Ознакомительная версия.
– Понсоменер, – сказал я.
Он чуть вздрогнул, посмотрел на меня добрыми коровьими глазами.
– Это я…
– Поедешь с нами, – распорядился я.
Он спросил несколько заторможенно:
– Далеко?
– В столицу, – ответил я.
– Значит, – проговорил он тем же сонным голосом, – еды взять на пять дней пути.
– Бери больше, – велел я. – Поедем втроем.
Он кивнул.
– Да, я знаю.
Я милостиво отпустил его кивком, надеюсь, у меня уже получаются эти жесты, а когда он удалился, спросил Фицроя шепотом:
– Ты ему уже сказал?
Он хохотнул:
– Нет, конечно. Он сам догадался. Я же говорю, он смышленее, чем выглядит. Когда рядом, то и приказывать ничего не надо. Чувствует, что нужно. Только соберешься что-то повелеть неожиданное, смотришь, а он уже сделал!
Я сказал с сомнением:
– Посмотрим-посмотрим. А то я могу такое повелеть…
Он посмотрел на меня с интересом:
– А вообще-то интересно будет посмотреть… Ага, он уже все приготовил!
Из далекой конюшни вышел Понсоменер, в поводу шестеро коней, трое оседланных, а трое, как понимаю, в запас. Я сразу вспомнил про умника, которому показалось медленным ездить на большой черепахе, и он для удвоения скорости купил еще одну.
Скорость наша с шестью лошадьми если и увеличится, то на самую малость, все-таки надо останавливаться, переносить седла на свежих, что тоже не совсем свежие, раз уж не из стойла, а скачут рядом…
Все мое имущество поместилось в небольшую сумку, у Фицроя и то больше, зато его мешок легче – одни наряды, а Понсоменер ничего не взял, ему и так хорошо.
Огромное оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:
– Понсоменер!.. Вперед, Понсик!
Понсоменер молча тронул коня, а мы двинулись за ним на расстоянии в десяток шагов. Фицрой красиво и гордо покачивается в седле, но вдруг его лицо погрустнело.
– Какой ты мне меч подарил, – сказал он с тоской. – Эти сволочи в Карбере забрали!.. И не подумали отдать…
– Как не подумали? – спросил я. – Сам видел, как за тобой гнались, хотели вернуть.
Он посмотрел с укором:
– Тебе ха-ха, а мне горькие, как у мышонка в кошачьей лапе, слезки. Даже не знаю, никогда не успокоюсь. Такое сокровище в руках было… Слушай, ты же чародей, сделай еще один!
Я опешил.
– Ты чего? Как это сделать? Я не умею.
Он повернулся в седле так резко, что оно протестующе взвизгнуло.
– А как создаешь свои магические арбалеты? Я же вижу, сопишь-сопишь, а потом р‑р‑раз – и у тебя в руках!
Я сказал с сожалением:
– Фицрой, открою тайну как другу. Сил у меня, как у комара. Даже не самого крупного, а так… среднего. Я имею в виду чародейских сил. Создать почти ничего не могу, а что удается, то исчезает почти сразу!..
Он открыл рот в изумлении.
– Я думал, это ты их… убираешь.
– Сами, – заверил я. – Чтобы никто не видел, как исчезают в руках, я их раньше закидывал в кусты. Если кто хочет, пусть ищет. Сейчас, правда, научился распылять, как ты говоришь, но это все равно лишь на минутку, а то и полминуты раньше, чем рассыпается само по себе!
Он сказал разочарованно:
– Вот как… А зачем сам?
– Чтоб видели, – пояснил я. – Когда я, то это я, а когда само – то это моя слабость и неумение удержать надольше. Понял?
– Да-а, – протянул он, – не хотелось бы, чтобы меч в бою превратился в воздух.
– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Рубашка и штаны все еще служат тебе, уже хорошо!..
– Хорошо, – согласился он. – Рундельштотт настоящий чародей!.. Я буду беречь его шкуру лучше, чем свою, а то умрет, а я окажусь без штанов.
Он хохотнул, покачал головой.
– Я что-нить придумаю, – пообещал я. – Только Рундельштотту не говори. У него всякого там в сундуках, ящиках и под тряпьем хранится! Насобирал, как хомяк, все тащил в нору, уже и забыл давно.
– Я б о таком не забыл, – сказал Фицрой со вздохом. – Ни за что!
– Он отыскал для себя намного более важное, – сообщил я шепотом, – а мечи и прочие орудия убийства для него ерунда… Да только королева запретила в последний момент!
Он замолчал, дальше долго ехали молча, а я думал, что вообще-то можно бы еще что-то попытаться делать, кроме пистолетов, но действительно все упирается в мою крайнюю слабость как мага. Что толку, если все тут же исчезает? Даже если бы сумел создать бутерброд и тут же сожрать, исчезнет в желудке. Но может быть и еще хуже: начнет перевариваться и усваиваться, а потом из организма исчезнут такие нужные белки, жиры, углеводы и микроэлементы.
Ладно, еще не вечер. Сейчас о другом думать надо. Порталы куда важнее. Надо развивать умение создавать как можно быстрее и, желательно, не на шажок, а подальше, подальше.
Вполне возможно, умение обращаться с магией развивается, как и все остальное у нас: то ли запоминать больше цифр, то ли поднимать штангу с большим количеством блинов.
Что Понсоменер умеет принимать решения сам, я убедился, когда он далеко впереди на красочной лесной полянке остановил коня, повернулся к нам в седле.
– Привал? – спросил он. – Место удобное.
Фицрой взглянул на меня с веселым выражением в глазах. Я захлопнул рот, как раз собирался напомнить, что надо дать коням короткий отдых, а самим неплохо бы перекусить.
– Привал, – ответил Фицрой. – Костер я сам, а ты делай все остальное.
– А я цветочки посмотрю, – сказал я. – Эстет я, знаете ли.
– Лучше вон за те кусты, – крикнул Фицрой вдогонку. – А то с той дует в нашу сторону. Вдруг да костер загаснет или мясо будет с запахом…
Я отошел подальше, чтобы и Понсоменер не увидел, сполз в пологую яму из-под выворотня и сразу начал сосредотачиваться. Если научиться создавать портал моментально, то этим можно спасти шкуру, пусть даже переместившись на шаг. Так уже получалось, помогло. А еще бы подальше, подальше… давай напрягайся, это как отжаться еще раз, когда уже упал мордой в землю, или поднять на бицепс в десятый раз двадцатикилограммовую гантель…
Рундельштотт говорил, что при создании портала нужно четко и ясно представить себе место, куда хочешь перенестись. Четче всего представляю свой диван, с которого смотрел футбольные матчи и бои супертяжеловесов.
Конечно, пробовал, но не только не переносит, но даже не вижу в том магическом зеркале. Зато могу представить свой замок в глердстве Остеранском, но и туда почему-то не, а вот за два шага – легко, даже если не представляю, а только так, восхочу.
Когда вернулся, Понсоменер посмотрел все так же сонно, лицо доброе и равнодушное, но взгляд какой-то не совсем такой, да и Фицрой фыркнул, но не стал спрашивать, не проглотил ли веревку за вчерашним ужином.
– Ладно, – сказал я сварливо. – Ну обломился, обломился!.. Не получилось. Капля точит камень. А я еще та капля…
По дороге к столице старались никуда не заезжать, мужчины должны уметь выживать в любом лесу, как учил великий Людвиг Гегельский, и мы вечером выбирали место у ручья под сенью деревьев на случай дождя, еды хватает в седельных сумах, до Шмитберга как раз опустошим.
В четыре дня не уложились, хотя могли бы, но приехать в полночь глуповато, потому вечером уютно и с удобствами устроились под раскидистым дубом, где расположились ужинать медленно и с удовольствием.
Понсоменер время от времени переставал жевать, прислушивался. Фицрой спросил:
– Эльфы бродят?
– Оборотень, – ответил он тем же ровным голосом, словно говорил о рыбках в ручье. – Огромный. Таких даже не видел… Давно.
Фицрой протянул руку к рукояти меча.
– Собирается напасть?
Понсоменер покачал головой.
– Нет, нас не видит. И вообще уходит в другую сторону.
Фицрой посмотрел с понятным намеком на меня, я спросил:
– А как его видишь ты?
– Не глазами, – ответил Понсоменер. – Ветерок с той стороны, а по запаху все тоже видно. Хоть и не так, но как-то вот иначе.
Фицрой сказал знающим тоном:
– В наших лесах такие тоже водятся. Их называют волкодлаками, но какие они волки, если крупнее медведей?.. И зубы у них, ох и зубы! Бревна перекусывают!..
Я зябко передернул плечами.
– Давайте спать. В столицу должны въехать бодрыми и свежими, как птички.
– Спим, – согласился и Фицрой, – птички.
Заснул он моментально, Понсоменер на минуту позже, а я еще лежал, прикидывая что и как на будущее, здесь столько дел, а я могу так много, что если бы не спать вовсе, такого бы наворотил.
Глаза начали слипаться, как вдруг холодок проник под плащ, которым я укрылся по примеру Фицроя, коснулся сердца и потек по всему телу.
На той стороне костра кусты раздвинулись странно бесшумно, я видел только темный силуэт, а потом в освещенное костром пространство вступил исполинский волк размером с крупного медведя, только голова крупнее медвежьей, глаза горят, как багровые уголья, а в пасти клыки, как длинные ножи.
Ознакомительная версия.
