Все ссылались на зиму, на то, что животинам корм нужен, а под снегом его не сыскать, на то, что холодно очень, ослики могут замерзнуть… ну и прочее, прочее. Нашлась не одна сотня причин, чтобы цену загнуть.
Почти целый день убили с Дедом на то, чтобы отыскать более-менее вменяемых перевозчиков и сговориться с ними за разумную цену. И все равно слупили с меня немало. Шесть золотых за четверку тощих мулов да погонщиков в лице их владельца и его племяша. Причем это чистыми. Помимо этого на меня возложили обеспечение провиантом людей и кормом – животных, а также возмещение убытков, если какая скотина не выдержит зимнего перехода и падет. После чего я твердо пообещал себе, что эти хапуги шиш что еще от меня получат, если все срастется с драконом. Ни одной пластинки драгоценной чешуи им не перепадет!
Уговорившись с перевозчиками, мы смотались на рынок – прикупить припасов да зерна, ну и еще кое-каких необходимых в походе мелочей. Потом к Гнату зашли, дабы оповестить его о наших успехах и наказать, чтобы к выходу готовился. Так за всеми делами и день пролетел. Но главное – сегодня же покинуть Римхол не удалось… Никто не согласился отправляться в ночь. Пришлось отложить на завтрашнее утро.
Впрочем, переживал по этому поводу в основном Торвин. А я замотался за день так, что об угрозах местных злодеев и думать забыл. Вспомнил лишь после предупреждения Деда. Прощаясь, тот озабоченно посоветовал мне поглядывать по сторонам, шагая в «Драконью голову». А ну как подкараулят лихие людишки.
Если бы дело было днем, я бы скорее всего легкомысленно махнул на это предостережение рукой. Авось обойдется и сегодня злодеи не сподобятся что-нибудь учудить. А завтра я буду уже далеко… Но возвращаться в «Драконью голову» пришлось после захода солнца, когда на улицах уже горели редкие масляные фонари, то есть в ту пору, когда выползают из своих нор промышляющие темными делами типы. Поэтому, двигаясь в направлении таверны, я внимательно следил за обстановкой, дабы не приключилась со мной какая досадная оказия вроде ножа в спину.
К счастью, все было спокойно. Ни подозрительных типов, что преследовали бы меня по пятам, делая вид, будто просто прогуливаются, ни темных компашек, отирающихся на моем пути. Обычные люди снуют туда-сюда: кто домой, а кто из дому – в гости там али в кабак. Обычная городская жизнь, не нарушаемая ничем подозрительным.
Вон семья куда-то идет… А следом – перешептывающаяся парочка. А за ними семенит старичок… Вон какая-то молодуха в цветастом платке и со свертком в руках вывернула из-за угла… И двинулась навстречу мне по противоположной стороне улочки…
Распахнулась дверь стоящего чуть поодаль кабака, из которого на улицу вывалилась пара каких-то мужичков. С виду – сущих забулдыг… Один, поежившись, сразу нахлобучил на голову сжимаемый в руках потертый котелок, а другой, поглядев на дружка-приятеля, просто пригладил торчащие в разные стороны черные космы, ибо шапки или, на худой конец, какой-нибудь шляпы у него не имелось, да запахнул поплотней свой потрепанный армяк.
Эти двое огляделись, явно решая, куда податься теперь, и тут же заприметили проходящую мимо молодую особу противоположного пола. Переглянулись, одновременно ухмыльнулись и устремились за ней. Быстро нагнали и… сбавили шаг. А затем, согнувшись и растопырив руки, словно собираясь ухватить кое-кого за зад, крадучись двинулись вперед.
Длилось это совсем недолго. То ли молодуху насторожило громкое сопение пьянчуг, доносящееся из-за спины, то ли учуяла ядреный запах перегара, источаемый преследователями… Она оглянулась и, узрев тянущиеся к ней жадные лапы, громко взвизгнула да как рванет вперед!
Впрочем, далеко не убежала. Остановилась буквально через десяток ярдов, услышав громкий гогот донельзя довольных своей шуточкой мужичков, обернулась и, пригрозив охальникам кулачком, пообещала сдать их страже. После чего гордо и весьма спешно удалилась.
А мужики уже и думать о ней забыли. Обхватили друг друга за плечи, ибо поодиночке их неслабо шатало, и потопали дальше. Но спокойно идти им, конечно, было невмоготу, и один тут же громко затянул:
– Лятять гуси!..
А второй подхватил:
– Гуси лятять…
«Лятять, лятять, – непроизвольно ухмыльнулся я про себя. – До первого патруля. И сразу же в холодную полятять… Разумеется, если не успеют еще в какой кабак заскочить и там схорониться».
В этом момент они меня и заметили. Сперва заткнулся один, а затем и другой бросил горланить немудреную песенку. Парочка резко изменила маршрут движения и перешла на другую сторону улицы.
– Друг, выручи! – приблизившись и вперив в меня мутный взор, взмолился один, тот, что в котелке и куцем пальтишке.
– Ага, выручи! – поддержал его второй. Пригладив растрепанную бороду, дабы придать своей не внушающей почтения физиономии большей солидности, он выпалил: – Одолжи две серебрушки до завтрего!
Поглядев на этих забулдыг из числа опустившихся горожан, с испитыми рожами, в замызганной и изрядно потрепанной одежонке, явно жаждущих продолжения загула, я, хмыкнув, покачал головой:
– Нет, ничем помочь не могу. Звиняйте.
Пошел дальше. Но, как и следовало ожидать, так просто мне уйти не дали. Пьяные люди – они же страсть какие докучливые… Резво забежали вперед меня и заныли:
– Ну будь человеком, паря! Ну одолжи пару серебрушек!
А один из них добавил для вящей убедительности:
– Мы же не просто так, а с возвратом!
– Нет, – вновь покачал я головой.
– Да не может быть! – не поверил косматый, отчего-то посчитавший, что я говорю об отсутствии денег, а не о том, что отказываюсь их давать. Он кивнул на мой новенький плащ: – Эвон у тебя какая одежа справная! Не может быть, чтобы у такого богатого тьера пары жалких серебрушек в кармане не нашлось.
– Все равно ничем помочь не могу, – сурово отрезал я, собираясь вновь обогнуть приставучую парочку. Не о чем тут, собственно, и разговаривать. Ладно бы просили пару медяков на кувшинчик дрянного винца, единственным достоинством которого является то, что оно моментом ударяет в голову, это еще можно понять… Но две серебрушки… Уже совсем другое дело. Такие деньги на дороге не валяются. К тому же их определенно никто не вернет.
– Ну хоть серебрушку дай! – вцепился мне в рукав один из пьянчуг.
А второй неожиданно бухнулся передо мной на колени и слезно взмолился:
– Да хоть медяк-другой! Страсть как надо!
Выдернув рукав из грязных лап забулдыги, я вздохнул и достал кошель. Бес с ним, с этим медяком. Дешевле будет с ним расстаться, чем морочиться дальше с этими пропойцами.
– Спасибо, друг! – обрадованно вскричал тот, что стоял на коленях, хватая брошенную ему в руки монету. – Ты нас прямо спас!
– Ага! – поддержал его товарищ, счастливо улыбаясь, и предложил на радостях: – Дай я тебя расцелую, благодетель ты наш!
– Вот это – ну его на фиг! Обойдусь! – непроизвольно вырвалось у меня, и я оттолкнул подальше упрямо лезущего ко мне лобызаться забулдыгу.
А тот не устоял на ногах… Снег ведь днем чуть подтаял, а к вечеру подмерз, образовав на камнях ледяную корку. Немудрено, что подвыпивший мужичок так запросто поскользнулся… Хуже то, что бедолага при этом еще и упал неудачно… Лицом вниз.
Явно неслабо грохнулся. Прямо взвыл. И неспроста. Нос себе разбил, как выяснилось, когда, чуть побарахтавшись, все же поднялся.
– Ты это… Ты почто Брана ударил? – переводя мутный взгляд с меня на товарища, растерянно вопросил другой пьяница.
– Да не бил я его, он сам навернулся, – попытался я растолковать нетрезвому типу обстоятельства приключившегося с его приятелем несчастья.
– Как это «не бил»? – не поверил он, глядя на дружка. Тот поднялся на ноги и, шмыгнув носом, утер текущую из ноздрей юшку, после чего недоуменно уставился на окровавленную ладонь. – А нос ему кто раскровенил? Да я тебя сейчас… – Мужик подступился ко мне.
Легко уклонившись от устремленного куда-то в плечо кулака, а затем и от второго богатырского замаха разошедшегося пьяницы, я легонько пробил ему под дых. Засипев, мужичок упал на колени. Впрочем, я ему тут же помог. Схватил за ворот армяка, заставил подняться и присесть несколько раз, а затем подтащил к стене дома. Где и оставил посидеть отдышаться. Но он не оценил моих потуг. Вместо того чтобы глотать целительный воздух, начал выталкивать его наружу, с сипом выговаривая:
– По… Помогите!..
А второй, с разбитым носом, до сей поры молча наблюдавший за моими действиями, разинув рот, вдруг дурным голосом заорал:
– Стра… Стража! Помогите! Убивают! – и попятился от меня.
– Вот придурки, – недоуменно протянул я, дивясь идиотизму римхольских пьянчуг. Легонько стукнул одного, чтобы он остыл, а они отчего-то решили, что бить их собрались смертным боем. И это из-за сущей ерунды, не стоящей даже упоминания.
– Бран, Тарч, что здесь происходит? – неожиданно раздался позади меня строгий возглас.
