Маршу пока не хотелось открывать сверток. При виде его он испытывал тревогу. Он уселся на большой камень – несомненно, специально для этого оставленный здесь муниципальными властями, – отхлебнул большой глоток виски и стал закусывать.
Об Одило Глобоцнике, Глобусе, Марш знал мало, только понаслышке. За последние тридцать лет его судьба поворачивалась, подобно флюгеру. Уроженец Австрии, строитель по профессии, он в середине тридцатых годов стал партийным руководителем в Каринтии и гауляйтером Вены. Затем был период опалы в связи со спекуляцией валютой, за которым, когда началась война, последовало назначение шефом полиции в генерал-губернаторстве – должно быть, там-то он и узнал Булера, подумал Марш. В конце войны новое понижение по службе и направление, насколько помнится, в Триест. Но со смертью Гиммлера Глобус вернулся в Берлин и теперь занимал в гестапо какое-то не совсем определенное положение, работал непосредственно на Гейдриха.
Это разбитое в драках зверское лицо нельзя было не узнать. Узнал же его Йост, несмотря на дождь и слабый свет. Портрет Глобуса висел в Зале славы училища, а сам Глобус всего несколько недель назад читал трепещущим от благоговейного страха курсантам лекцию о структуре полицейских служб рейха. Неудивительно, что Йост так испугался. Ему бы следовало не называть себя полиции по телефону и смыться до её прибытия. А ещё лучше в его положении было бы совсем не звонить.
Марш доел ветчину. Остатки хлеба раскрошил и разбросал по земле. Два черных дрозда, следивших за ним, пока он ел, опасливо вышли из подроста и стали клевать крошки.
Он достал записную книжку-календарь. Стандартный выпуск для членов партии, можно купить в любом писчебумажном магазине. Сначала полезные сведения. Фамилии членов партийной иерархии: министров, руководителей комиссариатов, гауляйтеров.
Государственные праздники: 30 января – День национального пробуждения, 21 марта – День Потсдама, 20 апреля – День Фюрера, 1 мая – Национальный праздник немецкого народа…
Карта империи с указанием времени езды по железной дороге: Берлин – Ровно – шестнадцать часов; Берлин – Тифлис – двадцать семь часов; Берлин – Уфа – четверо суток…
Записи в календаре были настолько скудны, что сначала он показался Маршу чистым, пустым. Просмотрел более тщательно. Против 7 марта стоял крошечный крестик. На 1 апреля Булер записал: «День рождения сестры». Еще один крестик против 9 апреля, 11 апреля пометка: «Штукарт, Лютер. Утро – 10». Наконец, 13 апреля, накануне смерти, Булер нарисовал ещё один маленький крест. Вот и все.
Марш переписал даты в свою записную книжку. Открыл новую страницу. Смерть Йозефа Булера. Объяснения. Первое: смерть произошла случайно, гестапо узнало о ней за несколько часов до крипо, и, когда пробегал Йост, Глобус всего лишь осматривал тело. Абсурд.
Очень хорошо. Второе: Булер убит гестапо, и Глобус приводил приговор в исполнение. Опять абсурд. Приказ по операции «Ночь и туман» 1941 года все ещё был в силе. Булера могли на вполне законных основаниях тайно умертвить в застенках гестапо, а его собственность была бы спокойно конфискована государством. Кто бы его оплакивал? Или задавал вопросы по поводу его исчезновения?
Итак, третье: Булер убит Глобусом, который, объявив факт его смерти вопросом государственной безопасности и взяв на себя расследование, заметал следы. Но почему крипо позволили впутаться во все это дело? Какие мотивы были у Глобуса? Почему тело Булера оставили на виду?
Марш откинулся на камень и закрыл глаза. Теплое солнышко на лице успокаивало. От виски по всему телу растекалось тепло.
Он спал не более получаса, когда услышал рядом с собой в кустарнике шорох и почувствовал, что кто-то трогает его за рукав. Он моментально проснулся, успев увидеть белый хвостик и задние ноги оленя, стрелой умчавшегося в лес. Сельская идиллия в каких-нибудь десяти километрах от центра рейха! Он встряхнулся и взял сверток.
Толстая коричневая бумага, аккуратно завернутая и облепленная клейкой лентой. Можно сказать, профессионально завернутая и заклеенная. Твердые линии и острые складки, экономное использование материала и труда. Образцовый сверток. Ни один известный Маршу мужчина не мог бы сделать такой сверток – должно быть, женская работа. Дальше знаки почтового отправления. Три швейцарские марки с изображением крошечных желтых цветов на зеленом фоне. Отправлена из Цюриха в 16:00 13 апреля 1964 года. То есть позавчера.
Вспотевшими от напряжения руками он с преувеличенной осторожностью стал разворачивать посылку. Сначала отклеил ленту, а потом медленно, сантиметр за сантиметром, стал расправлять бумагу. Частично развернув сверток, он увидел внутри коробку шоколада.
На крышке – светловолосые девушки в красных клетчатых платьях, танцующие на зеленом лугу вокруг украшенного цветами и лентами «майского дерева». Позади них на фоне ослепительно синего неба возвышались белые вершины Альп. Черным готическим шрифтом напечатано: «Поздравления с днем рождения нашего любимого фюрера, 1964». Но странно: коробка была слишком тяжела для одного шоколада.
Он вынул перочинный нож и вскрыл целлофановую обертку. Осторожно поставил коробку на пень. Отвернув лицо и вытянув руки, кончиком ножа поднял крышку. Внутри зажужжал какой-то механизм. А потом:
Любовь невысказанная,
Верность нерушимая
Всю жизнь.
Струны поют
И говорят:
«Я люблю тебя».
Эхо в ответ:
«Скажи, что ты тоже желаешь меня».
Весь мир живет любовью,
И я тебя люблю.
Разумеется, только мелодия, без слов, но он хорошо их знал. Стоя в одиночестве на холме в Грюневальдском лесу, Марш слушал, как ящик играл вальс-дуэт из третьего действия «Веселой вдовы».
На обратном пути улицы в центре Берлина выглядели необычно тихими. Когда Марш добрался до Вердершермаркт, он узнал причину. В фойе на большой доске объявлений он прочел, что в половине пятого последует правительственное сообщение. Личному составу предлагалось собраться в столовой. Явка обязательна. Он вернулся как раз вовремя.
В министерстве пропаганды появилась новая идея: лучшее время для важных сообщений – конец рабочего дня. Новость, таким образом, доходила до людей на публике, в товарищеской атмосфере – исключалась возможность для личного скептицизма или пораженчества. Кроме того, все сообщения по радио планировались так, что рабочие уходили домой чуть раньше, скажем, без десяти пять вместо пяти, что создавало чувство удовлетворения, подсознательно связывало режим с хорошим настроением. Так было в те дни. В белоснежном Дворце пропаганды на Вильгельмштрассе работало больше психологов, чем журналистов.
Столовая наполнялась личным составом: офицерами, канцелярскими служащими, машинистками, шоферами. Стоя плечом к плечу, они служили живым воплощением национал-социалистского идеала. Четыре телевизионных экрана, по одному в каждом углу, под аккомпанемент музыки Бетховена показывали карту рейха с наложенной на неё свастикой. Время от времени вклинивался возбужденный голос диктора: «Германцы, приготовьтесь к важному сообщению!» В старые времена по радио раздавалась только музыка. И здесь прогресс.
Сколько таких событий запомнил Марш? В тридцать восьмом их собрали из классных комнат, и они услышали, что немецкие войска вступают в Вену и что Австрия вернулась в фатерланд. В актовом зале их небольшой гимназии под взглядами непонимающих учеников рыдал отравленный газами в первую мировую их директор.
В тридцать девятом они с матерью были дома в Гамбурге. В пятницу, в 11 часов утра, из рейхстага транслировалась речь Гитлера: «Отныне я всего лишь первый солдат германского рейха. Я снова надеваю эту святую и дорогую для меня форму. Не сниму её до тех пор, пока не наступит победа. Другого исхода я не переживу». Гром аплодисментов. На этот раз горестные рыдания сотрясали его мать. Марш, которому было семнадцать, стыдясь, отворачивался в сторону, ища глазами фотографию отца в блестящей форме немецкого имперского флота, и думал: «Слава Богу. Наконец-то война. Может быть, теперь я смогу оправдать твои ожидания».
Следующие несколько заявлений по радио он слушал в море. Победа над Россией весной сорок третьего – торжество стратегического гения фюрера! Летнее наступление вермахта годом раньше отрезало Москву от Кавказа, Красную армию от нефтепромыслов Баку. Сталинская военная машина просто остановилась из-за отсутствия горючего.
Мир с англичанами в сорок четвертом – торжество контрразведывательного таланта фюрера! Марш помнил, как все подводные лодки были отозваны на свои базы на Атлантическом побережье для установки новой шифровальной системы. Вероломные англичане, сказали им, расшифровывали коды фатерланда. После своевременно принятых мер нетрудно было перехватывать британские торговые суда. В конце концов Англию голодом заставили сдаться. Черчилль и его банда поджигателей войны бежали в Канаду.
