? Что она, валькирия, станет делать в Обетованном?
Правда, тут Райну посетили некие вполне чёткие и определённые мысли, чем она, похоже, весьма не против заняться в Обетованном, и от этих мыслей воительница вновь зарделась, словно маков цвет.
Ракот спешил. Межреальность обрушивалась на них, распадалась мириадами цветных осколков и вновь собирала себя за их спинами, невредимая, такая же, как и была. Никто не преградил им дорогу, никто не встал на пути – хотя всякий раз, когда Райна болезненно морщилась, ощущая очередного Древнего, в восторженной ярости от пробуждения собирающего кровавые жатвы, ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь таки встал.
«Он мне нравится, – колотилось у неё в голове. – Ой-ой-ой, он мне нравится. Мне, валькирии Асгарда, Деве Битв! До чего я дошла – неужто урок Сигдривы совсем, совсем забылся?»
Воительница так и не пришла ни к какому выводу. Мысли путались и скакали, точно зайцы.
– Великий Ракот…
– Да, храбрейшая?
– Моя мать. Я не уверена, что мы с ней так уж нужны в Обетованном. Мой отец, бог О́дин, вернул плоть асам, я надеюсь, что он…
– Думаю, что к твоему отцу мы наведаемся вместе, – рыкнул Восставший. – Посмотрим, смогу ли я… убедить его, коль он вдруг заартачится.
– С чего бы ему? – не слишком уверенно возразила Райна.
– Когда Древние Боги сходят с ума и лишаются рассудка, поручишься ли ты, что твой отец остаётся прежним? – в упор спросил Ракот. – Поручишься ли ты, что новая сила не заставила его… измениться, скажем так? Что у него теперь могут оказаться совсем иные цели и желания?
– Он мой отец, – собрав всю твёрдость, какая имелась, ответила валькирия. – Он мой отец и муж моей матери…
– Он муж одной-единственной асиньи, – напомнил Ракот. – Фригг, не так ли? Все прочие были… наложницами. Верно?
Райна опустила голову. Да. Наложницами.
Верно.
Она достаточно пожила и постранствовала, чтобы понимать, что такое наложницы и как к ним могут относиться наделённые силой и властью мужчины, вдобавок блюдущие в глазах всех остальных счастливый брак с законной супругой.
Что, если отец откажет? Прогонит с глаз? Что, если он и в самом деле обратился таким же, как этот обоеполый рыбоглаз, которому они с Ракотом, хочется верить, всё-таки слегка подпортили праздник?
Валькирия гнала эти мысли – напрасно, они возвращались:
«Мне страшно.
Мне страшно, Восставший, я боюсь приближаться к Асгарду. Боюсь гнева моего отца. Я, валькирия, одна из Двенадцати, – малодушничаю. Наверное, потому что понимаю – отказа мне не пережить.
Не пережить валькирией, той, что вводит героев в Валгаллу».
Ракот искоса наблюдал за то бледнеющей, то вновь краснеющей спутницей.
– Остановимся в Обетованном, – решительно сказал он, как отрезал. – По крайней мере, пока ты не поймёшь, что там творится в вашем Асгарде. В конце концов, в Обетованном твоя мать будет в безопасности. Водителей Мёртвых у нас там не имеется.
– Х-хорошо, – нехотя согласилась валькирия.
Однако чем ближе, по словам Ракота, оказывались они к Обетованному, тем озабоченнее становился Восставший.
– Нас словно назад откидывает, – бормотал он, зажмурившись и водя перед собой руками, будто ощупывая незримую преграду. – Два шага вперёд и шаг назад. Какие-то течения, водовороты… тут и там, тут и там. Не знай я, что это невозможно… сказал бы, что…
– Что?
– Нет, нет, Райна, ничего. Это невозможно, говорю же тебе.
Межреальность бушевала вокруг них, вздымались и рушились разноцветные горы, разливались широкие реки, начинали извиваться и уползать исполинскими змеями. Райна никогда не видела ничего подобного, хотя странствовала между мирами уже не один эон.
Ракот мрачнел всё больше:
– Три шага вперёд и два назад. Даже нет, шесть вперёд и пять назад. Мы всё замедляемся и замедляемся, Райна. И… – Он наморщил лоб. – Я не могу понять, в чём дело. Совсем не могу. Словно нас кто-то пытается задержать, если не остановить.
– Странно было б, кабы никто не пытался нас остановить, – хмыкнула валькирия.
– Не то, не так, – отмахнулся Ракот. – Тут словно сама Межреаль…
Он осёкся и замер. Глаза широко раскрылись.
– Не может быть, – сипло выдавил он. Кулаки сжались. – Нет, не может!
– Чего не может, Восставший? – Райна сдвинула брови. – Чего не может?
– Мы сдерживали Неназываемого, сдерживали его новосотворённой пустотой, которую он…
– Я знаю, – перебила валькирия. – Отец рассказывал.
– Обетованное словно такой же барьер окружает, – сощурился Ракот. – Мы не можем продвинуться. Нас всё время относит назад, словно такая же пустота теперь льётся уже и нам навстречу. И это значит, что кто-то сумел расшифровать наши с братом Хедином заклятия, сумел расшифровать и повернуть против нас. Обетованное отрезано.
– Но если из шести шагов один всё-таки вперёд, значит, мы не стоим!
– Не стоим, но и не вдруг доберемся. Может, месяц человеческий. А может, год.
– И что же теперь? – растерялась валькирия.
Ракот медленно сел прямо на край тропы. Радужный цветок Межреальности сразу же потянулся к нему торчащими из венчика усиками, словно игривый щенок.
– Сейчас. Придётся вспомнить кое-что… из старых времён. Не только брату Хедину удавались заковыристые заклятия.
– Чем я могу помочь?
– Прикроешь мне спину; обычное дело, – усмехнулся Ракот.
