Ознакомительная версия.
Русые волосы, заплетенные в десятки тонких косичек, рассыпались по плечам, придерживаемые широкой полотняной лентой, кое-как завязанной путаным узлом на затылке. Узкие плечи, укрытые широченным, явно чужим плащом. Тонкие пальцы, теребящие завязки на груди. Недлинная палка, лежащая поперек колен, которую девушка придерживала локтем, чтобы та не скатилась на землю.
Змеелов медленно поднялся, совершенно забыв про трость и не отрывая взгляда от девицы в зеленом платье.
Вот она повернулась, на ощупь начиная искать что-то в дорожной сумке, и у дудочника захолонуло сердце – лента, которую он поначалу принял за обычный головной убор, оказалась повязкой на глазах.
– Быть не может…
Телега повернула к купеческому дому, направляясь к Чернореченскому рынку. Девушка в зеленом платье прислушивалась к вознице, склонив голову набок, а потом неожиданно звонко рассмеялась, и этот звук, каким-то чудом пробившись сквозь гомон толпы, заставил дудочника шарахнуться от окна, отступить в глубь комнаты, чтобы его ни в коем случае нельзя было разглядеть с улицы.
Потому что смех этот он узнал бы даже спустя много лет. Смех, который звенел над залитой кровью мостовой, когда девица, известная ему как Голос Загряды, танцевала и кружилась под кровавым дождем, размазывая по миловидному лицу багряные капли и слизывая их с пальцев, будто вишневое варенье.
– Правильно говорят – не поминай лиха, – тяжело выдохнул Викториан, подбирая с пола оброненную трость и нащупывая на груди тонкую серебристую дудочку в вощеном чехле. – Непременно явится.
Вот и явилось. Одна надежда на то, что Голос Загряды не привела за собой свою госпожу, а значит, есть еще шансы расправиться с ней до того, как эта тварь успеет прочно укорениться в Черноречье.
Потому что тогда и обережные столбы не спасут Славению от ползущей из Лиходолья нечисти – просто не выдержат, переломятся, как тоненькие прутья птичьей клетки, в которую по глупости посадили злющую матерую крысу…
Даже за две длинные улицы было слышно, как гудит Чернореченский рынок.
Гул этот был неравномерным, но постоянным, будто бы где-то поблизости скрывалось громадное осиное гнездо. Народу было – не продохнуть, такого плотного потока я не встречала даже на узеньких улицах Загряды. Хорошо хоть, что рядом был Искра, в локоть которого я вцепилась покрепче клеща, – харлекин вклинивался в людской поток, стремящийся к рынку, легко и непринужденно, как лодочный киль, рассекающий волны. Я прильнула к Искровому боку, не желая отставать, а свободной рукой покрепче прижала к груди дорожную сумку – не то перехватят ее за ремешок, оттянут в толпу, да и срежут лямку так, что в пальцах останется только осиротевший обрезок, а сама сумка со всем добром безвозвратно сгинет в толчее.
– Зачем мы туда идем? – поинтересовалась я, переступая через оброненный кем-то капустный кочан, уже раздавленный чьим-то тяжелым сапогом. – У нас и денег толком нет.
– Нет сейчас – заработаем чуть позже, – усмехнулся Искра, ловко перехватывая под локоть воришку, сдуру решившего поживиться в кармане рыжего. Пацан огреб крепкую затрещину, от которой с обиженным ревом отлетел в сторону и постарался как можно быстрее скрыться в ближайшей подворотне. – В Лиходольскую степь лучше отправляться не только хорошо вооруженным, но еще и с припасами. Сталь далеко не всегда прокормить может, особенно если на версты вокруг только сухая трава и нечисть, которая с огромным удовольствием сделает едой тебя самого.
– Между прочим, ты так и не сказал, куда мы направляемся. – Искра потянул меня на боковую улицу, где народу было значительно меньше, и я наконец-то смогла вздохнуть посвободнее. – Лиходолье большое, а ты, как понимаю, не настроен на кочевую жизнь.
– Правильно понимаешь. – Харлекин улыбнулся, сильная, жесткая ладонь накрыла мои пальцы. – Я хочу отвезти тебя в Огнец. Это не такое плохое место, как про него рассказывают, по крайней мере, было лет десять назад. Там тепло и солнечно почти круглый год, там живут свободные кочевники и осевшие ромалийцы. Город расположен у прекрасного озера, в которое впадает небольшая, но очень чистая и глубокая речка. Да и ехать туда недалеко – даже если с медленным караваном, то всего две недели с хвостиком. Верхом и налегке – в полтора раза быстрее. И знаешь, что самое главное? Тебя там судят за поступки, а не за золотые глаза или железные когти.
– Так не бывает. – Я покачала головой, невольно улыбаясь в ответ. Искра и в самом деле верил в то, про что рассказывал, да и город ему успел понравиться, не то что Загряда. – Если там было так хорошо, то почему ты уехал оттуда? Да и десять лет – достаточный срок, чтобы там успело все измениться до неузнаваемости.
Яркую радость с харлекина будто бы ветром сдуло – он отвернулся и невразумительно пожал плечами, явно не желая отвечать на поставленный вопрос. До конца улицы мы шли молча, а когда впереди показался выход на площадь, мне на краткое мгновение почудилось, что я вернулась в Загряду. На шумную Торговую площадь, где на булыжной мостовой плясали босоногие девицы в алых оборчатых юбках, открывающих стройные загорелые лодыжки и округлые колени. Казалось, что еще немного – и сквозь гомон упрямым ростком пробьется высокий, красивый женский голос, старательно и с искренним чувством выводящий песню о дороге дальней и лунной ночи, о крепкой любви и жарком пламени костра, а где-то вдалеке обязательно заиграет скрипка…
Где теперь и эта скрипка, и женщина, что пела задушевные ромалийские песни?
Я так замечталась, что сама не заметила, как выпустила локоть Искры, глупо остановившись напротив яркой гадальной палатки, у входа которой застыла укутанная в черную шаль старуха, перебирающая в скрюченных, узловатых пальцах деревянные пластинки-тарры. Вот только настоящего дара, вроде того, что сиял в ореоле лирхи Ровины искрящейся пойманной звездой, у бабки, сидящей на колченогой табуретке, не было и в помине. Блеклым и тусклым был ореол у гадалки, как подернутые белесым пеплом остывающие угли…
Огонек-одержимость, затянутый фиолетовой пеленой, я заметила случайно, пока искала взглядом харлекина, возвышавшегося над толпой всего в двух десятках шагов от меня. Искра уже заметил «пропажу» и теперь упорно пробирался ко мне сквозь сплошной людской поток, а я неотрывно смотрела на лавирующий меж прохожих огонек дудочника-змеелова, с которым мы в последний раз пересекались еще в Загряде. Викториан все-таки выжил в том ужасе, который устроила городу пугающая и величественная Госпожа.
Выжил – и почему-то тоже отправился в Лиходолье. Что его сюда привело? Приказ Ордена или жажда «змеиного золота», которую он так и не сумел утолить в Загряде?
Дудочник нашел меня, все еще стоящую у гадалкиного шатра, взглядом, и ореол его души вспыхнул ярким фиолетовым пламенем, чернеющим по краям.
Я побежала не раздумывая.
Наперерез толпе, забыв, что на глазах у меня повязка. В маленький, узкий переулочек, отходящий от площади, как тонехонький ручеек от огромного озера. Еще с того дня, как разорили мое родное гнездо, я запомнила, что с таким ореолом люди идут убивать. Не охотиться на добычу, не нести праведное возмездие – просто уничтожать врага, стирая его с лица земли раз и навсегда. И разговаривать в таких случаях бесполезно – надо либо драться за свою жизнь, либо бежать со всех ног.
Драться у всех на виду я была не готова, поэтому и неслась во весь дух по грязному переулку, перепрыгивая через брошенные кем-то поломанные корзины с остатками гниющих овощей, успев услышать у себя за спиной короткое проклятье.
Поворот, еще один. Пересечь пустынную затененную улочку, ныряя в очередной переулок, более чистый и широкий. В боку начало нещадно колоть, в глазах слегка потемнело, и я остановилась, придерживаясь рукой за холодную шершавую каменную стену и силясь отдышаться. Оглянулась через плечо – пусто. Сердце колотилось где-то в горле, ледяным камнем давило на грудь почти позабытое ощущение загнанного в ловушку зверя.
Дура! Расслабилась под надежным крылышком харлекина, успела позабыть, что это такое – быть преследуемой Орденом Змееловов! Размечталась о спокойной жизни, думала, что раз в Лиходолье каждый второй – не совсем человек, то тебя тут не тронут. Решила, что золотая шасса с бесценной шкурой перестанет быть нужна охотникам за нелюдью. Как же! Вот тебе напоминание – как бы далеко ни убежала, змееловы все равно дотянутся. Длинны руки у Ордена, раз даже через Валушу умудряются достать. А может, Орден здесь и ни при чем? Может, Викториан хочет заполучить «змеиное золото» для себя лично, не делясь ни с кем?
Я глубоко вздохнула и медленно пошла вдоль стены, поминутно оглядываясь и пытаясь сообразить, куда меня занесло в этом лабиринте. Странное дело, но в природных пещерах я всегда ориентировалась легко и непринужденно, а вот в хитросплетениях загрядских переулков, выстроенных человеческими руками, начинала плутать, пока меня не разыскивал Искра или Михей-конокрад и не приводил домой, в ромалийское зимовье.
Ознакомительная версия.
