– Она мертва. В этом виноваты вы.
И положил трубку.
Мне не хотелось выслушивать его угрозы относительно миссис Кельсон или брата Эвэ, Патрика. Я намеревался снизить уровень опасности, устранив любые причины, по которым эти уроды могли убить их. Телефон жужжал в моей руке, вибрируя, и я подумал, не выбросить ли его совсем. Вместо этого нажал кнопку «выкл.» и подождал, пока он полностью не вырубился.
Я прыгнул обратно в Нору.
– Где они их держат?
Она дернулась от звука моего голоса и посмотрела на меня снизу вверх.
– Что?
– Где они держат твоих, маму и брата?
– Сказали, что будут их перевозить. Чтобы никто не пытался их освободить, все равно не найдут.
Я посмотрел на потолок и зажмурился.
– Ну, это они только так сказали. Где они были, когда твой… когда твоей матери угрожали?
– В подвале. Все они были в подвале.
– Сколько их было? Скольких ты видела?
– Не знаю. Никого из тех, кто был в клубе, в доме я не видела. В тот день их было четверо.
Я прыгнул.
В доме было темно. Я прошел пешком от заправки, ожидая увидеть, как «эти» едут на машинах или идут пешком. Да что там – я практически был готов к тому, что они могут спуститься на парашютах.
Но никто не спустился.
Вспоминая бомбу в доме Алехандры, я предположил, что у них на уме сейчас то же самое. Сделал проверочный прыжок на Пустырь и обратно.
Ничего.
Я пнул ногой дверь и прыгнул назад, на тротуар.
Собака на заднем дворе залаяла.
Решил обойти дом. Увидел ступеньки, похожие на спуск в подвальное укрытие, только с низким заграждением. С другой стороны выплясывал Козявка, одновременно лая и виляя хвостом. Я надавил на дверную ручку и открыл дверь, но снова отпрыгнул прежде, чем она распахнулась до конца.
Ничего.
Я припомнил бомбу в Сан-Диего, которая среагировала на движение в доме при закрытой двери. Они встроили спусковой механизм в телефон, там, в Мехико. А здесь? Наверняка ведь знали, что я вернулся. Даже если они все еще торчали в Тин-клаб, прыжки-то мои они почувствовали.
Может, они сейчас внутри.
Стоя в дверном проеме, я повернул выключатель и вышел из дома на тропинку. Свет зажегся. Ничто не взорвалось. Никто не выскочил из платяного шкафа с ножом или пистолетом. Я прыгнул в дом, в глубину холла, почти к кухне, а затем обратно.
Ничего.
Я вернулся и включил свет на кухне, прыгнул.
Спустился по ступенькам в подвал снаружи дома. Дверь была заперта, но в ней было вырезано многоугольное окошко. Я заглянул в него и спрятался.
Ничего.
И ничего не было видно – свет выключен, внутри – кромешная темнота. Я обнаружил на кухне ступеньки, ведущие вниз. Нащупал выключатель, включил и его и проверил прыжком.
Спустя несколько минут снова заглянул в окошко двери.
Мистер Кельсон лежал на полу, лицом вниз, со связанными проводом за спиной руками. Они сделали это рядом со сливом в полу, поэтому там было не так много крови, как в свое время вокруг Консуэло, на той кухне. У противоположной стены, прижатые к горе картонок, сидели на деревянных стульях миссис Кельсон и Патрик, их руки примотали скотчем к подлокотникам. Скотчем заклеили рты и глаза, обмотали головы.
Я не понимал, живы они или нет.
Разглядеть, есть ли еще кто-нибудь внутри, не было никакой возможности, но это ничего не значило.
Я прыгнул на середину комнаты и назад, так быстро, насколько смог, и дико испугался, что детектор засечет мои движения, так что я мгновенно оказался на Пустыре, а вокруг меня носились щепки от шкафа.
Давненько я так не поступал.
Я прыгнул обратно на тропинку перед домом. Дом все еще стоял на месте. Люди с ножами не выскакивали из кустов и не валились с неба.
Вернувшись в подвал, я смог расслышать их прерывистое дыхание. Обоих пленников измазали в нечистотах, и почему-то именно это привело меня в ярость. Эти сволочи попросту замотали их скотчем и бросили. Меня волновало, сколько времени они провели без воды.
Я подошел к миссис Кельсон, потянулся была снять скотч с ее глаз и рта, и вдруг застыл.
От моего прыжка сорвало дверцу шкафа, и именно там я увидел бомбу.
Это была такая военная штуковина, нейлоновая сумка защитного цвета, открытая с одной стороны, так что металлическая часть выступала наружу, демонстрируя два утопленных зажима и два шнура, ведущих к стульям. Шнуры крепились под сиденьями клейкой лентой, прямо под коленками пленников.
А реле? Освободи я их и подними тела со студьев, что тогда – это замкнет цепь или разрушит ее?
Может, эти сволочи спустят механизм на расстоянии?
Нужно вызвать саперов!
Да. И те же гады нажмут кнопку, увидев, как подъезжают все эти машины. Была не была!
Я подхватил оба стула за спинки и прыгнул.
У меня болели руки, и я не смог удержать стул с Патриком, но мне удалось замедлить его падение, и вот наконец мы были на Пустыре.
Живые.
Проволока порвалась рядом с зажимами, – там видна была поцарапанная медь. Интересно все-таки, взорвалась ли бомба. Может, она была замедленного действия?
– Сначала я сорвал ленту у каждого со рта, чтобы выровнялось дыхание. Хуже дело обстояло со скотчем на глазах – опасаясь повредить веки, я пока оставил его. – Миссис Кельсон застонала.
Патрик зашевелился:
– Кто это? Что происходит?
Я не мог успокоить его, и только покачал головой. Оставив их в том же положении на стульях, я прыгнул вместе с обоими на тротуар у медицинского центра Святого Френсиса в Трентоне – недалеко от школы Эвэ. Кто-то закричал, я услышал шаги, но даже не обернулся и немедленно прыгнул на Евклид-авеню в Трентоне.
Дом не взорвался.
Я все еще слышал лай собаки на заднем дворе, и это было приятно.
– Оператор службы девять-один-один. Какого рода ваше происшествие?
– В подвале дома на Евклид-авеню находится мертвый человек и невзорвавшаяся бомба.
Я продиктовал адрес.
Чтобы позвонить в службу спасения, я воспользовался сотовым этих сволочей, и как только закончил разговор, телефон завибрировал. Я подумал, не перезванивает ли мне оператор.
Это был Кемп.
– Мы убьем ее брата и мать, ты прекрасно знаешь.
Он что, ждал, что я прямо сейчас к ним брошусь? Или они как-то установили, где находится телефон в данный момент?
– Так и поступите, – сказал я. – Они это заслужили.
Я быстро вернулся в подвал, прежде чем там появится взвод саперов. Вытер телефон и положил его рядом с телом мистера Кельсона. Уже собравшись прыгнуть, я заметил бейсбольную биту, стоявшую в углу. Она была какая-то нестандартная, видимо, остатки былой славы Детской лиги. Интересно, кому она принадлежала – Патрику или Эвэ?
Я посмотрел на тело.
– Вы не против, если я позаимствую?
Уже послышались звуки первых сирен, и я прыгнул.
Тринадцать
Концы с концами
Эвэ сидела за столом с банкой диетической колы и пузырьком пилюль. Я бросил биту и прыгнул через комнату, схватив склянку со стола.
Она моргнула и сказала бесцветным голосом:
– Да я не собиралась. Подумывала об этом, правда, подумывала.
Я бросил склянку через всю пещеру, и она пролетела в старую шахту.
– Зачем?! – спросил я. – Эти уроды уже достаточно нагадили. Хочешь помочь им в работе?
Она опустила глаза. И не подняла их больше.
Люби меня. Отведи меня обратно в кровать и люби меня. Сделай так, как будто всего этого не было никогда.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Мне очень жаль твоего от…
– Черт подери! Ты не мог соврать? Зачем ты мне назвал свое настоящее имя? Почему не соврал? Ты же столько врал!
Об этом я уже думал. Если бы я назвал выдуманное имя, ее отец был бы жив. Да, черт побери, я мог быть Полли МакЛендом, тем козлом. Я взял ее за локоть, чтобы поднять, и она попыталась меня ударить. Я автоматически сделал блок. Выходит, годы занятий карате не прошли даром. Не давай своей девушке бить тебя.
Что-то было не так.
Я усадил ее обратно на стул, и пока она барахталась, пытаясь обрести равновесие, обнял ее и прыгнул с ней на дорожку возле школы.
Согнувшись, она бросилась в сторону, потом огляделась.
– Что это, почему сюда? – Она удивленно таращилась в сторону школы.
Я показал на здание медицинского центра, на здоровенный красный крест с внутренней подсветкой на слове «Реанимация».
– Там твои брат и мама. Они в порядке – может быть, сильно обезвожены, но в остальном – ничего. – Я пожал плечами.
Злоба, ярость, испуг, смятение, горе – наконец ей удалось со всем этим справиться, отодвинуть подальше, но такое усилие оказалось чрезмерным. На протяжении: всего пути до больницы и дальше мне пришлось ее поддерживать.
Народу там было немного. К нам подошла медсестра с озабоченным лицом. Эвэ была не похожа на обычного посетителя – вела себя странно, шумно, неуемно.
Я усадил ее и обратился к сестре.
– Ее мать и брата только что доставили сюда. Может, вы помните, клейкая лента, кляпы, и все такое.
