Скорее всего именно эта зависть, смешанная с омерзением к себе, так ярко испытанным на берегу, и еще смутное чувство несправедливости подвигли его позвонить по спецсвязи начальнику погранотряда, где служили братья Трапезниковы. В ожидании соединения Савватеев сидел и тупо обдумывал сразу три сложных мысли: если братьев увезли в армию со свадьбы, а служат они всего несколько месяцев, то когда же их жена успела зачать и родить аж две пары детей?
Или первая пара близнецов была рождена до свадьбы? От случайного дяди?..
Вторая мысль оказалась еще труднее – объявиться жене, сказать, что он в Москве, или уж уехать и не тревожить душу? И третья, на первый взгляд легкая: найти предлог, зайти к Крышкину, который проводит генетическую экспертизу, – а вдруг она уже готова?..
Прийти к какому-то решению он не успел, и оттого разговор с Таджикистаном получился таким же скомканным. Вероятно, начальнику погранотряда в самостийной республике уже не раз приходилось напрямую связываться с Москвой и Управлением, поэтому на путаные вопросы о братьях, их женах (в последний миг у Савватеева язык не повернулся сказать, что жена одна на двоих) и детях отвечал бойко и конкретно, показывая, что он знает все о подчиненных.
– У них пополнение в семье, – наконец сообщил Савватеев вполне определенно. – Надо бы помочь материально и предоставить краткосрочный отпуск.
– Сделаем! – как-то по-граждански заверил начальник.
И даже выхлопотав отпуск для этих странных братьев, Савватеев все равно не избавился от чувства вины перед этой явно психически нездоровой, бормочущей о библейском времени и одновременно угрожающей насилием женщиной.
Все встало на свои места лишь по дороге в гостиницу «Космос», когда машина с мигалкой неслась по осевой, увиливая от встречных. Скорость и обостренное ощущение опасности внезапно просеяли мешанину чувств, и на решете задержался единственный камешек – неуместное, тайное и постыдное желание, внезапно возникшее там, на берегу, перед женщиной, зовущей его «делать детей». Самое невероятное, невозможное заключалось в том, что внутренне он готов был сесть к ней в лодку, и эта готовность исключала, вернее, ретушировала все мысли о ее болезненном навязчивом бреде, словно он и в самом деле соприкоснулся и поверил, что в библейские времена все возможно и ничего не грешно.
Но осознание этого не принесло успокоения, а напротив, усилило недовольство собой и, как бывало всегда в таких случаях, вызвало злость ко всему окружающему.
Мистер Твистер жил в скромном люксе и, судя по разбросанным повсюду грязным майкам, джинсам и носкам, обитал здесь долго и уединенно, не позволяя убирать в номере. Было ему лет тридцать пять, и если такой довольно молодой бывший гражданин Украины трудился в ФБР, значит, заслуги у него были давние и на службе в США он состоял больше пятнадцати лет – где-нибудь со студенческой скамьи, когда, еще будучи гражданином СССР, поехал в качестве посланца доброй воли за рубеж и там был завербован. Тут не надо было и к бабке ходить, и в контрразведке досье читать – все было написано на его смазливом и волевом лице римского консула.
Савватеев никогда не страдал излишним патриотизмом, но тут его заело, возможно потому, что перед глазами стоял так и не состоявшийся крестный отец Мерин, над которым всю его службу в Управлении посмеивались или вовсе презирали за суконное рыло в элитном ряду специалистов по тайным операциям. А он взял и возмутился! Из тех самых патриотических соображений ринулся грудью на амбразуру, и можно представить себе, как и на каком жаргоне протестовал бывший милиционер. И в знак же протеста написал, что не желает больше служить «вам», надел белый генеральский китель с милицейскими погонами, который все время у него висел в шкафу кабинета, достал из сейфа наградной «Макаров» и выстрелил себе в сердце.
Кровь брызнула на рабочий стол, записку, настольную лампу, косвенно на шефа, который теперь искал оправдание, и на этого мистера Твистера, заслуженного чекиста ЦРУ…
ФБРовец тоже был настроен патриотично, выглядел скорбным и озабоченным трагичной судьбой бывшего согражданина, сразу же после знакомства предложил сходить в бар и выпить по рюмке за упокой души. Его информированность по поводу внутренних, засекреченных дел в избе Управления, откуда никогда не выносили сора, не поражала Савватеева, а раздражала, и чтобы скрыть свои чувства, он вел себя по-американски развязно и даже цинично. В баре он положил ноги на стол – поближе к носу Твистера, водку пил из горла, закусывал жареными орешками, плевал скорлупу на пол, и это их как-то сразу сблизило.
– Чтобы сделать себе пиф-паф, надо иметь веские основания, – пожалел Мерина американский хохол, которого теперь звали Ник. – Как ты думаешь, Олег, что это? Глубокое разочарование?
– Мужество, – сказал Савватеев.
– А может, слабость?
– Слабость системы и мужество личности.
– Ты что имеешь в виду?
– Что имею, то и введу, – выразительно проговорил Савватеев и встал. – Ты готов застрелиться, если надоест служить своему новому отечеству?
– А ты?
– Никогда не отвечай вопросом на вопрос, – жестко, будто подчиненному, сказал Савватеев. – И не хитри, если не можешь сказать определенно.
– Готов! – с вызовом изрек ФБРовец. – Ну а ты?
– Мы пойдем другим путем…
– Кажется, так сказал юный Ленин? – Ник Твистер еще помнил историю своего прошлого отечества. – Мне нравится твой оптимизм!
– Тем и живы… Собирай вещи, Мыкола, я допью бутылку и буду ждать внизу, у машины.
Едва ФБРовец исчез из бара, Савватеев спустился вниз и позвонил Финалу, который оставался на охотничьей базе с единственным сотовым телефоном, отнятым у начальника местной милиции.
– Варану со своими нужно раствориться в джунглях, – сразу же распорядился Савватеев. – И Тарантулу с ними. Но пусть не лежат, работать по ночной схеме. А тебя придется засветить.
– Перед кем? – обреченно спросил Финал.
– Со мной пассажир из одной дружественной структуры. Свой в доску парень.
– Понял. Мне что, на дембель готовиться?
– А что так сразу?
– Филин сбежал из кочегарки вместе со старухами, – вдруг доложил опер. – Сегодня перед рассветом. Я был дежурным…
Савватеев даже ругаться не стал.
– Передай Варану, пусть пошлет поисковую группу, – приказал он. – По всем окрестным деревням.
– Транспорта нет, – замямлил Финал. – Тут одни снегоходы на базе.
– Пускай едут на снегоходах!
– Экспертов куда? Спрятать?
– Пусть на базе сидят, им тоже на дембель.
– Чуть не забыл! – вдруг спохватился Финал. – Сегодня утром на базу пришел волк.
– Волк? – Савватееву показалось, он ослышался.
– Да, дикий волк, больной, одноглазый. Хотели пристрелить – егерь не дал. Говорит, его хозяин базы приручил. А он сидит в шайбе и щерится…
– В какой шайбе?
– Они так называют трансформаторную будку. Откуда старики сбежали…
– Заприте, пусть там и сидит, – ощущая непонятный озноб между лопаток, велел Савватеев.
– Еще приходил старик, спрашивал про свою собаку.
– Про какую собаку?
– Овчарка, рыжая сука…
– Это его собака?
– Документы принес… Ее звали Люта.
– Отдайте, если его.
– Овчарку застрелили, когда штурмовали базу. А старик требует.
– Разберитесь сами! – Савватеев быстро уставал от мелких вопросов и бестолковщины. – То волки там у вас, то собаки…
Мистер Твистер явился на автостоянку гостиницы с двумя чемоданами, как богатый турист.
– Смокинг не прихватил, Мыкола? – не удержался Савватеев.
– Тут в основном аппаратура. – С юмором у коллеги было напряженно. – Аналог вашего трупоискателя, только другого поколения.
Один чемодан он положил в багажник, второй, поменьше, с лямками, как у рюкзака, и, видно, с особо ценной шпионской начинкой, взял с собой в салон.
– Не жалко? – спросил Савватеев, усаживаясь рядом с водителем.
– Это очень надежный прибор, нашего производства.
– Украинского?
Твистер наконец-то услышал издевку, ностальгически рассмеялся:
– Да… К сожалению, мы быстро привыкаем к другому образу жизни, к технике… Кстати, приборы стоят больше миллиона.
– Сгорят у тебя эти игрушки в первый же день, – мстительно пообещал Савватеев. – У вас как дорогостоящую аппаратуру списывают? Легко?
– Без проблем, – как показалось, хвастливо обронил Твистер.
– Тогда ладно. Но должен предупредить… Ни одного самостоятельного шага, только в сопровождении моих сотрудников.
– Мне была обещана достаточная свобода передвижения и деятельности, – ревниво заметил Твистер. – Есть договоренность между нашими службами.
– Ты что жене обещал, когда уезжал в Россию? – Савватеев обернулся. – Вернуться живым и здоровым?
