Ознакомительная версия.
Спец остановился, несколько раз глубоко вздохнул, стряхивая оцепенение. Там впереди притаился хищник. Его надо поймать, убить или хотя бы дать проявить себя. Показать свой истинный оскал. Сейчас он охотник, а во время охоты на хищников нельзя ощущать себя жертвой, иначе ею станешь. Обязательно, без вариантов. Хищник не должен чувствовать страха охотника, он должен ощущать лишь уверенность более сильного зверя, тогда он может дрогнуть и совершить ошибку.
Да, он не знал своего противника. Не видел того, кто прячется во мраке, но понимал, что схватка неизбежна. Предчувствие боя теплой волной разлилось по телу, приводя в порядок нервы, распределяя силы. Чувства обострились до предела, степень риска не давала возможности ошибиться.
Спец медленно и очень осторожно приблизился к границе освещенной зоны. Серый силуэт качнулся и двинулся навстречу. В его движениях проскальзывало что-то осторожное, пластичное, совсем не похожее на походку прежнего Боцмана, но в то же время вполне узнаваемое. Очертания стали четче. В отблесках огня можно было разглядеть знакомую темно-зеленую «горку», расстегнутую до середины груди, тельняшку в бурых пятнах, просторные брюки с вместительными карманами, стоптанные берцы. Однако лица видно не было.
– Ты кто?
– Ты забыл, Гена, я – Боцман. Ты меня сегодня убил.
– Зачем пришел?
– За тобой. И за ними. Я бы взял только своих, если отпустишь, конечно.
– Да ну?
– А ты их спроси. Может, они со мной лучше пойдут.
– Так сам и спроси. Выйди на свет и спроси. Я без оружия, как ты и просил. Я не опасен.
– Ишь ты, какой прыткий! У тебя на бедре пушка, ты опять меня захочешь убить.
– Почему опять?
– Потому что ты меня уже убил. – Фигура залилась хриплым смехом, в котором послышалось шипение змеи и карканье ворона. Боцман прикрыл глаза рукой и шагнул ближе. Сквозь растопыренные пальцы блеснул глаз, абсолютно белый, с крошечной вертикальной линией зрачка. – Мне надоело тебя слушать, Гена. Дай парням возможность самим определиться, с кем они хотят быть, а ты со своими головорезами оставайся здесь.
– Так ты утром приходи. Зачем им в ночь идти? Куда?
– Утром будет поздно. До утра ты не доживешь, Гена. К утру от тебя…
Договорить он не успел. Спец неожиданно прыгнул в сторону, ушел перекатом и включил фонарь, который прятал в рукаве. Яркий луч выхватил из мрака фигуру Дрона, который атаковал из-за спины. Поток света ударил ему в лицо, заставив затормозить и отшатнуться. Атака провалилась, Дрон промахнулся. Он вскрикнул, закрывая на миг глаза руками. Его мертвенно-бледное лицо исказила гримаса ненависти и злобы. Рот оскалился, обнажая острые желтые зубы. Вся правая сторона лица представляла собой кровавое месиво, как будто кто-то ударил огромным камнем или дубиной. Глаза не было – на его месте зиял черный провал. Торчащие надо лбом волосы слиплись то ли от пота и грязи, то ли от крови. Дрон зашипел и прыгнул вперед. Он еще прикрывал лицо рукой от света, поэтому не успел увидеть появившийся в руке Спеца пистолет. Грохнул выстрел. Пуля выбросила Дрона из светового луча, откинула назад, но он все равно ударил. Пусть не так, как задумывал, пусть не туда и не так сильно, но этого все равно хватило, чтобы Спец отлетел на пару метров назад. Фонарь ударился о камни, но прочный противоударный корпус не подвел. Длинный луч, метнувшийся в темноте, успел зацепить другую фигуру, которая, упав на четвереньки, по-звериному ловко убегала в тень. Гном и Малыш пустили вслед две коротких очереди. Похоже, безрезультатно. Пули защелкали по камням. В горах прокатилось раскатистое эхо, из темноты послышался вой, полный разочарования и обиды.
– Вы все равно сдохнете. Все! – донесся истерический вопль.
«Все, все, все…» – повторило эхо и затихло, растворившись в ночи.
– Что это было? Тренер? – настороженно спросил Малыш.
– Не знаю, – честно ответил Спец, ощупывая грудную клетку. – Очень похоже на Дрона, но не Дрон. Быстрый как понос. Я в него попал, в упор попал, а ему по барабану. Меня задел. Хорошо, скользячкой прошло, а то бы убил. Факт.
– Тренер, мне показалось – того, он труп. С такой дырой в башке не живут.
– Мне тоже. Кажется, я теперь знаю, кто Шныря и остальных убил. Ты знаешь, я начинаю верить в сказки вашего Паука. Желаю послушать поподробнее.
Он подошел к Гному, забрал свой автомат, надел разгрузку. Вытащил пару гранат и пристроил их в передние карманы.
– Хлопцы, – сказал он, – вы все видели. Надеюсь, ни у кого желания следовать за этими больше нет. Держимся вместе. Безальтернативно. Нам осталось-то часа четыре простоять. Только теперь все на стреме: они еще вернутся, обязательно вернутся. Чую. Причем скоро. Санек, Док, Морро – за дровами. Гном, Малыш прикрывают. Костры должны гореть ярко: они боятся света. Все, пошли, пошли.
Он немного замялся и сказал:
– Постойте. Они, похоже, трупы могут поднимать, поэтому взяли гранаты и повесили на грудь. Будут тащить – рвите кольцо. Пусть лучше разорвет, чем в такое превратиться. Теперь все. Пошли.
– Слушай, – сказал Бригадир, вытаскивая Рахмана из воды после испытания очередного колокола, – я все-таки очкую маленько. Ты точно сможешь сделать так, чтобы он не дышал без моей команды? Не то чтобы я совсем не верил. Я видел, что такое гипноз. Он работает, знаю, даже на себе испытал. Но одно дело фокусы на сцене, другое – жизнь. Да и не по-мужски как-то. Ощущения гадкие. Вроде обманываешь кого.
Бригадир в первый раз высказал свое беспокойство, неуверенность. Умом он понимал, что дороги назад уже нет, им придется рискнуть. И погружение Макса в гипнотический сон – наилучший выход из создавшегося положения, ибо фобия, прочно засевшая в сознании еще в раннем детстве, не позволит Максу проплыть и двадцати пяти метров, то есть до первого, как он полагал, кармана с воздухом. Поэтому Бригадир изначально с энтузиазмом воспринял предложение Рахмана, схватившись за него как за соломинку. Теперь же, по мере завершения подготовительной фазы и вплотную подойдя к стадии практической реализации замысла, он находил в нем все больше и больше недостатков, переводящих этот замысел из категории рискованных операций в категорию безбашенной авантюры. В голову постоянно лезли мысли о бренности бытия, превратностях судьбы, дружбе, ответственности и прочих философских сентенциях, не имеющих прямого отношения к предстоящему погружению. Мысль о том, что если уж суждено им сгинуть в этом провале, то он уйдет вместе с товарищами, успокаивала, но не сильно. Он понимал, что задний ход давать уже поздно, и боялся, хоть и не хотел себе в этом признаваться. Боялся больше не за себя, а за парней, которые ему доверились, и больше всего за Макса, который как на блюде вручил ему свою жизнь: «На, брат, неси. Я в тебя верю». А как нести, если сам себе до конца не веришь? А показать своего страха нельзя. Даже бояться нельзя, по крайней мере при Максе. Он сразу почувствует неуверенность – и тогда конец, его в воду и танком не затащишь. Оттого Бригадир и не заходил в пещеру, где работали Крот с Максом. Рахман категорически запретил им выходить, поскольку их там никто не видит, и чем дольше не будет видеть, тем лучше. Про себя с Бригадиром он сказал, что их оберегают нанесенные на грудь знаки, поэтому у воды будут работать они, и если кто хочет присоединиться, то пусть сначала выжжет у себя такой знак. На это Крот заявил, что местными красотами ему недосуг любоваться, что этого добра он много видел, что обвязку лучше делать при свете, а лучше него все равно никто не сделает, не говоря уже о необходимости ремонта масок дыхательных аппаратов. А Макс ничего не сказал. Он был воспитанным человеком, поэтому свое мнение оставил при себе, ибо других слов, кроме крайне неприличных, подобрать так и не сумел. Только швырнул частью купола в Рахмана, сопроводив это красноречивым жестом, и все.
– Успокойся, – произнес Рахман, выбираясь на берег. Он был до неприличия бодр и всем своим видом излучал уверенность. – Это очень хорошая идея. Во сне и в такой воде он и без дыхания минут пять продержится. Легко.
– А как я им управлять буду? Я под водой разговаривать не умею.
– Да и не надо разговаривать. Нажмешь на одно ухо – будет дышать, на другое – не будет. Покрутишь нос – проснется: все просто, как огурец.
– А как я ему на уши жать буду? Он же в маске будет?
– А зачем ему маска? Он все равно будет спать. Это тебе маска нужна. Ты с ним в одной сцепке пойдешь. За тобой я с двумя куполами.
– А Крот?
– Крот впереди.
– Нет, надо будет маску на Макса одеть. А вдруг он вздохнет.
– Не вздохнет.
– А вдруг? Инстинкты – они посильнее твоего гипноза будут.
– Хорошо, наденем на него маску. Только как ты снимать ее будешь в колоколе, а как потом наденешь? Там все равно вода будет.
– Верно… – Бригадир задумался, нахмурился. Потом его лицо просветлело от удачной мысли, и он продолжил: – Там у маски шланги есть. Мы их перекрываем зажимом, а когда надо будет дышать, просто я снимаю зажим и вытаскиваю шланг наружу. А можно на шланг поплавок прикрепить, чтобы на поверхности держался, тогда нам голову в колокол пихать не надо.
Ознакомительная версия.
