Ознакомительная версия.
– Так, может, его и не было вовсе, а боярин просто царя обманывал, – протянул один из мужиков.
– Как можно так думать о боярах? Они же завсегда о народе радеют! – притворно изумился Яшка. – Шуба божился, что город исчез по проискам темных сил: мол, достали-таки злодеи, извели город.
– А царь что?
– Царь, конечно, поверил, это же не холоп какой говорил, а сам боярин, – пояснил Яшка. – Велел только укоротить слегка боярина, но не сильно, на одну голову всего. За то, что не распознал сразу темные силы.
Мужики посмеялись от души над Яшкиной историей.
– Это даже не байка, – добавил самый старый из них, уже весь седой, – это при царе Василии было, мне дед то же рассказывал.
– А ты говоришь, города не пропадают! – в шутку возмутился Яшка. – У наших бояр всякое бывает.
– Бывает, государство пропадает, – грустно ответил мужик, которого Яшка определил как главного. – Была великая Русь, а стали какие-то Тридевятые царства, а то и вовсе Кощеевы.
– Как под Кощеем-то живется? – поинтересовался Яков. – Не обижает?
– Да мы его, почитай, и не видим вовсе, – живо ответил седой. – Сидит себе в своем замке да не вылезает оттуда. Нас не трогает, ну и мы его тоже.
– Это точно не тот город, который мы ищем? – озабоченно произнесла кикимора. Мужики ее не видели и не слышали – этому трюку она научилась совсем недавно, когда Яков во время очередного задания от хозяина тайного двора изловил взрослых кикимор, что крали детей у селян. Они-то и обучили его напарницу некоторым трюкам, которым обычные кикиморы учатся еще в детстве.
– Да какой это город, – бросил Яшка в сторону, – деревня деревней.
Яшка не стал бы тем, кем он был, не умей он замечать детали и мелочи. Вот и сейчас он уловил, что при слове «город» все мужики напряглись – буквально на мгновение, но и этого хватило, чтобы понять: что-то тут скрывают.
– Город тут, – ответила кикимора обиженно. – Слепой ты, что ли, или думаешь, я город от деревни не отличаю?
– Он увидел, – произнес вдруг старший и поднялся, за ним остальные мужики. От недавних благодушных крестьян не осталось и следа: на него смотрели серьезные люди, в глазах их сквозила сталь. Яшка хорошо чувствовал людей и понял, что от этих он не уйдет. Как бы ловок он ни был, а тут настоящие волкодавы. И как хорошо запутывали – даже у него ничего не ойкнуло, не зазвенело нигде. Обычные рыбаки, вышедшие праздно поболтать на солнышке…
– Беги к Полкану! – только и успел крикнуть Яшка, как его уже скрутили и повалили на землю.
– Как он увидел-то? – раздался над ним голос. Яков узнал главного. – Ты же уверял, что отвод глаз надежен.
– Ничего он не видел и сейчас не видит, – оправдывался голос старика. – Тут не иначе с ним нечисть какая-то невидимая, на нечисть отвода глаз нету.
– Поймать нечисть, – распоряжался главный. – Вещих зовите, за Гамаюном пошлите.
Вокруг шумели, топали. Яшка лежал, прижатый к земле, и не мог пошевелиться. Теперь надежда была только на кикимору. «Но как ловко провели, – еще раз отметил Яков, – ничем не настораживали».
К Якову склонился мужик, что был главным.
– Раз Полкана крикнул, стало быть, ты из Киева, с тайного двора, – сказал он спокойным тоном, пристально глядя на Якова. Возражать смысла не было. – А раз так, ты уж не обессудь – отпустить мы тебя теперь никак не можем.
Кикимора бежала что есть духу, постоянно оглядываясь назад, нет ли погони. Маленькие ножки мелькали быстро, однако скоростью из-за маленького роста кикиморы не славились. Дышать становилось все труднее, и кикимора остановилась отдышаться, привалившись к березе. Она шумно вдыхала воздух, когда ее взгляд упал на землю: прямо возле нее по лесной поляне расхаживала пестрая курица. Она спокойно ковырялась в земле, выискивая что-то, и не смотрела по сторонам.
Кикимора потянулась было к курочке, но тут же одернула себя – что за курица такая в лесу, да еще в такой момент? Подозрительно это.
Курица взмахнула крыльями, и все ее перышки засверкали на солнышке сотнями маленьких солнц. Они так и манили к себе.
– Нет, нет, нет, – забормотала кикимора, хлестнув себя по мордочке лапкой, – Яша ждет, надо боярину сообщить, не время сейчас…
Навстречу курице из-за дерева вышел петух. Был он огромным и огненно-рыжим, перья его переливались золотом и всеми цветами радуги. Петух неспешно ходил рядом с курицей, тихо кудахтая; наконец наклонился поклевать что-то. Его длинный хвост расправился, и прекрасные перья сверкнули снова во всей своей красе.
– Что же вы со мной делаете, окаянные! – взвыла кикимора.
Черный замок возвышался над окрестными землями внушительной громадой. Глубокий ров, высокий вал и стены в десяток человеческих ростов. Массивные башни уходили, казалось, прямо в небо. Замок выглядел абсолютно неприступным. Кощей тяжело вздохнул: он сам руководил постройкой этого замка и сам же старался, чтобы замок было невозможно взять.
«Зато я знаю его слабые места», – угрюмо подумал Кощей. Слабое место в замке было только одно: отхожее место в башне самого Кощея плохо прогревалось в мороз.
Кощей бросил взгляд на свое войско. Упыри и варколаки равнодушно смотрели на поднятый мост и вьющееся над замком знамя с лесным волком. Кощей отлично знал это знамя, и этот ход войска берендеев в изгнании он заранее не просчитал. Он страшно злился на себя, но кто мог подумать, что берендеи, десятилетия безвылазно сидевшие в шамаханской пустыне, вдруг не только соберутся так быстро, но и преодолеют столь большой путь за такое короткое время. Даже на сбор необходимых припасов они должны были потратить не меньше недели. А скорость перехода? Они что, на конях весь путь прошли без остановок? Тем не менее стяг с лесным волком реял над его замком, а на стенах стояли воины-берендеи в полном боевом облачении. А ведь кольнуло что-то в сердце, когда в Тридесятом царстве все прошло слишком просто – уж больно легко купцы новгородские отдали ему Жар-птицу, Кощей ожидал куда большего сопротивления. Взгляд его упал на Жар-птицу в клетке: она сидела нахохлившись и грустно смотрела на Кощея, от перьев ее исходил красивый золотой свет.
Жар-птица была важным элементом плана, да что в ней теперь толку, если звездный металл спрятан в подвалах замка, а в замке – войско берендеев? Это же надо так ошибиться – непростительно для воеводы его уровня и опыта. А ведь, казалось, все и всех учел.
Кощей снова кинул взгляд на своих упырей и варколаков, болотников да леших. «Даже поговорить не с кем», – с грустью подумал он.
– Попробуем договориться, – произнес Кощей печально вслух. – Хоть и малы шансы, а вдруг?
Кощей выехал на половину моста в одиночестве. Фигура в сияющих доспехах, отделанных серебром, смотрелась внушительно, серый конь под ним стоял спокойно. Кощей всегда предпочитал серых лошадей, он и сам не знал почему. Цвет серебра был ему всегда милей сияния золота. Кощей давно облысел, борода и усы у него не росли, поэтому его лицо многие сочли бы зловещим. Его никогда не любили: что бы он ни делал – он вызывал у людей только страх и неприязнь. Даже когда он во главе русского войска гнал орду степняков – и то его встречали в лучшем случае вежливыми улыбками, а вся слава и любовь доставались Финисту – Ясному Соколу – вот уж кто умел вызывать симпатию и радость. А ведь без него, Кощея, ставшего воеводой, все восстание Финиста закончилось бы в первый месяц – степняки бы просто разгромили его войско. Лишь железная воля Кощея смогла удержать тогда князей и воевод в одной упряжке, сделать их единой армией. И как они его отблагодарили? Вначале бросили одного против рассвирепевшего воинства кочевников, желающих отомстить за былые поражения, а потом, когда он вопреки всем ожиданиям смог победить, пошли на него походом. «Вот только Горыныча они не ожидали встретить», – усмехнулся про себя Кощей и бросил взгляд на змея. Горыныч стоял в стороне, равнодушно глядя перед собой, все три его головы, замерев, смотрели в одну точку.
«Прости, дружище, – подумал Кощей грустно, – ты славно служил мне при жизни, послужи и теперь».
Когда Змей Горыныч начал болеть и чахнуть, Кощей понял: то, что хранило его все эти годы, – не вечно, змей был уже стар и долго не протянул бы. Тогда-то и возник неприступный Черный замок: Кощей давал себе не больше года после смерти змея, кто-то обязательно должен был явиться. Тогда-то, когда он стоял над телом мертвого змея, полный горестных дум, и родилась мысль: если из мертвого человека можно сделать упыря или варколака, возможно, и из змея что-то получится? По счастью, оживление сработало. Пусть новый упырозмей или вурдалазмей и не летал, и утратил способность дышать огнем, но он все так же пугал остальных – просто тем, что он был, а также той грозной славой, что у него когда-то была. К сожалению, против замка это не поможет, хотя, возможно, им еще удастся напугать берендеев. Черная гора рождала только одного змея зараз, и сразу после смерти своего Горыныча Кощей поспешил к горе. Его упыри излазили все пещеры, но нового змееныша не нашли: то ли новый змей не родился, пока старый существует, пусть даже в таком, не совсем живом состоянии, то ли Кощея кто-то опередил. Последнее ему не нравилось особо, а все же сбрасывать со счетов возможное существование нового Горыныча было нельзя. Как раз сейчас змей должен был войти в пору юности и стать грозным оружием. Впрочем, пока новый Горыныч, если такой и был, никак себя не проявлял.
Ознакомительная версия.
