Довольно быстро вокруг них собрались дети и кое-кто из взрослых. Но все-таки большая часть взрослых была на работе, а дети – в школе.
Меня представили им как Гильермо, сироту.
Крусесита – это деревня на юге от Оахаки, часть большой курортной территории под названием Баиас де Уатулько, примерно в пятистах километрах от границы Гватемалы. Голубая, словно сияющие на солнце сапфиры, вода Тихого океана напомнила мне о Тайском заливе. По сравнению с Акапулько или Пуэрто Вайарта, там было не так уж много людей, но так как я был гринго, мне не следовало особенно высовываться – из-за туристов. Эти соображения Консуэло донесла до меня при помощи Сэма.
Представители ее большой семьи работали в отелях курортной зоны – горничными, садовниками, водителями автобусов и поварами. Те, кто не был занят в курортной сфере, жили в США, присылая домой деньги, но их соотношение постепенно менялось, так как курортная зона расширялась, а попасть в Штаты становилось все сложнее.
В тот вечер устроили праздник в честь возвращения домой Консуэло, и она раздавала подарки всем и каждому. Я совсем было потерялся, если бы не Алехандра, одна из многочисленных племянниц Консуэло. Кроме испанского, она говорила еще и по-английски, по-французски и по-немецки, ей было двадцать пять, и она была хороша собой. С шестнадцати лет она работала в сфере туризма и училась в Институте иностранных языков в Мехико. Еще – руководила бюро переводов и давала уроки ускоренного испанского. «Посетите прекрасное Уатулько, отдыхайте на пляже и учите испанский!» – говорила она. Алехандра часто улыбалась одними глазами, но когда ее широкий рот раскрывался в улыбке, это почти пугало.
Мне хватило пяти минут, чтобы в нее влюбиться. Мы говорили по-французски, но не потому, что ее английский страдал, а потому, что у нее было меньше возможности практиковать французский. Я чувствовал некоторую неловкость – ведь раньше я говорил по-французски только с мамой.
Она представила меня всем, вначале сеньоре Моньяррас-и-Ромере, ее бабушке и матери Консуэло, а затем и детям ее многочисленных кузенов. Мне называли имя за именем, но я запомнил лишь пару. Еда казалось одновременно знакомой и необычной. Я ел тортилью, в которую были завернуты гуакамоле, и что-то еще, очень вкусное, острое и хрустящее.
– Что это? Точнее, кес ке се?
Глаза Алехандры заблестели.
– Чапулинес! Кузнечики.
Я выглядел сбитым с толку, тогда она попробовала объясниться по-французски.
– Куз-не-чи-ки!
Достаточно было только сказать.
– Кузнечики?! Я ем кузнечиков?! – Я развернул лепешку, и сразу стало ясно, что она сказала правду: ножки и все такое, жаренные в масле.
Она рассмеялась.
– Если не хочешь, я съем! – и протянула руку.
Заупрямившись, я закатал содержимое обратно и доел до конца. Хрум, хрум, хрум. Было так же вкусно, но я теперь-то знал…
На следующий день у меня началась «болезнь туриста», и весьма острая, с температурой, судорогами и постоянным беганьем в туалет. Конечно, мне не доставляло радости вспоминать кузнечиков, но все же я никак не мог бы сказать, что они были плохо приготовлены. Консуэло отпаивала меня крепким чаем. Когда я спросил ее, что за чай она заварила, она ответила что-то по-испански и добавила:
– Это от поноса.
Кузнечиковый чай, как пить дать!
Позже она принесла маленькую деревянную коробочку и сожгла ее в Железной сковородке. Когда уголь остыл, жестами показала, что надо сделать.
– Поешь древесного угля.
– Б-э-э-э! Ни за что!
Пришла Алехандра и начала меня уговаривать.
– Он всасывает токсины, это самый быстрый способ остановить понос. Только один раз прими. А больше не надо, иначе будет плохо.
– Я не хочу. Вы и кузнечиков едите! – Я сжал зубы и сжался сам, готовый сопротивляться до последнего. Но она сжульничала.
– Сделай это для меня, милый.
Черт бы побрал этот французский!
– За нее. – Я проглотил половину угля с небольшим количеством соленой кипяченой воды. – За электролиты, – и они от меня отстали.
Мои побегушки после этого прекратились, и в тот же вечер я смог поесть риса с куриным бульоном. Через два дня, после моей первой нормальной еды, Алехандра и Консуэло вывели меня во двор, и мы селя в тени банановых деревьев, растущих у стены.
– Моя тетушка говорит, что ты не просто сирота, и те кто убил твоих родителей, охотятся за тобой.
Я неохотно кивнул. Я знал, что нужно ей все рассказать. Невозможно просить ее о помощи, ничего не объясняя. И потом, она мне нравилась. Мне не хотелось, чтобы она оттолкнула меня и перестала со мной знаться.
– И она привезла тебя сюда, чтобы ты мог здесь скрыться от них. Они ведь все равно убьют тебя, если найдут.
– Да.
– Она не говорит, почему они хотят тебя убить. Говорит, только ты можешь мне об этом рассказать.
– Ах! – я облизнул губы и кивнул Консуэло. Алехандре же я сказал: – Это… это мило с ее стороны.
Оказывается, Консуэло бережет мой секрет.
Тут Консуэло что-то сказала, и последовала короткая перепалка между ней и Алехандрой, слишком быстрая, чтобы я мог уловить смысл.
Алехандра снова взглянула на меня, немного смущенная.
– Она говорит, что хочет попробовать. То, что раньше не хотела делать.
Я поднял брови, глядя на Консуэло. И понял, о чем она говорила. Я предложил вариант быстрого перемещения еще тогда, в гостиной у Сэма; он перевел, но она, конечно, испугалась. Теперь, похоже, мысль о повторении пятидневного путешествия на автобусе и маршрутках оказалась более пугающей.
И потом, это поможет ответить на молчаливый вопрос Алехандры.
– Когда она хочет обратно?
По сравнению с количеством вещей, с которым мы прибыли, чемоданчик Консуэло был просто крошечным, во она захватила с собой, коробку с местной едой, потому что не могла купить такой в Калифорнии.
– Кузнечики? – спросил я.
Алехандра засмеялась, а Консуэло ответила:
– Нет. Сэм не любит.
Тем не менее подниматься с коробкой в джунгли было довольно тяжело, я весь взмок, пока мы добрались до точки, из которой я должен был транспортировать подарки Консуэло в прошлый раз. Сюда-то я мог прыгнуть из дворика, но теперь я был настороже. Мне вдруг стало понятно, что в правилах есть какой-то. смысл.
Что же там с четвертым правилом? Кто решает, когда можно прыгать?
– Ты умеешь хранить секреты, как твоя тетя? – Я говорил по-английски. Своему знанию французского я не доверял, а мне нужно было выразиться предельно четко и ясно.
Алехандра склонила голову к плечу.
– Это опасно для меня? Или для моей семьи?
Я сглотнул.
– Если ты не сохранишь тайну, да, может быть опасно. – Она нахмурилась, и я продолжил: – Я никогда бы не причинил никому вреда, но те, кто за мной охотится, могут быть опасны, если попытаются достать меня.
– Хорошо. Я умею хранить тайны. – Она наклонилась ко мне чуть ближе и прошептала: – Да и кто рассказывает своим родителям все!
Ого.
– Ладно. Начнем с коробки.
Я прыгнул в гостиную к Сэму. Его там не было, но я слышал возню на кухне. Я крикнул:
– Сэм, это Гриффин!
– Господи Иисусе! – послышался звук, будто тарелка стукнулась о дно раковины. Он появился в дверях, вытирая руки посудным полотенцем. – Все в порядке?
– Нормально. Это Консуэло, – сказал я, слегка приподнимая коробку. Она передумала насчет способа перемещения.
– Да? Вы там в безопасности?
– А вы в Мексике бывали когда-нибудь?
– На похоронах.
Я уставился на него.
– Я не знал, что вы тогда уже были знакомы.
Он передернул плечами.
– Ну, так вышло. Это я нашел их. Я имею в виду тела.
Ого.
– Короче, мы в джунглях, на холме, чуть повыше дома.
Он кивнул.
– Ну ладно. Я вернусь еще.
Алехандра сидела на чемодане Консуэло, зажав коленями голову. Консуэло обмахивала ее шляпой. Я опустился на колени рядом с ней.
– Ты в порядке?
– Господи Иисусе! – Она села. – Тетя говорит, ты только что был в Калифорнии.
– Так и есть. – За ту неделю, что я ее знал, еще ни разу не случалось, чтобы она переставала следить, на каком языке говорит.
– А потом обратно?
– Да.
– Как?
– Не спрашивай. Можно чемодан? – Я указал на него.
Она резко встала, Консуэло ее поддержала.
Я взял чемодан и прыгнул.
Сэм сидел в углу, скрестив на груди руки. Я поставил чемодан у стены.
– Почему так долго?
– Алехандра.
Он нахмурился, затем спросил:
– Племянница Консуэло? Она там?
– Да, только она, но мы ей не сразу сказали. Попросили хранить секрет. Она, конечно, слегка опешила.
Его брови поползли вверх.
– Ну, конечно, к такому еще привыкнуть надо!
Я прыгнул обратно. Алехандра вздрогнула, но, кажется, уже не от страха. Просто появление чего-то необычного, схваченное краем глаза.
– Так, теперь ты собираешься прыгнуть с моей тетей?
– Таков план.
– Ты когда-нибудь уже такое проделывал? С человеком?
