И одинокие сердца:
«Возраст – пятьдесят лет. Врач, чистый ариец, ветеран битвы под Москвой, имеющий, намерение заняться земледелием, желает иметь мужское потомство путем брака со здоровой, целомудренной, молодой, скромной, бережливой женщиной-арийкой, привычной к тяжелому труду: широкие бедра, широкие ступни и отсутствие сережек имеют значение…
Вдовец шестидесяти лет желает снова сочетаться браком с представительницей нордической расы, готовой подарить ему ребенка, с тем чтобы старая фамилия не вымерла по мужской линии».
Полосы, посвященные искусству: кинозвезда Зара Леандер, все ещё пользующаяся успехом, в «Женщине Одессы», эпическом повествовании о переселении южных тирольцев, в настоящее время идущем в «Глория Паласте». Статейка музыкального критика с нападками на «вредные негроидные плаксивые завывания» группы молодых англичан из Ливерпуля, выступающей перед немецкой молодежью в переполненных залах Гамбурга. Герберт фон Караян будет дирижировать оркестром, который исполнит специально в честь дня рождения фюрера Девятую симфонию Бетховена – Европейский гимн – в лондонском «Альберт-холле».
Редакционная статья о студенческих антивоенных демонстрациях в Гейдельберге: «ПРЕДАТЕЛИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ СОКРУШЕНЫ СИЛОЙ!» «Тагеблатт» всегда следовала твердой линии.
Некролог: какой-то старый бонза из министерства внутренних дел. «Всю жизнь отдал служению рейху…»
Новости рейха: «С ВЕСЕННЕЙ ОТТЕПЕЛЬЮ ВОЗОБНОВИЛИСЬ БОИ НА СИБИРСКОМ ФРОНТЕ! ГЕРМАНСКИЕ ВОЙСКА УНИЧТОЖИЛИ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЕ ГРУППЫ ИВАНА!» В столице рейхскомиссариата Украины Ровно за организацию убийства семьи немецких колонистов казнены пятеро главарей террористов. Помещена фотография новейшей ядерной подводной лодки «Гросс-адмирал Дениц» на новой базе в Тронхейме.
Всемирные известия. В Лондоне объявлено, что король Эдуард и королева Уоллис «в целях дальнейшего укрепления тесных уз уважения и привязанности между народами Великобритании и Германского рейха» в июле посетят рейх с государственным визитом. В Вашингтоне считают, что последняя победа президента Кеннеди на предварительных выборах повысила шансы его избрания на второй срок…
Газета выскользнула из рук заснувшего Марша и свалилась на пол. Через полчаса зазвонил телефон.
– Извини, что разбудил, – начал с сарказмом Котх. – У меня впечатление, что дело считается срочным, или позвонить завтра?
– Нет-нет, – окончательно проснулся Марш.
– Тебе очень понравится. Просто прелесть. – Впервые в жизни Марш услышал, чтобы Котх смеялся. – Надеюсь, ты меня не разыгрываешь? Вы там с Йегером ничего не затеяли?
– Так кто это?
– Сначала немного истории. – Котх смаковал новость и не собирался торопиться. – Нам пришлось копнуть очень глубоко, прежде чем мы нашли отпечатки. Очень глубоко. Но мы отыскали. В лучшем виде. Никакой ошибки. На твоего подопечного есть настоящее личное дело. Он был арестован всего раз в жизни. Нашими коллегами в Мюнхене. Сорок лет назад. Точнее, девятого ноября двадцать третьего года.
Последовало молчание. Прошло пять, шесть, семь секунд.
– Ага! Вижу, что даже ты понимаешь, что означает эта дата.
– «Старый боец». – Марш потянулся за сигаретами. – Как его зовут?
– Верно. Старый товарищ. Арестован вместе с фюрером после «пивного путча». Ты выудил из озера одного из славных зачинателей национал-социалистской революции. – Котх снова засмеялся. – Будь тот, кто его нашел, поумнее, оставил бы его там, где он лежал.
– Как его зовут?
После того как Котх повесил трубку. Марш, нещадно дымя, минут пять метался по комнате. Потом трижды позвонил по телефону. Первый звонок Максу Йегеру. Второй – дежурному офицеру на Вердершермаркт. Третий – ещё по одному из берлинских номеров. Заспанный мужской голос ответил, уже когда Марш собирался повесить трубку.
– Руди? Это Ксавьер Марш.
– Зави? Ты что, рехнулся? Уже полночь.
– Не совсем. – Марш ходил взад-вперед по вылинявшему ковру с аппаратом в руке, прижав подбородком трубку. – Мне нужна твоя помощь.
– Ради Бога!
– Что ты можешь рассказать мне о человеке по имени Йозеф Булер?
В эту ночь Маршу снился сон. Он снова был под дождем на берегу озера, и там лицом в грязи лежало тело. Он взялся за плечо, дернул изо всех сил, но не смог сдвинуть его с места. Тело было из побелевшего серого свинца. Когда он повернулся, чтобы уйти, мертвец схватил его за ногу и потянул к воде. Он царапал землю, стараясь уцепиться пальцами, но они уходили в мягкую грязь, не за что было удержаться. Хватка трупа была невероятно мощной. И когда они стали погружаться в воду, лицо мертвеца вдруг стало лицом Пили, искаженным яростью, нелепым в своем стыде, пронзительно выкрикивающим: «Ненавижу тебя… Ненавижу тебя… Ненавижу…»
Часть вторая. Среда, 15 апреля
Detente (фр.) – 1. Ослабление (чего-либо туго натянутого), расслабление (мускулов);
2. Ослабление (политической напряженности).
Вчерашний дождь казался дурным воспоминанием, следов его на улицах почти не осталось. Солнце, чудесное, благосклонное ко всему солнце прыгало зайчиками и сверкало в витринах магазинов и окнах домов.
В ванной рычали и стонали проржавевшие трубы, из душа лилась струйка холодной воды. Марш брился отцовской опасной бритвой. Сквозь открытое окно ванной до него доносились звуки просыпающегося города: вой и грохот первого трамвая; отдаленный шум машин на Тауентциенштрассе; шаги ранних пешеходов, спешащих к большой станции городской железной дороги на Виттенбергплатц; стук поднимаемых жалюзи в булочной напротив. Не было и семи, и не исключалась возможность, что погода ещё может испортиться.
Форма – доспехи власти – была разложена в спальне.
Коричневая рубашка с черными кожаными пуговицами. Черный галстук. Черные бриджи. Высокие черные сапоги (густой запах начищенной кожи).
Черный мундир на четыре серебряные пуговицы; на погонах – три параллельные серебристые нити, на левом рукаве – красно-бело-черная повязка со свастикой, на правом – ромб с буквой «К» готическим шрифтом, обозначающей криминальную полицию.
Черный ремень с портупеей. Черная фуражка с серебряной мертвой головой и партийным символом – орлом. Черные кожаные перчатки.
Марш оглядел себя в зеркало: оттуда на него смотрел штурмбаннфюрер СС. Он вынул из туалетного столика служебный пистолет, 9-миллиметровый «люгер», проверил его и сунул в кобуру. Потом вышел навстречу утру.
– Не мало?
Рудольф Хальдер лишь улыбнулся в ответ на язвительное замечание Марша и разгрузил свой поднос: сыр, ветчина, салями, три яйца вкрутую, горка черного хлеба, молоко, чашка дымящегося кофе. Он аккуратно поставил тарелки в ряд на белой льняной скатерти.
– Насколько я знаю, завтраки, которыми кормит имперская служба безопасности, обычно не такие щедрые.
Они сидели в ресторане отеля «Принц Фридрих-Карл» на Доротеенштрассе, на полпути между штаб-квартирой крипо и зданием имперского архива, где служил Хальдер. Марш часто здесь бывал. «Фридрих-Карл» был недорогим пристанищем для туристов и коммерсантов, но завтраками здесь кормили хорошими. Над входом вяло колебался европейский флаг – двенадцать золотых звезд, по числу стран Европейского сообщества, на синем фоне. Марш предполагал, что управляющий, герр Брекер, купил его по случаю и вывесил, чтобы залучить иностранных клиентов. Не похоже, чтобы это возымело действие. Взгляд на более чем скромную клиентуру ресторана и скучающий персонал давал основания полагать, что здесь нет опасности быть подслушанным.
Как обычно, люди старались держаться подальше от формы Марша. Каждые несколько минут, когда к станции «Фридрихштрассе» подъезжал поезд, в здании тряслись стены.
– Это все, что ты берешь? – спросил Хальдер. – Кофе? – Он покачал головой. – Черный кофе, сигареты и виски. Никудышная диета. Если подумать, то я ни разу не видел, чтобы после твоего развода с Кларой ты когда-нибудь как следует поел. – Он разбил одно яйцо и стал очищать его от скорлупы.
Марш подумал: из всех нас меньше всего изменился Хальдер. Под жирком и ослабевшими мышцами, свидетельствующими о том, что он вступил в средний возраст, все ещё скрывался долговязый новобранец, который более двадцати лет назад прямо из университета попал на U-174. Он был радистом, плохим радистом, спешно подготовленным и направленным на службу в 1942 году, в период самых больших потерь, когда Дениц подчистил всю Германию, чтобы набрать пополнение. Тогда, как и теперь, он носил очки в проволочной оправе, а жидкие рыжие волосы торчали сзади утиным хвостом. Во время плавания, когда остальные члены команды отращивали бороды, Хальдер отрастил на щеках и подбородке оранжевые пучки волос и стал похож на облинявшего кота. Сам факт, что он попал служить на подводную лодку, был ужасной ошибкой, анекдотом. Руди был неуклюж и неповоротлив, он был создан природой быть ученым, а не подводником. Каждый поход он обливался потом от страха и страдал от морской болезни.
