Ознакомительная версия.
Ученый не был уверен, что такое внимание ему по душе.
– Не беспокойтесь, профессор, – уловил его заминку Динку. – Вы здесь легенда. После стольких лет вы первый человек, установивший контакт с васпой и оставшийся после этого в живых.
– Вы в курсе всех событий, не так ли? – холодно осведомился Виктор.
Его правая рука сейчас находилась в гипсе, и крестообразный шрам на ладони был скрыт повязкой. Но это не мешало ученому чувствовать себя не в своей тарелке.
Он сам стал частью эксперимента, который давно уже вышел за рамки опытов «в пробирке».
– Так что насчет Королевы? – снова спросил ученый.
– Да. Королева… – задумчиво отозвался Динку, сворачивая в широкий и безлюдный коридор. – До сих пор я могу лишь предположить, откуда она взялась. Может, она тоже оказалась побочным продуктом генной инженерии. Или именно здесь проявила свою силу матушка-природа. На самом деле у меня нет никаких записей, подтверждающих ее происхождение. Зафиксирован только сам факт ее появления в Даре – более ста лет назад.
Как раз тогда впервые в северном фольклоре появились упоминания о васпах. К этому же периоду относились и археологические находки, и письменные источники. «Кладезь бездны» был открыт руками не ангела, но человека.
– Мы думаем, что образовалась связь между маткой и мужскими особями-солдатами, – сказал Динку. – Именно поэтому послушные рабы вдруг превратились в убийц своих собственных хозяев. По крайней мере, первый улей был построен аккурат на месте дарской военной базы. Тогда же вероятно и образовались касты. Первые солдаты стали гвардейцами Королевы. Последующие поколения – простыми солдатами.
– Вы рассказывали это ему? – спросил Виктор.
Динку удивленно приподнял брови.
– В этом нет необходимости, – беспечно отозвался он. – Вы ведь не станете разъяснять свою мотивацию дрозофиле, не так ли? – Он засмеялся, довольный шуткой, затем добавил: – Но теперь мы надеемся возобновить опыты и наконец-то взять ситуацию под контроль. А заодно разработаем для вас противоядие. Вы ведь этого хотите, не так ли?
Виктор молчал. Холодное чувство опасения начало расползаться вдоль позвоночника. Ему показалось, что все это уже было когда-то. История повторялась по спирали. Безрассудная игра в Бога, безответственность за сделанные открытия. Но зато он чувствовал себя ответственным. За все случившиеся убийства, за стертые с лица земли города, за своих коллег, позволивших создать настолько чудовищное, бесчеловечное подразделение, как Дар. «Чем же ты отличаешься от меня?» – вспомнился насмешливый вопрос Яна.
Виктор потер вновь заломившие виски.
– Я не смогу, – слабо проговорил он.
Твердая ладонь агента легла на его плечо.
– Сможете, – с уверенной холодностью сказал Динку. – Начинать всегда страшно. Но вы удивитесь, когда узнаете, на что способен ради науки настоящий профессионал.
…Сияние ламп ослепляет. Они похожи на скопление маленьких солнц, и жар растекается по всему телу. Гимнастерка становится липкой от пота и крови.
Кровь бьет тугой струей из глубокой раны в горле Харта, его глаза смотрят в упор. Но в них нет страха, только удивление: почему? разве я плохо заботился о тебе, мой маленький Ян?
Нож поворачивается, плашмя входя между ребер. У огнестрельного оружия есть свои преимущества, но ничто не сравнится с удовольствием физического контакта, когда расстояние между охотником и жертвой сокращается до величины лезвия.
Харт хватает ртом воздух. Глаза наливаются кровяной влагой. Руки сжимают Яна за локти, но он высвобождается и глубже загоняет лезвие. Оно идет рывками, туго, преодолевая сопротивление мышечной ткани. Живот Яна тоже становится горячим и влажным от чужой крови. Он молчит. И Харт молчит. Только горлом идет кровь и по телу проходят волны, похожие на прибой у дальних берегов эгерских фьордов. Когда-нибудь Ян побывает и там, и воды окрасятся темнеющей медью, а бриз насквозь пропахнет нагретым железом.
Яну не чуждо некоторое тщеславие, и власть опьяняет его не меньше, чем ощущение липкой влаги на собственной коже.
Он отбрасывает обмякшего, но все еще дергающегося Харта, как сбрасывал когда-то оболочку кокона. Тело заваливается на пол с сырым шлепком выпотрошенной рыбы, но умирает не сразу. Смертоносный механизм отлаживался годами непрекращающихся пыток и бойни, и сапоги еще некоторое время скользят по разлившимся на бетоне лужам. Потом изо рта выплескиваются темные сгустки. Налитые глаза стекленеют.
Прощай, наставник Харт, садист и палач. Ты умер быстрой и милостивой смертью. Теперь твоя тень обречена на долгие страдания в преисподней.
Ян молчит и только слегка улыбается помертвевшими губами. На душе становится легко. Так легко, будто густая тьма разом озаряется вспышкой новорожденного солнца. Тепло охватывает его за плечи, входит через глаза и разливается по артериям кипящей лавой.
Она так горяча и ее так много, что тело не может справиться с переполнившим его бременем и раскрывается, подобно распустившемуся бутону цветка. Ян видит, как отслаивается его плоть, сползает с груди вместе с тканью гимнастерки. Кожа чувствует прикосновение металла. И, распахивая глаза, Ян понимает, что это пришли за ним преторианцы, чтобы покарать за совершенное убийство. Но не противится этому. Ведь это справедливо и правильно.
Потом огненная лава начинает вытекать из него волнами, сгущается и жирными каплями падает вниз, в трепещущую тьму. Солнца вспыхивают в его мозгу с каждым щелчком ломающихся костей. И этот все нарастающий жар медведем наваливается на него и лижет пламенным шершавым языком прямо в лицо. Тогда боль становится такой нестерпимой, что мир просто перестает существовать. Внутреннее солнце, пылающее позади его глаз, гаснет.
А затем, спустя целую вечность, вспыхивает снова.
Но несет в себе не могущество, а слабость. Не обновление, а боль.
Ян едва сдерживает крик, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Уцелевшее глазное яблоко пульсирует, словно в него воткнули раскаленный прут. И хотя стены каземата еще расплываются радужными пятнами, он видит перед собой аккуратно сложенный медно-красный преторианский китель. И знает, что это приготовлено для него. Мягкое северное сияние вспыхивает над погонами и застежками мундира. На поясе висит длинный прут стека – символ высшей власти.
Ян хочет смеяться, но губы его стиснуты плотно. Только кадык ходуном ходит в тощем горле. И чей-то шепот, похожий на шелест листьев, проникает прямо в его мозг:
– Смотри…
Он поднимает взгляд, и в его голове взрывается медная вспышка, превращающаяся в сверхновую. Ян невольно отшатывается назад и слепнет. Слезы текут по щекам, но он даже не может вытереть их и только сквозь мутную пелену завороженно смотрит на дарскую Королеву, богиню севера и солнца. Ее лучи не ласкают, а выжигают дотла.
Она наклоняется над ним. Ее поцелуй пахнет приторной сладостью и свежестью только что выпавшего снега.
Яд мгновенно ударяет в голову.
На секунду Яну становится дурно. Он отшатывается назад, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку. Горячий водоворот с чудовищной быстротой засасывает его в свою мерцающую глубину. Сердце останавливается, а потом начинает работать в удвоенном ритме, разнося по сосудам восхитительную и смертоносную смесь.
Ее поцелуи избавили от всех печалей и страхов…
…Сознание было еще одурманено наркотиками, но глубоко в мозгу, перекрывая все мысли и ощущения, продолжал отщелкивать секунды неумолимый таймер, потому что время теперь играло против него. Запертый в каменной коробке, в темноте и тишине, Ян сидел на жесткой постели, уставившись в одну точку, не обращая внимания на окрики и насмешки, не различая ни голосов, ни лиц.
Он вслушивался в пустоту вокруг себя, и иногда ему казалось, что он слышит шепчущий голос, похожий на атмосферные помехи в радиоприемнике или на тоскливый шелест листьев в осеннюю ночь.
Единственное существо, которое любило его. Заботилось о нем. И которое он предал.
Если бы не препараты, которыми Яна накачивали ежедневно, он испытал бы даже что-то вроде сожаления.
– Вы его на чем-то держите?
Голос доносился издалека и казался знакомым.
– Разумеется, – прозвучал ответ. – Мы ведь не хотим лишних проблем.
Ян разлепил ресницы и с трудом сфокусировал взгляд.
Ему были знакомы люди, стоящие по ту сторону матовой стены. Но Ян смотрел мимо них, потому что за их спинами, выплывая из бесцветной пустоты, раскрывался бутон живого огня.
– Ян?
Имя прозвучало откуда-то издалека, словно раскат медного колокола. В средостении нового солнца сворачивались электрические сполохи, похожие на тонких ленточных червей.
– Вы уверены, что он нас видит?
Человек, привезший Яна в Дербенд, взволнованно всматривался через стекло. От Тория пахло тревогой и лекарствами. Правая рука покоилась на перевязи.
Ознакомительная версия.
