Ознакомительная версия.
С досады он больно стукнул кулаком по подоконнику, захлопнул окно, повалился навзничь на кровать и стал ждать, стараясь отрешиться от неприятного шума за окном. Просто лежал и смотрел под потолок, на обои с медальонами. Постепенно их узор стал складываться в какие-то морды, одни – глуповатые, другие – очень требовательные и суровые. Они таращились со стен и немного раздражали. Тогда он закрыл глаза и стал думать об Эмили, как он её любит, и как будет ужасно, если их всё-таки разлучат… Даже интересно, чем он так насолил неведомому преступнику, что тот специально старается свалить вину именно на него?… Хотя, почему обязательно насолил? Просто в школе его воспринимают как чужака, все, включая убийцу. Со старыми коллегами у того могут быть прекрасные отношения: они любят его, он любит их, вот и не хочет подводить «своих». А новичка ему не жалко… Отсюда вывод: убийцу не стоит искать среди старших учеников. Любой из этих парней с куда большей охотой отправил бы на виселицу зловредного Хампти-Дампти или грозного физика, мистера Карлайла, чем их молодого и весьма снисходительного коллегу. Значит, ещё человек пятьдесят выходят из-под подозрения. И снова он не в их числе!..
В дверь постучали через час.
И ещё часа три, а может и все четыре – именно столько длился допрос – он пытался вдолбить в чугунную голову инспектора Поттинджера хоть что-то полезное.
Сначала долго доказывал собственную невиновность: десять раз подряд описывал, как провёл минувшее утро, излагал версию «свои – чужой», рассказывал о том, как пытался обеспечить себе алиби и называл имена свидетелей, объяснял, что не выкидывал лук из окна, что стрелять из него толком не умеет, поэтому даже если бы очень хотел, в рассыльного не попал бы, и что нужно быть полным идиотом, чтобы выкинуть орудие убийства под собственное окно, умнее было бы распилить на мелкие кусочки и спустить их в клозет, благо время позволяло.
Потом стало ясно, что сыщик для себя всё давно решил и даже не пытается взглянуть на вещи с другой позиции. Тогда Веттели захотел сделать полезное не себе, так хоть людям, и принялся объяснять, почему воспитанников следует исключить из числа подозреваемых и распустить по домам, как предлагал профессор Инджерсолл. Но вот какая странность: Поттинджер и тут не пожелал внять голосу разума! Казалось бы, есть у тебя главный подозреваемый, от других-то отстань! Нет, ни в какую! Ученики останутся в школе, и точка. Зато мистер Веттели отправится в участок.
Это на каком же, простите, основании? Где хоть одно прямое доказательство его вины? Лук? Его могли выбросить из любого другого окна, мало того, его могли подкинуть со стороны двора. Выстрел в глаз? Этим приёмом нередко пользуются опытные охотники, чтобы не портить своей добыче шкуру. Вдруг, это какой-нибудь гринторпский охотник-любитель спятил и перепутал детей с дичью? Черная мантия, замеченная Огастесом Гаффином? Добрые боги, да такая есть у каждого из учителей, они обязаны являться в ней на каждый урок! Что ещё? Всё? В таком случае, честь имеем кланяться! А если мистеру Поттинджеру угодно настаивать на его аресте – что ж. Оказывать сопротивление властям он, разумеется, не станет, но в самое ближайшее время напишет письмо отцу своего погибшего под Насандри однокурсника, состоящему в должности министру внутренних дел, и расскажет о том, какой произвол творит эльчестерская полиция, позволяя себе разбрасываться голословными обвинениями и сажать людей за решётку, не потрудившись доказать их вину.
Всё-таки ему удалось вывести эльчестерского сыщика из себя. Лицо Поттинджера побагровело, рот неприятно оскалился, он перегнулся через стол, схватил Веттели за грудки, рванул так, что затрещала ткань свитера, притянул к себе и прошипел прямо в лицо, обдав волной душного запаха изо рта:
– Можете быть свободны, мистер Веттели… ПОКА можете быть свободны. Даже не надейтесь, что вам удастся так легко отделаться! Никакой министр не поможет убийце уйти от виселицы. Рано или поздно, но я выведу вас на чистую воду, так и знайте!
– Вот когда вы это сделаете, тогда и поговорим. А сейчас оставьте в покое мой костюм, тем более, он казённый, – Веттели. стряхнул с себя его руки и брезгливо отстранился. – И, между прочим, вам стоило лучше учить юриспруденцию. Если убийца будет признан одержимым, как вы сами склонны предполагать, его ждёт не виселица, а всего лишь обряд экзорцизм, – эту ценную информацию он сам только накануне почерпнул в юридическом справочнике, случайно попавшем в руки. – Носитель не несёт уголовной ответственности за деяния овладевшего им духа.
…Ему удалось сохранить хладнокровие до самой последней минуты допроса, но оказавшись в коридоре, он почувствовал непреодолимое желание рвать и метать, и яростно шарахнул кулаком по ни в чём не повинной стене, обшитой старинными дубовыми панелями. Хорошо они не пострадали – вот вышел бы конфуз, если бы проломил! Но дерево выдержало, а сам Веттели – нет. Должно быть, в этот удар он вложил последние остатки своих сил. Голова вдруг закружилась, ноги стали как ватные, пришлось срочно присесть на ближайший подоконник. Наверное, выглядел он в тот момент совсем неважно, потому что дежуривший у двери констебль – не знакомый, гринторпский (у того нашлась своя работа – пропал без вести старый полковник Гримслоу, искали третий день с собаками), а приехавший с инспектором из Эльчестера, молча взял его под локоть и повёл. Веттели механически побрёл, куда направляли, мысли были заняты другим: в голове ещё звучал их с Поттинджером спор, запоздало рождались новые аргументы, да такие убедительные – ну, хоть обратно возвращайся!
Когда же он, наконец, опомнился, то обнаружил себя в кабинете профессора Саргасса, сидящим на кушетке с закатанным рукавом, а рядом уже угрожающе маячила тонкая блестящая игла, собиралась впиться в кожу.
– Ой, – сказал Веттели испуганно. – Мне кажется, это лишнее.
– Нет, – ответили ему уверенно, – это совсем не лишнее… вот и всё! Ватку прижмите. И ложитесь, вам надо поспать.
– Но я ещё на целых три урока могу успеть, – возразил он по велению совести, но не без тайной надежды, что от такого шага его отговорят. Вот ведь как забавно: оказавшись в роли учителя, он радовался несостоявшимся урокам гораздо больше, чем в пору собственного ученичества.
Надежда оправдалась.
– Ах, да какие уроки! – сердито сказали ему, погладив при этом по голове. – Вы же на ногах не стоите и похожи на привидение. Тем более, препарат со снотворным эффектом, даже до кабинета не дойдёте. Спите спокойно, начальству я сам всё объясню.
Койка в медицинском кабинете была узкой и жёсткой, но у доктора Саргасса в запасе имелись подушка и плед, так что спалось Веттели очень даже хорошо. И пробуждение было приятным – в ногах сидела Эмили, сосредоточенно листала потрепанный «Справочник практикующего врача».
– Проснулся? – она отложила чтение, и пожаловалась. – Ничего не нашла! Не представляю, что такое с тобой творится?
– А разве что-то со мной творится? – удивился он. – По-моему, ничего. Это я не сам, это Саргасс меня зачем-то усыпил.
– Усыпил – значит, было нужно, – ответила мисс Фессенден сурово. – Ну-ка, попробуй сесть. Только осторожно, без резких движений.
Веттели послушно попробовал – получилось прекрасно, как, собственно, и следовало ожидать.
– Теперь встань.
Встал.
Эмили смотрел на него подозрительно.
– Хорошо себя чувствуешь? Голова не кружится? Слабости нет?
– Да всё хорошо, – он уже начал тревожиться, не за себя, за Эмили: что-то она сама не своя. – А разве есть повод сомневаться?
– Есть, – ответила она мрачно. – У тебя температура тридцать один градус.
– Правда? По Магнусу? – живо заинтересовался Веттели, с некоторых пор у него стала пробуждаться склонность к естествознанию, похоже, бытие начало определять сознание. – А разве у живых такая бывает?
– Изредка случается, у замерзающих или покусанных вампиром, – ответила Эмили, глядя в сторону. – Но хорошо себя при этом никто не чувствует. Обычно уже начинается ступор.
– Наверное, термометр испортился, – догадался Веттели, ступора у него определённо не начиналось.
– Мы с Саргассом сначала тоже так подумали. Но не могли же все пять наших термометров испортиться одновременно, причём исключительно на тебе?
– Нет, – признал он, после минутного раздумья, – не могли. Но вампир меня точно не кусал, не сомневайся. Поттинджер всю душу вытряс – это было… Слу-ушай! А может, это какой-то особый род вампиризма? Когда не кровь пьют, а что-то вроде жизненной силы? Мне после его допросов так скверно становится! Но теперь уже всё прошло, правда.
Эмили с сомнением покачала головой.
– Ох, не знаю, не знаю. Никогда ни о чём подобном не слышала, надо будет спросить у Агаты. Ты как, дойдёшь до своей комнаты?
– Даже не сомневайся, – рассмеялся Веттели, убеждённый, что это далеко не предел его возможностей. – Но знаешь, я хочу есть. Который теперь час? – за окнами, вроде бы, сгущались сумерки, но может это наоборот был рассвет?
Ознакомительная версия.
