Царевич на провокации не поддавался, и возвращаться или посылать вместо себя куда-либо других вежливо, но без объяснения причин не соглашался. Зато не слишком вежливые слова, но с детальными объяснениями причин, а также следствий, выводов, результатов и обстоятельств, реальных и вероятных, то и дело доносились со стороны бездельника и дармоеда. Но Жулан, пораженный, очевидно, острым приступом избирательной глухоты, не реагировал на них никак, и лишь упорно продолжал гнуть свою непонятную линию перед Иваном[124].
Так, в дискуссиях, размышлениях и комментариях, аккурат к тому времени, когда Иван в семнадцатый раз отказался отправить вместо себя «ну хотя бы вон этого громилу», а Спиридон покончил с обсуждением вслух добродетелей третьего колена родни Жулана и перешел к четвертому, маленький отряд отъехал километра на три от города и остановился у ничем не примечательного поворота.
— Отсюда до Неумойной ближе всего, — хмуро заявил Жулан, неуклюже, как собака с забора, слезая с предоставленного напрокат коня на покрытую мягкой бурой листвой землю.
Иванушка тоже спешился.
Проводник смахнул с лица длинную, давно не мытую прядь, задрал голову, прищурился, хоть солнце и было надежно укрыто толстенным слоем спутанных, скомканных серо-синих туч, если вообще было там, и придирчиво осмотрел небосвод, насколько хватило глаз и шеи.
— Снег скоро пойдет, как пить дать, — угрюмо сообщил он, снова переводя взгляд на царевича и потирая ладонью почти вывихнутую шею. — Метель, говорю, намечается. Собаку хозяин не выгонит, не то, что приличному человеку по буеракам таскаться. Пусть захребетники бы вон толстомордые шли, а вашему высочеству…
— Жулан, — с упреком прервал его Иван. — Конечно, мы благодарны вам за то, что вы вызвались проводить меня до Неумойной… Но эти непрекращающиеся намеки на… э-э-э… нестандартную фигуру Спиридона…
— Завистник, — мстительно пробасил из-за Иванова плеча[125] солдат, обретя, наконец, поддержку лукоморца. — Недомерок. Не в коня корм.
— …Вы ведь его совершенно не знаете! — не обращая внимания на ремарку подзащитного, с праведным жаром продолжал лукоморец. — А о человеке нельзя судить только по его внешности! Если бы вы познакомились поближе, я уверен, вы бы изменили о нем мнение!
Костей в ответ на такую нотацию вспыхнул и торопливо опустил очи долу, пробурчав что-то себе под нос, а торжествующее хмыканье гвардейца было прервано укоризненным «это касается и тебя, Спиря».
Восстановив, таким образом, справедливость, Иванушка вручил поводья своего и костеева коней Спиридону, наказал ему передать Серафиме, что все идет замечательно и по плану, ободряюще глянул на проводника и первым шагнул под жидкую сень разоблачившихся на зиму тощих веток.
То ли раздетый озябший лес подействовал на аборигена угнетающе, то ли небо, медленно, но неумолимо меняющее над их головами цвет с серо-синего на темно-фиолетовый, но, едва из виду скрылась дорога, Жулан недовольно насупился, нахохлился и замолк окончательно.
Откровенно говоря, ни природа, ни погода, ни ее перспективы разговорчивости не прибавляли и Ивану.
Ледяной пронизывающий ветер с острым запахом снега раздраженно подталкивал их в спины, а заодно навевал мысли о том, как приятно будет идти обратно, особенно если к ветру решит присоединиться и мокрый снежок.
Обледеневшие хрупкие листья тоненько похрустывали под ногами. Утрешняя изморось, дождавшись своего часа, ласково осыпалась за поднятый воротник. Ссутулившаяся узкая спина костея, обтянутая черным козьим тулупом — единственный реальный объект в отстраненно-печальном лесу — назойливо маячила в метре от Иванова носа.
Шел третий час пути.
— А смотрите-ка, ваше высочество! — остановился вдруг прямо перед ним Жулан и почти торжествующе ткнул пальцем в вязаной перчатке в сторону какого-то дерева слева от себя. — Смотрите, какой ужас!
— Где ужас? — живо заинтересовался Иванушка.
После двух часов пути по съежившемуся перед неминучей метелью хмурому лесу даже неизвестный ужас представлялся не более чем приятным разнообразием.
— Эта ольха! — с готовностью пояснил проводник. — Поглядите, как похож ее ствол на искаженное в неземных муках человеческое лицо!
— Да?.. — осторожно поинтересовался лукоморец, склоняя голову то так, то этак в стремлении увидеть хоть что-нибудь, кроме обыкновенной корявой коры и разветвленных ветвей, каких был полон этот лес, да еще с полсотни соседних.
— Да! — горячо подтвердил Жулан. — Да! Вот видите? Эта ветка будто нос. Те сучки — глаза вытаращенные. Дупло — распахнутый в крике отчаянном перекошенный рот. Вот морщины коры, ровно его слезы. А ветви — словно руки, воздетые в мольбе о пощаде к небу! Как на куски его заживо режут! Ну? Ну? Ну?..
— А-а-а… а-а-а… Ага!!! — обрадовался царевич. — Вижу, вижу!!!
— А вон еще одно! Ровно старик безутешно рыдает! Эдак его перекосило! Уж не просто так, поди! Поди, были, были причины! Пришла беда, откуда не ждали!.. — с театральными подвываниями предположил Жулан. — Ну, как, похоже? Похоже?
— Где?.. — тревожно уставился на дерево Иванушка.
— Вот, вот, Вот так и вот так! А это — пальцы, в муке скрюченные! — с непонятным мрачным удовольствием показал сходство проводник. — Терпит он, наверное, страдания небывалые, не иначе!
— А-а, отсюда смотришь, так и верно, похоже! — обрадовался Иван. — Замечательно! Восхитительно!
Абориген кинул на него странный нервный взгляд и перебежал к следующему экспонату.
— А вот тут снова — как чудище неведомое пасть щерит на жертву невинную, и лапы тянет — сейчас сцапает, и сожрет! — зловеще оскалив редкие зубы и протянув к Ивану тощие ручки в овчинных рукавицах, энергично проиллюстрировал сказанное Жулан.
— Точно!.. — восторженно заулыбался Иванушка. — Точно! Как есть похоже! А еще?..
— Что — еще? — тупо уставился на него проводник.
— Еще что на что тут похоже? — нетерпеливо пояснил лукоморец. — Вон та осина, к примеру, на что может быть похожа?..
— Да при чем тут осина!.. — возмущено отмахнулся костей, но от Ивана просто так было уже не избавиться.
— Хм-м… Так зайти… так поглядеть…отсюда присмотреться… ветки… ветки… Нет… ветки, как ветки…
— Я это говорю к тому, что…
— …А ствол? Ствол… ствол… нет… не получается… даже сучков нет… Ну, так не интересно.
— Я имею в виду, что это место…
— …Нет, не выходит… Ну-ка, а вон та береза на что похожа?..
— Ну, при чем тут береза, царевич?!.. Я это всё к тому говорю, что это нехоро…
Но Иван, с головой погруженный в новую забавную игру, его не слышал и не слушал.
— Нашел, нашел, нашел!!! Смотрите, вон та береза на толстую бабку в сарафане смахивает! И с коромыслом!.. Вон у ней голова, вон руки…
— Что я хочу сказать…
— …а трещина в коре — словно рот улыбающийся!..
— …это очень дурное…
— А вон та сосна… похожа на скомороха пляшущего! С погремушками! И в колпаке шутовском!..
— А, по-моему, эта сосна больше смахивает на убегающего в страхе охотника! — перестал пытаться что-то втолковать не обращающему на него внимания Ивану и обиделся вдруг Жулан. — И не колпак это, а волосы его стоят дыбом, оттого что он узрел нечто…
— Нет, что вы, что вы, на скомороха похоже больше! А вот, глядите, та береза — словно девочка птичек с руки кормит! А изморось на ветках — как ленточки в косах!..
— Нет, это отвратительное чудовище тянет свои щупальца к…
— А вот та кривая елка напоминает парусную лодку!..
— Притаившегося монстра!..
— А то дерево — мужика с удочкой!
— Нет, собаку на задних… тьфу ты! Это — чудище лесное кровожадное, человекоядное!..
— А вон там… вон там… на что же это похоже?.. На коня гарцующего! А если вот с этой стороны зайти…
— Отвратительный демон рвет на части невинного…
— А вон те деревья — видите, слева четыре — будто танцующие придворные раскланиваются! Кавалер рукой вот так делает, приглашает!.. А второй словно шляпу уронил!.. — и, не зная удержу, царевич весело побежал вперед.
— Нет, это извивающиеся от жутких мук люди! А такие деревья в одном месте — чрезвычайно зловещее пред… — слабо полетело ему вослед, но не долетело и упало метрах в трех от упоенно несущегося к очередному косоствольному и кривоветочному лесному обитателю царевича.
— Дурная примета, отвратительное место, удачи три года не будет!.. — сделал еще одну попытку костей.
Иванушка остановил свой восторженный бег, обернулся на раздраженно нахмуренного проводника — запыхавшийся, довольный и розовощекий, и с легким укором проговорил:
— Жулан, ну как так можно, всегда видеть во всем только самое мрачное и плохое? Ваша система ценностей нуждается в принципиальной переоценке, пока вы окончательно не превратились в мизантропа, социопата и пессимиста!
